– Надеюсь, у нас пока есть электричество, – сказал Пол.
– Выключатель, – ответила Кириона, – большой выключатель вон там, на стене. Должен работать, если там снизу ничего не разбили.
Пол дернул ручку, на которую она указала. Небольшой стеклянный шар над ней загорелся тусклым болезненно-красным светом. Послышался тяжелый механический скрежет, пол вздрогнул, и каменный пол начал подниматься вокруг решетки. Кровь стекала с края и капала вниз, несколько капель упали на металлическую плитку. Пол поднимался все выше и выше, пока не закрыл пятно яркого света и они не остались во тьме, которую нарушала только краснота контрольной лампочки. Дыхание старика участилось и стало прерывистым, где-то над их головами грохотали машины.
Послышался низкий жужжащий стон, и налетел порыв ледяного воздуха. Сначала Нона думала, что больше ничего уже не увидит, потом глаза более-менее приспособились.
– Пожалуйста, сэр, – терпеливо говорил Пол. Он присел рядом со стариком прямо в кровь. – Если вы перестанете пытаться меня ударить, я, по крайней мере, избавлю вас от боли.
– Маршал Крукс любит боль, – сказала Кириона, пристально глядя на красную лампочку.
– Сенешаль, дура, – пробормотал старик.
– А, поздравляю, я забыла, что Нонагесимус оставила тебя за главного. А где Агламена?
– Мертва, – ответил сенешаль.
Кириона замерла. Сенешаль захрипел от удовольствия при виде ее лица. Даже в темноте Нона все еще различала кое-что и, к собственному удивлению, сказала Кирионе:
– Он лжет.
– Мертва – насколько мне известно, – исправился он. – Она пошла вперед. К памятнику.
– Нав, поговори со мной, – сказала Пирра. – В Антиохии вы сражались с этими тварями. Долго?
– Хрен его знает, – сказала Кириона, думая о чем-то своем, – три, четыре месяца? Мы далеко не сразу поняли, что они вообще из себя представляют. Думали, это просто странная болезнь.
– А как долго они пробыли на Девятом? – спросила Пирра уже у сенешаля.
– Ночь. День, – прохрипел старик, – ты держишь Преподобную дочь, поэтому я должен ответить. Мы изолировали их. Заперли в кельях. Они рвутся наружу. Их прикосновение поглощает… они охотятся за юными.
– И не повезло же им, – сказала принцесса-труп вполголоса.
– Их тела искорежены, они не умеют пользоваться телами, – прохрипел Крукс, как будто Кириона ничего не сказала. – Кое-кто из них – просто ходячие мертвецы. Они послабее. Сестры Лакриморта и Айсаморта в некотором смысле владеют этим искусством. Конструкты… конструкты в безопасности. Им нужна плоть, а не кости.
– Сколько таких? – спросил Пол.
– Слишком много.
– Могу ли я узнать, что такое «слишком много» в численном выражении?
– Более двухсот. Не меньше сорока лежат мертвыми на дне, куда их столкнули в первый же час. Больше мы ничего не могли сделать для защиты ярусов. Еще больше погибло… Маршал подсчитала, что мы потеряли уже целую сотню. И, – кисло добавил старик, – те семеро наверху полегли от моего клинка и клинка соплячки.
– Они уже были мертвы, – прервала его Кириона, – мертвые двигаются по-другому. Ты понимаешь, что скинутые вниз, наверное, тоже снова встали?
– Можно ли вылечить живых? – спросил Пол.
– Не-а, – ответила принцесса, – это одержимость духами. Если ты правда хорош, то можно защитить еще нетронутых людей, а этих остается только изрубить на куски и сжечь. Таково лекарство. Гражданские, эдемиты, граждане Домов – разницы нет.
Металлический ящик потряс еще один сильный толчок. Сенешаль хмыкнул. Нона поняла, что они больше не движутся вниз. Дверь открылась навстречу куче других клеток, это походило на самый странный зоопарк в мире. Нона никогда не видела таких странных машин, они совсем не походили на нормальные машины дома. Огромные сооружения за железными решетками, как будто кто-то боялся, что они вырвутся наружу, громко гудели. С прутьев решеток свисали длинные ленты из черной ткани, такой древней, потертой и хрупкой, что казалось, она распадется, если на нее подышать.
– Что случилось с этим местом? – прошептала Пирра, но, к счастью, ее услышала только Нона.
Умирающий старик прохрипел:
– Мы забаррикадировались за Анастасиевым монументом. Здесь остались сестра Канаса и дьякон Давит. Почему они бросили свой пост?
– Господи, сестра Канаса еще жива? – испугалась Кириона. – Она присматривала за мной на костяном дежурстве. Если вы используете сестру Канасу в качестве последней линии защиты, насколько плохи на… ваши дела?
– У сестры Канасы, зловредная ты дурочка, окровавленная ты слизь, есть то, чего тебе всегда не хватало, – пробулькал Крукс, – вера и преданность.
– Возможно, но зато у меня есть то, чего всегда не хватало сестре Канасе. У меня колени работают.
Старик проигнорировал это.
– Здесь никого не тронули. Никого не взяли. Канаса и Давит должны быть живы. Это безопасное место, сюда еще никогда никто не прорывался, – добавил он с таким видом, как будто полагал неприятную толпу перед собой захватчиками.
– Ну, кельи по главной артерии должны выдержать, – сказала Пирра, – там длинный коридор с взрывозащитными дверями по обеим сторонам.
Это разозлило Крукса:
– Кто ты, незнакомец, кому ведомы тайны Анастасиевого монумента?
– Я бывала тут до монумента, – рассеянно пояснила Пирра, – детскую красила. В мятный цвет. Слушай, если твоих стражей тут нет, значит, они отступили за ту хрень, которую вы выстроили. Пора идти. Как мы планируем двигаться?
Пол уже подошел к окровавленному лежащему старику. Под огромным древним телом легкое маленькое тело Камиллы Гект согнулось вдвое, но, к удивлению Ноны, Пол легко нес старика, как будто он был размером с Нону или вообще с Кевина.
– Это позорит Девятый дом, – взвыл старик.
– Его уже не опозорить, – возразила принцесса.
– Двигаться мы так можем, – сказал Пол, – но вот сражаться я уже не смогу.
– Нав, давай вперед, я прикрою зад, – сказала Пирра, труп принцессы отозвался: «Хорошо» – и Нона громко рассмеялась. Она чувствовала себя как будто пьяной.
Услышав смех, старик посмотрел на нее с откровенным смятением и упреком, а потом лицо сделалось замкнутым, перестало выражать ужас и трепет и выражение его сильно изменилось. Старческие пятна на коже и глубоко запавшие мрачные глаза делали его похожим на маску скелета. Нона отвела взгляд и обнаружила, что принцесса тоже странно на нее смотрит.
– Ну раз ты смеешься над шутками про задницу, все не так плохо. – Пирра прижала ее к себе.
Нона не хотела говорить ей, что в ее теле происходит что-то ужасное с того мгновения, как у нее заболели рука и сердце. Она плотнее прижалась к Пирре, чтобы согреться, потому что совсем окоченела, и поцарапала руку об молнию куртки. Она долго тупо смотрела на красную ссадину и маленькие лоскутки ободранной кожи. Принцесса-труп держала перед собой фонарь, пока они долго шли по ледяному туннелю – яркий белый свет отблескивал на необработанном камне и на очень старых металлических украшениях. Нона боялась этих украшений до смерти, а потом поняла, что это кости, вклеенные в камень. Это было ужасно.
Крик эхом прокатился по туннелю, и все вздрогнули, но все же дошли до конца. Выход из туннеля перекрывала белая решетка. Когда свет в конце туннеля столкнулся со светом фонаря, Нона разглядела, что то, что она приняла за крашенный в белый металл, на самом деле было свежей, слегка розоватой костью, покрасневшей с обоих концов, где она врастала в стену. Из-за костей выглядывала кучка стариков в черном. Испуганные лица были закрыты нарисованными масками: белые черепа на черном фоне.
– Стоять, – велел кто-то дрожащим голосом.
– Это я, – сказала принцесса. – А где Агламена?
За решеткой показалось самое асимметричное существо, которое Нона встречала за свою короткую жизнь. Послышалась лающая команда, и кости решетки раздвинулись, изогнувшись так, как никогда не изогнулись бы металлические прутья, обнажая внешний слой кости. Теперь Нона видела человека ясно. Ее лицо покрывали шрамы, до которых Табаско доросла бы годам к восьмидесяти-двумстам. Оно походило на свечу, которая горела несколько часов. Из этих наплывов плоти выглядывали зоркие надменные глаза.
Одна из ее ног ей не принадлежала (Нона заметила, как забавно она двигалась в бедре), но держалась женщина так же прямо и гордо, как Корона. В руках она держала копье черного металла длиной с нее саму. Наконечник ярко блестел на свету. Нона никак не могла отвести от него взгляд, у нее почему-то вспотели ладони и снова зачесалась шея.
Женщина рявкнула:
– Сенешалю нужна помощь. Ася, брат Климент, быстрее!
– Ты дура и сука и у тебя мозги протухли, Агламена. Лично я бы перед собой дверь не открыл, вдруг со мной что-то не так.
– Верно. Поставьте кого-нибудь с копьем на расстояние вытянутой руки и добейте его, если что-то случится. – И добавила себе под нос: – А если не случится, то тем более добейте.
– Да, маршал, – сказал один из людей в мантиях.
– Так точно, капитан Агламена, – сказал другой, в ржавых доспехах поверх мантии.
Крукс набросился на них так же, как на Пола, но, по крайней мере, Пола он больше не трогал.
– Канаса и Давит, – прорычал он, – покинули свой пост. Они попали в плен или сбежали, ушли другим путем, может быть, заблокированным, или…
– Успокойся. Сестра Канаса и дьякон Давит не из тех, кто покидает пост, – возразила старая солдатка, – я пошлю людей посмотреть. Здесь мы в безопасности, так что брось свои бредни, а то молодежь подумает, что ты совсем с ума сошел. Тайны и заговоры на каждом углу мерещатся.
– Овца, ведьма, сука старая, – разорялся Крукс, пока при помощи Пола протискивался в арку. Старая солдатка, которую звали Агламеной, с грустью посмотрела ему вслед.
– Для этого он уже слишком стар, – тихо сказала она, но затем встряхнулась. Критически оглядела Пирру, скользнула взглядом по Ноне, посмотрела на принцессу и снова вернулась к Ноне.
– Никогда раньше не видела столько монашек, – заметила принцесса-труп, которая явно была не в восторге от этого.