Вот, обожаю работать с профессионалами!
Все быстро, четко, по делу и никаких разночтений!
Пока заправлялись, грелись и готовились на взлет, народ уже восхищенно поохал на винтокрылых тяжеловозов, посвистел «середнячкам», что сбросили на них тысячу брошюрок и листовок и сейчас замер, предвкушая продолжение.
- Ну, тронулись! – Зиггерт вздохнул в свой микрофон и мы тронулись.
К нашему глобальному удивлению, вертолеты у нас, хоть и разные по производителю, но вот по окрасы оказались похожи, как братья.
Не то, чтобы «один-в-один», но красно-желто-черные пятна присутствовали в полной мере, не давая нам потеряться на фоне синего неба и белых облаков.
Переворот через кабину мы выполнили удивительно одновременно, синхронно добрались до границ своих «половинок», обменялись и пошли «грызть высоту» для следующего виража, чтобы снова оттанцевать с носа на хвост и уже хвостами вперед снова поменяться половинками.
Вот, после того как мы жопами вперед пролетели рядом друг с другом и началась полнейшая чехарда!
В Зиггерта словно шайтан вселился и он упорно начал играть в догонялки со смертельным исходом, то норовя сунуть мне в лопасти свои шасси, то рубануть своими лопастями по моему хвостовому винту.
Со стороны, представляю, выглядело потрясающе – догонялки, блин, со смертью и все такое, но в реальности…
Я честно попытался доораться до Зига, потом на всех хуях оттаскал «вышку», требуя убрать от меня этого психа, потом честно сказал, что иду на «ты» и снял ограничители.
Милевская игрушка словно этого и ждала!
Конечно, горючку она при этом кушала большой ложкой, но моему противнику – а иначе я уже Зига не воспринимал! – было хуже: у него вертолет со всех сторон гражданский и резервов по прочности, как у моей стрекозы, точно не было.
Так что…
Я закусил губу и пошел «на ты»!
Восторженный рев публики с земли было слышно даже у меня в кабине!
Конечно, повторять «мертвую петлю» я не собирался, но вот вращения и скольжения – это да, это я за милую душу!
Покачиваясь с боку на бок, я, в какое-то мгновение, вновь почувствовал себя за штурвалом «Крокодильчика» и, привычным движением, попытался стряхнуть на глаза забрало бортового вооружения.
Не получилось, конечно.
Пришлось почти укладывать свою машинку на бок, пропуская соперника по левому борту и разворачиваясь, чтобы усесться ему на хвост.
Еще мгновение и я, добавив газку, оказался над Зигом, демонстративно замерев в паре метров от его несущего винта.
По рации прилетел какой-то, почти звериный горловой рык и вертушка Зига пошла на посадку, а я, все еще словно сидящий в кресле пилота Ми-24, крутнулся на месте и рванул с высоты на толпу в боевом заходе!
Если пару минут назад я считал, что народ ревел, то, простите, я ошибался!
Реветь, орать, подпрыгивать и свистеть народ начал когда я пошел прямо на него!
Азарт, испуг, восторг – Н-да-а-а-а, теперь я понимаю, что же чувствуют артисты на сцене, когда весь зал живет одним только их дыханием!
Пройдя над головами, развернулся, поиграл-покачался и неторопливо поплыл в стороны своей посадочной площадки, где, отчего-то, толпился народ.
Ради интереса, перешел на «внутреннюю волну» и поинтересовался, отчего там кипишь?
Вместо ответа получил горсть междуметий и просьбу сесть как можно быстрее, ровнее и нежнее.
Ну, раз надо…
Усадив своего акробата точно в центр креста, заглушил двигатели, выбрался наружу и потопал к толпе о чем-то спорящих и размахивающих руками, людей.
- Это позор! – Визжала какая-то пожилая дамочка на дикой смеси английского и польского.
- Это – унижение! – Вторил ей какой-то толстожопый, обвисший по всем сторонам тела человек, но подлежащий половому пониманию.
- Мы требуем к себе уважения! – С пеной у рта прыгал прыщавый соплячок, при этом почему-то упорно тыкая в сторону моего вертолетика.
- Это – демонстрация силы и оскорбление всех погибших! – Какой-то старикан в форме без знаков различия потрясал своей тростью, но размахивать опасался.
- Что за шум? – Я толкнул Жору, сжимающего и разжимающего кулаки с таким видом, словно сейчас он плюнет на все приличия и кинется в толпу, раздавать оплеухи направо и налево.
И, кстати, правильно сделает, а то орущие уже стали надоедать.
- Ты есть – МОНСТР! – Появившийся откуда-то из толпы Зиг кинулся на меня с кулаками, но…
Схлопотал от Жоры прямо в челюсть.
Схлопотал четко, жестко, с хрустом, вылетом в толпу и потерей сознания.
И хорошо, что схлопотал от Жоры, пусть парню за жизнь помолится, потому как если бы стукнул я…
Толпа заткнулась.
- Ваш сраный пилот напал на меня в воздухе, многократно провоцировал ситуации, которые могли завершиться не только моей гибелью, но и еще одной катастрофой! – Я разозлился и напрямую «глушил» вампирской способностью, вгоняя толпу в состояние грогги. – А теперь он приперся сюда, а вы поддерживаете преступника?!
Меня взяла такая злость, что толпа не расходиться, она разбегаться начала!
Правда, хватило меня лишь секунд на двадцать, а потом я чуть со смеху не прослезился, наблюдая за тем, как мужественно улепетывают защитники «унылых и опездоленных», особенно тот внеполовой гражданин, теряющий свое говно из штанин!
- Макс… - Жора вежливо дождался, когда я отсмеюсь. – Они тут не из-за пилотирования были…
- Да похрену из-за чего они приперлись! – В сердцах бросил я, мотая головой. – Прости, завелся…
- Да, бывает, понимаю. – Жора внезапно улыбнулся. – Ну, ты выдал!
- Завелся… - Теперь уже с улыбкой сказал я, разводя руками. – Так, чего, говоришь, они приперлись? Чего им там не понравилось? Что их так оскорбило?
- Вот он! – Жора ткнул пальцем в мою вертушку, на борту которой широко улыбался Олимпийский Мишка…
Глава 21
Иногда я сам себя не понимаю…
Вот, сейчас у меня есть все – женщины, хорошая техника, связи, отличная еда и даже свободное время есть, но…
Мне чего-то отчаянно не хватает!
Нет, это не скука.
Это не глобальная зажранность любовью или предметами.
Этот голод еще хуже кровавого, он непонятней, он сводит с ума, выбешивает и заставляет кидаться на близких людей, обижая их, а то и вовсе – унижая!
Я стоял в очереди на границе с Казахстаном и любовался местами.
Еще часок неспешной очереди, еще денек неспешной езды и я буду там, куда меня зовет сердце.
Я залезу на скалу и буду ловить ветер!
Любоваться видами и, наверное, даже сделаю глоток-другой коньяка из своей любимой фляжки, так, чисто для запаха, хоть это и нельзя за рулем.
А потом я заселюсь в самую обычную гостиницу и пару недель проживу самым обычным человеком.
Скатаюсь к горам, то синим-синим, а то ослепительно зеленым!
И поваляюсь на траве, от души так, поваляюсь, чтобы развернулось что-то, что давным-давно свернулось и теперь лежит, возмущается и просится наружу!
И наемся нормального, горячего, свежесваренного мяса, с луком и жайма!
А вот кумыс я не хочу.
А вот чай – это да, на свежем воздухе, да из самовара!
Я сглотнул слюну и потянулся к бардачку, за «Сникерсом», сбить «хочушку».
А, ведь, если очередь и дальше так будет тянуться, в страну я въеду только ночью!
Нет, так-то спальник в моей «Ниве» теперь есть, запас еды, в принципе, тоже, на неделю, если не шиковать, но вот…
Это немного «не то».
Привычно сложив обертку в пакет, добавил туда пустую бутылку из-под минералки и здраво рассудив, вышел из машины, выбрасывать мусор, благо что контейнеры были в полусотне метров, заботливо освещаемые непонятно зачем включенными днем, фонарями.
Народ, тусующийся и пританцовывающий, пускающий к небесам клубы табачного дыма и этих новомодных парогенераторов, обсуждал что-то важное, типа очередного повышения цен на топливо или очередного президента, который столько всего наобещал, что его теперь и с собаками не найти, а взятые кредиты кому-то надо отдавать!
В общем, обычная болтовня уставших людей, страждущих попасть домой.
- Да они вообще уроды конченные! – Парень в нещадно помятом костюме истерично курил сигарету, зыркая по сторонам с таким видам, словно его лев выслеживает. – Опять въезд запретили! Утырки! А на что я жить должен?! У меня что, лишние деньги есть?! Вычморки! Совсем о своих гражданах, как о рабах…
Дальше произошло нечто такое, чего я точно не ожидал!
Один из парней, стоящих рядом со страдальцем, молча и с душой, развернулся на каблуках и зарядил «страдальцу» классическим, идеально исполненным уширо маваши гери, с треском ломающейся челюсти, вскриком боли и гробовой тишиной.
- Задолбал… - Парень резко выдохнул, сбрасывая напряжение. – Как же ты задолбал-то, ублюдок…
- Может, скорую вызвать? – Стоящая неподалеку от меня девушка обернулась к своему парню, в котором точно чувствовался оборотень, хотя девушка об этом ни сном, ни духом!
- Это же – Варфоломей Сяткин! – Оборотень было явно из наших, так что вполне себе на полном серьезе перекрестился! – Да чур меня, чур! Сдурела, Риток?! Его же в страну не пускают, чтобы кто грех на душу не взял! Он же восемь последних лет во всех организациях побывал! Его же даже «Гринпис» выгнал! А со сломанной челюстью, глядишь, хоть полгодика помолчит…
- Эдька! А вдруг помрет?
Словно в ответ на ее слова, вышеназванный Варфоломей прочухался, отполз от компании на жопном ходу, встал на подкашивающиеся ноги и дал стрекача в сторону демократического соседа, пытаясь одновременно держать челюсть и что-то угрожающе мычать.
- Видишь, скоты не дохнут! – Эдька проводил беглеца таким сожалеющим взглядом, что мне стало слегка не по себе.
- Эдька! Сволочь! Он же – человек! – Девушка ткнула своего парня в живот, но видно, что исключительно, чтобы за ней осталось последнее слово.
- Да это ж разве человек… - Эдька сжал кулаки. – Плесень, по сравнению с ним, человек. А он… Погань.