На второй день Фиона сказала по дороге домой:
— Я хотела еще раз попросить взаймы. Верну, как только мне заплатят.
— У тебя нет денег? — спросила Нора.
— Я думала на неделю съездить в Лондон, пока лето не кончилось, а потом начну работать. Многие из училища туда снова поехали, и мне придется где-то остановиться.
— В Лондон? Только на каникулы?
— Да.
Нора была готова сказать, что ни разу не была в Лондоне и тоже не прочь прокатиться, но осеклась.
— Сколько тебе нужно?
— Я надеялась на сто фунтов. Верну сразу, как получу чек. Девчонки говорят, что в этом году там все подешевело и в магазинах одежды, и на ярмарке. А мне нужно в чем-то ходить на работу, да и на выходных буду много где бывать. Мне без одежды никак.
Нора задумалась, не упрек ли это в ее адрес, но промолчала и сосредоточилась на дороге. Ей много чего хотелось сказать — например, что ей приходится ежедневно вставать и отправляться на работу, чтобы платить за Фиону, что на счету каждый пенни. Ее не утешало, что деньги вернутся, когда дочь получит чек. Ее угнетали пустые траты и расходы вообще.
Она хотела поговорить с Фионой в выходные, но так и не собралась с духом. В субботу утром, лежа в постели, Нора заключила, что лучше отказать Фионе, если тема снова всплывет, но днем решимость ее поостыла. Ей хотелось лишь одного — не затевать нового обсуждения, не рисовать себе, как Фиона транжирит в лондонских магазинах. Разговоры на эту тему, доводы дочери почему-то вызывали у нее гнев.
Днем было холодно, небо грозило дождем. Сидя с газетой у окна, Нора заметила Донала, который шел к дому с большой коробкой в руках. Она приучилась не донимать детей расспросами. В детстве, когда она приносила какую-нибудь посылку, мать обязательно спрашивала, что внутри, а если приходило письмо, мать живо интересовалась, от кого оно и что в нем за новости. Нору это неизменно раздражало, и она старалась не вмешиваться в дела детей.
Позднее, заглянув в дальнюю комнату, она увидела, что Айна и Донал стоят на коленях перед кучей фотографий возле той самой коробки.
— Донал снял беспорядки в Дерри и пожары в Белфасте, — пояснила Айна.
Донал был настолько погружен в изучение плодов своего творчества, что даже не поднял глаз.
— Но как же ему удалось? — спросила Нора.
— С экрана, — ответила Айна.
Фотографии были очень большие. Секунду на них посмотрев, Нора опустилась на колени — взглянуть поближе. Понять, что на них происходит, было трудно, хотя она различила пламя и бегущих людей. Все выглядело нечетко, почти размыто.
— Тут я передержал, — пробормотал Донал, словно говорил сам с собой. Она отметила, что заикания нет, и так обрадовалась, что решила вести себя осторожно и не критиковать.
— Проставь сзади даты, — посоветовала Айна, — даже если получатся разные.
— Я куплю в “Годфри” стикеры, — ответил Донал.
Нора на цыпочках ушла из комнаты в кухню. Интересно, видели ли эти снимки Маргарет и Джим. Она подумала о стоимости фотобумаги и времени, которое Донал провел в подаренной ими лаборатории.
Вечером они смотрели девятичасовые новости. Во время репортажа о событиях в Дерри и Белфасте даже Конор сидел тихо и выглядел мрачным. Нора за всю неделю не видела ни одного выпуска. Сейчас, когда люди в Белфасте бежали по улицам, спасаясь из горящих домов, картинка напомнила не то военный, не то послевоенный ролик, который она много лет назад видела в “Астор Синема”. Но это происходило сейчас и творилось поблизости.
— Как по-твоему, здесь будет то же самое? — спросила Фиона.
— Что? — не поняла Нора.
— Насилие, беспорядки.
— Надеюсь, что нет, — сказала она.
— А что будет с беженцами?
— Они хотят пересечь границу, — ответила Айна.
Донал расчехлил камеру и навел ее на экран.
В следующую субботу Нора пригласила на чай Джима, Маргарет, Уну и Шеймаса, чтобы отпраздновать окончание учебы Фионы и успехи Айны. В шесть часов семья уселась за стол, который раздвинули, как на Рождество. Шеймас сидел рядом с Конором и занимал его беседой, обсуждая футбольные правила. Нора заметила, что больше он почти ни с кем не общается, и сделала вывод, что Шеймас нервничает. Девочки приготовили салаты; еще было холодное мясо в кисло-сладком соусе, а также свежий черный хлеб, который Нора испекла сама.
— По-моему, это ужасно, — сказала она. — Я про тех бедолаг, что выкурили из собственных домов.
Все согласно кивнули, и на какое-то время воцарилось молчание.
— Я думаю, что наше правительство виновато не меньше британского, — заметила наконец Айна. — Мы же это допустили.
— Ну, я бы так далеко не заходил, — сказал Джим.
— Мы все эти годы ничего не делали.
— Наверно, отсюда очень трудно понять, что делать, — сказала Маргарет.
— Да мы же подавали протестантам сигнал за сигналом — творите, мол, что вам хочется, — ответила Айна. — В том смысле, что дискриминация во всем, включая джерримендеринг[45].
— Что такое джерримендеринг? — спросил Конор.
— Это такой способ нарезать избирательные участки, чтобы одни голоса значили меньше, чем другие, — объяснила Айна.
Конор явно не понял, но промолчал.
— Я помню, что доктор Девлин родом из Кукстауна[46], — подала голос Уна, — и он рассказывал мне, что католикам там было не устроиться на приличную работу. Даже докторам. Поэтому он и подался на юг.
— Им и сейчас не устроиться, — сказала Айна. — По мне, так нашему правительству пора вмешаться.
— Что же мы можем сделать? — спросила Уна.
— А армия на что? Кто помешает ей выдвинуться в Дерри? Всего несколько миль от границы.
— Да полно, — встрял Шеймас.
— Вряд ли это будет разумно, — сказал Джим.
— Какой уж тут разум, когда люди трясутся за жизнь? — возразила Айна.
— Ох, лично мне кажется, что нам нужно вести себя крайне осторожно, — сказала Маргарет.
— А людей пока пусть убивают?
— Да, дело дрянь, — кивнул Джим.
— Ну не умора? — спросила Айна. — Ирландская армия может отправиться на Кипр и в Конго, а в Дерри — помочь соотечественникам — ей, видите ли, нельзя.
Нора попыталась перехватить ее взгляд и намекнуть, что лучше оставить эту тему, но Айна на нее не смотрела. Она сверлила глазами дядю Джима.
— Не знаю, чем это кончится, — сказала Уна.
— Да ладно, все закончится довольно скоро, — ответил Шеймас.
— Ну, я бы так уверенно не судила, — заметила Маргарет. — Это и правда кошмар. Мы с Джимом видели вчерашние новости. Трудно поверить, что такое творится в родной стране.
Айна собралась что-то сказать, но промолчала. Несколько минут за столом было тихо.
— А Фиона едет в Лондон, — объявил Конор и огляделся в поисках одобрения.
— Конор! — прикрикнула Фиона.
Джим с Маргарет и Уна с Шеймасом посмотрели на Фиону. По ее реакции было ясно, что Конор не соврал.
— В Лондон, — мягко повторила Маргарет. — Это правда, Фиона?
— Я хотела в этом году еще раз съездить, пока не начала преподавать, а этот проныра, должно быть, подслушал.
— В Лондоне будет полно протестантов, — сказал Конор. — Они подожгут дом, выкурят тебя и погонят по улице.
— В Лондоне не н-настоящие протестанты, — подал голос Донал.
— Лондон очень хорош, — сказала Маргарет. — А где ты остановишься? Знаешь, у меня где-то записано название места, где мы жили. Это гостиница, где очень хорошо принимают ирландцев, маленький такой отель. А можешь остановиться там же, где была в прошлый раз.
— Из училища туда многие уехали на лето — подработать в отелях, и у всех есть жилье, — ответила Фиона.
— На несколько дней туда здорово скататься, — сказала Уна.
В битве за деньги Фиона так или иначе победила. По ходу обсуждения Лондона, тамошнего жилья и надобности держать ухо востро поездка Фионы оформилась в четкий план, а Джим с Маргарет и Уна с Шеймасом сошлись на том, что она заслужила ее после столь усердной учебы и пусть порадуется перед началом трудовой жизни.
В конце вечера Джим вручил Фионе и Айне конверты с банкнотами, а мальчикам дал по десять шиллингов. Прибирая позднее, Нора сказала Фионе, что по пути с работы завтра снимет со счета деньги и отвезет ее в Росслар.
— Здорово, — улыбнулась Фиона. — Я посмотрю, когда отходит паром.
Глава четырнадцатая
Нора смотрела в окно, за которым Филлис уверенно развернула автомобиль на маленьком пятачке. Она ее не ждала, но подумала, что если откроет дверь и выйдет на порог, то это будет дружеский и гостеприимный жест.
— Нет-нет, я не буду заходить, — сказала Филлис. — Терпеть не могу, когда врываются без предупреждения, и сама не собираюсь вламываться незваной.
— Я очень рада вас видеть, — ответила Нора.
— Я только хотела сообщить, что в Уэксфорде собирается хор и могут быть свободные места. Не знаю, что они планируют, но будет замечательно, а я знакома с регентом, и он очень хорош — по крайней мере, когда в радужном настроении, так что место я получаю автоматически. Я побеседовала с Лори О’Киф, и она говорит, что охотно вас подготовит, чтобы уже имелись наработки. Для прослушивания.
Нора кивнула. Она не хотела говорить, что Фиона и Айна уже побывали на уроке фортепиано у Лори О’Киф и после первого же занятия поклялись больше не возвращаться.
— Разве она не…
— Вполне, — подхватила Филлис. — Не для всех, доложу я вам. Но если ей понравиться, то она славная, а вы ей очень по душе.
— Она же меня не знает.
— Зато вас знает ее муж Билли — во всяком случае, он так сказал, и оба твердо пообещали сделать для вас все возможное. Не спрашивайте о деталях, но они буквально загорелись, когда я упомянула ваше имя.
— И что от меня требуется?
— Свяжитесь с ней, договоритесь о встрече, а потом просто спойте, пусть послушает. И можно будет разучить пару-тройку вещиц для Уэксфорда.