Я прикрыл глаза, вспоминая и, с одной стороны, покраснел от воспоминаний, чего именно в тот вечер вытворяли мои распаленные, блин, женушки, а с другой снова разозлился на Алекса…
- Господин… - Янка помахала мне от двери и демонстративно переложила свой тонюсенький телефон-звонилку в узенькую щель между грудок.
«Ну, в случае чего, хоть одна откликнется.»
Едва за дамами захлопнулась дверь, завернулся в тень и метнулся серым зайчиком в последний тайник, вскрытый нами два дня назад.
Судя по размерам и содержанию, этот тайник принадлежал самому старейшине, судя по дневниковым записям – редкому мудаку и нацику, но вот судя по наполнению тайника – мужику удивительно головастому и прозорливому.
Но твари – еще той.
Когда мне в его дневнике попадались записи, касающиеся Янки – волосы дыбом становились!
И ведь подонок не просто пользовался феечкой, он на нее завязал все тайники, «отнорки» и счета «ПСА», оставляя не второстепенные даже, а четырех-пяти степенные на откуп друзьям и самому клану.
После прочтенного – Янку хотелось обнять и защитить, хотя, судя по тому, что я видел, время от времени, защищать окружающих требовалось от нее.
Тайник Старейшины встретил меня тарахтящим дизельком-генератором и пасмурным вечером над Сеной, вечно грязной и вонючей, сколько бы власти города ее не чистили.
Да, этот тайник оказался трех этажным домом, одной из стен своих выходящим на «могучую французскую реку», которой никак не могли дать ума.
Открыв форточку, запустил кофеварку, протащенную в первый же день и, дождавшись первой порции, схватился за дневник.
Последний Старейшина настолько ратовал и радовался приходу фашистов во Францию, что это сквозило в каждой строке дневника, ровно до того момента, когда немчура отхватила по шапке в зимней компании.
Сорок второй и сорок третий год Старейшина писался кипятком от злобы, всей своей душой рвясь на восточный фронт, но так туда и не попадая.
Год сорок четвертый наглухо сломал Старейшину.
Он уже не собирался вооружать армию, не восхищался гением чудо-фюрера, а запасался.
Старейшина хапал все, до чего дотягивались его загребущие руки, так что придется понырять в Сене, отыскивая проход в котором его орлы и орлицы припарковали самую натуральную подводную лодку, уворованную у нациков, когда они отвернулись на обеденный перерыв.
Кстати, там же должно быть и еще что-то дорогущее – надеюсь не очередной ядерный заряд.
Ругаясь на лишние буквы, ругаясь на собственную тупость, шуршал страницами дневника, разбирая закорючки и хвостики.
Блин, можно было бы вынести дневник в гостиницу – цены бы этому факту не было, но Старейшина его зоговорил, что выйти с ним из комнаты было просто невозможно!
Вот и приходилось читать, где есть.
«13 января 1946 года.
Последние из лучших отплывают на соседний континент, оставляя эту страну погруженной в хаос коммунистов, в их святую веру в то, что людей можно сделать лучше. Мечтатели! Для то, чтобы сделать европейца лучше, его, как и еврея, нужно 50-т лет водить по пустыне, чтобы вымерло рабское его семя, чтобы сменились вонючие старцы, чья жизнь лишь в их головах ценнее голов окружающих.
Как француженки, еще вчера прогуливающиеся под ручку с немецкими офицерами, могут измениться? Они лишь поменяют кавалеров, что будут тратиться на их чулки и кружева, а они отрабатывать на спине, широко раздвинув ноги.
Что же, надо признать – Европа умерла. Умерла и воняет. И чтобы мы не делали для укрощения смрада, вонь эта въелась и не выветрится просто так.
Теперь только вернувшиеся смогут оценить степень смрада. И только коммунисты смогут смрад превратить в удобрения, а вот юсовия…
Для них мы навсегда останемся людьми второго сорта, которых можно презирать, которым можно лгать, у которых можно воровать – ведь мы для тех, кто когда-то сбежал на другой континент, отныне и впредь – жалкие клопы-вонючки…»
Я отложил дневник в сторону, «переваривая» прочитанное.
Старейшина был идейным нациком, это точно.
Но вот дураком – точно не был…
Глава 34
- Макс! Макс! Остановись! – Кройц поймал меня уже в последний момент, когда я навис над мелким полицейским, готовясь его…
Нет, не сожрать и не укусить – просто придавить, как маленького мышонка, что открыл сою поганую пасть на тощего, дворового кота!
- Нападение при исполнении… - Начал было вещать заученные фразы очередной пигмей от закона, но разглядев мои острые клыки – заткнулся и проглотил слюну, понимая, что от вечности его отделяет только крепкая рука Кройца.
Кстати, тоже совсем не выглядевшего добрым.
- Макс, пойдем отсюда! – Алекс вытащил меня наружу из собранного из говна и палок полицейского участка. – Они все равно ничего не скажут, Макс.
- Скажут. Просто – чуть попозже и все сразу. – Пообещал я, отойдя в тенек дерева. – А потом я…
- Макс! Это был несчастный случай!
Я посмотрел на Арбитра и повертел пальцем у виска, а потом…
- Алекс… Если твоя контора к этому имеет хоть отдаленное отношение, то ты лучше сейчас мне скажи. Сам. Сразу. Иначе… Я вырежу всех арбитров, вместе с их кошечками-собачками-хомячками. А рыбок обжарю и скормлю алкашам в первом же попавшемся баре!
- Макс! Это. Был. Несчастный. Случай! – Алекс чеканил слова, в надежде, что до моего затуманенного мозга дойдет их смысл.
Вот только он не доходил!
И не потому что я был в бешенстве, а потому что вся логика происходящего бунтовала и вопила, что на несчастный случай все случившееся не тянет!
Я вновь прислушался к своим ощущениям и, сдается мне, Кройцу мой вид реально не понравился.
А я…
А что я…
Ниточек-сознаний, связывающих меня с моими женщинами больше не было.
Из меня выдернули девять десятых меня, оставляя лишь «базовые настройки», которые орали и требовали мести.
- Макс!
- Не трогай меня сейчас, Алекс, пожалуйста! – Я повернулся к Арбитру спиной и по-детски, кулаком, вытер выступившие слезы.
- Макс… Мне правда, очень жаль… - Арбитр отошел от меня, давая момент на побыть одному.
- Алекс… Макс, мои соболезнования… - Фирра и Элька, сами еще пока не понимающие, что у них сегодня второй день рождения, подхватили мужа под локти и оттащили от меня, то ли чувствуя что-то, то ли понимая, что вот именно сейчас мне надо побыть одному.
«Спасибо вам, хорошие»! – Мысленно поблагодарил женщин я и вернулся в «Тень», где всегда есть право на ошибку.
Вот только сама Тень меня сейчас не очень жаловала – она, словно живая, но очень жестокая тетка, выбросила меня в гостиничном номере, где еще до сих пор были разбросаны вещи уехавших на экскурсию, моих женщин…
…- Полиция не дает пока комментариев, но не исключена возможность, что случившаяся с экскурсионным автобусом трагедия, на самом деле имеет под собой несколько иной смысл и причины. – Молодая девушка-блоггерка, то ли с Белоруссии, то ли Украины, выходила в эфир каждые 45 минут или час, освещая случившееся.
В какой-то степени мы с ней собратья по несчастью, хотя, ей намного хуже, но она держится и роет, роет, роет.
А я сижу в номере, за дверью которого стоят двое полицейских, не выпускающих меня наружу.
Совсем.
Мелкотравчатая гнида все-таки нажаловалась, что я ему угрожал и теперь, чтобы все замять, за мной приставили двух «наблюдателей».
- Уже сейчас понятно, что никакой речи о неисправности транспорта быть не может – перед выездом автобус прошел полную проверку, задокументированную и максимально внимательную, о чем есть свидетельства и персонала транспортной компании, и видео из бокса. – Девушка упрямо шмыгнула носом. – Водитель автобуса так же не вызывает подозрений – 45-ти летний житель местной деревни за рулем с 14 лет и ни единой аварии в его послужном списке не значится. Сейчас следствие отрабатывает варианты, что трагедия произошла по вине одного из пассажиров, либо по внешним причинам. Напомню – в автобусе, на момент трагедии находилось сорок девять человек, из них семнадцать детей, четверо мужчин, остальные женщины. Гостиничный автобус, выехавший на экскурсию вчера утром, был обнаружен на дне оврага, догорающим, около 12-ти часов дня, проезжающим мимо туристом из Америки, вызвавшим помощь и отважно спустившимся на помощь пассажирам. Сейчас Густав Съерк находится в больнице с ожогами, его жизни ничего не угрожает, но полиция не дает с ним встретиться, называя его одним из основных свидетелей. Это Римма и, мои дорогие подписчики, сейчас я не смогу ответить на ваши вопросы, потому что у меня слишком много своих, на которых нет ответов…
«Римма, солнышко, умничка!» - Я и вправду был готов расцеловать девушку при встрече, за полученную информацию. – «Спасибо тебе»!
Я прошел через номер в ванну и захлопнул за собой дверь.
Включил воду и зашуршал одеждой, словно собираясь занырнуть в ванну.
А сам…
«Тень» привычно обняла меня и выбросила в больничной палате, с плотно закрытыми жалюзи.
На постели дрых немолодой парень, иногда жалобно постанывая, когда забинтованные руки как-то не удачно двигались.
- Густав… - Тихонько позвал я мужчину по имени и радуясь, что вампирские способности вот именно сейчас работают именно так, как мне надо, скрывая все и оставляя человека на грани сна и яви, когда получить правдивый ответ намного проще, чем даже если ты используешь сыворотку правды!
- Ох, легаши, убирайтесь! – Густав явно был под обезболом, но… Мне так еще лучше.
- Я не легавый, Густав. – Я уселся на кресло, стоящее чуть сбоку т кровати. – В том автобусе было три моих женщины…
- Могу только сказать, что они не мучились. Никто из них не мучился. – Густав поежился. – Они сидели, где сидели. Никто с места не двинулся. Автобус словно плавно съехал со склона, но все были мертвы еще на дороге. Все-все-все, понимаешь? На всех сиденьях были… Они были такие спокойные, понимаешь?!