Поговорить с Джози пришли мальчики.
— Они уже выглядят гораздо лучше, — оценила Джози, когда они удалились. — Ты оказалась на высоте, это все признают.
— Да как сказать, — ответила Нора. — Донал, бывает, заикается просто ужасно.
— Но вид-то у него куда бодрее. Я же помню, какие вы были с Кэтрин и Уной после смерти отца, вам понадобилось гораздо больше времени, чтобы оправиться. В доме царило уныние, но дети быстро приходят в себя, и это чудесно.
— Не думаю, что они пришли в себя. Я вот так и не пришла, — сказала Нора. — Неважно, сколько тебе лет, все равно приучаешься держать все внутри. Я подумываю свозить Донала в Дублин к логопеду.
— Оставь его в покое до поры. Пусть побудет наедине с собой.
Нора вздохнула:
— Знать бы мне, что с ним делать.
— Я вот зачем пришла — сказать тебе, что вложила деньги, — сообщила Джози. — Пока немного, но все же. А на прошлой неделе получила дивиденд, решила потратиться на что-нибудь хорошее, необычное, и подумала: давай-ка съездим в конце лета в Испанию, когда все уляжется, ты хоть от всех отдохнешь.
— В Испанию? Ох, не знаю.
— Я говорила с Уной, и она готова присмотреть за мальчиками, так что тебе главное отпроситься у Гибни.
— Я работала полный день, когда они были загружены, но вряд ли мне положена прибавка к отпуску. На две недели я в любом случае поеду с мальчиками в Карракло или Росслар.
— Но ты подумаешь?
— Это очень щедро с твоей стороны.
— Отличный отпуск, много солнца, и плаваешь ты замечательно.
— Я никогда не летала. Однажды были с Морисом в Уэльсе, но добирались морем. У меня даже паспорта нет.
Проснувшись утром, Нора подумала, что не поедет. Придется слишком о многом договариваться, и ей будет тревожно в такой дали от мальчиков, которые до сих пор расстраиваются из-за всякой мелочи. Не прошло и недели, как она получила от Джози письмо с возможными датами. Она повременила с ответом и в итоге, договорившись с Гибни о дополнительных днях к отпуску вместо доплат за переработку, уже почти собралась написать Джози, что согласна поехать в испанский Сиджес на первые две недели сентября. Но пошла на попятный, решив, что лучше провести это время дома без надобности ежедневно ходить на работу, да и у мальчиков начнется учебный год.
Две последующие недели Джози, как узнала Нора, вела переговоры с Уной и Маргарет, прося их ее вразумить. Маргарет и самом деле завела разговор на эту тему, и Нора промолчала, но когда об отпуске заговорила Уна, ей захотелось попросить оставить ее в покое.
— О пользе отпуска в Испании говорят в телерекламе, — сказала она. — Я ни разу не видела живого доказательства.
— Просыпаешься и знаешь, что целый день будет солнце, — ответила Уна, — а море теплое, и готовить не надо, тебе все подадут.
— А перелет?
— Я всегда сплю в самолете, и ты, уверена, тоже заснешь.
Нора написала Джози, что поедет, но потом разорвала письмо. Вечерами бывало, ей и правда хотелось, а утром казалось, что слишком хлопотно. Только когда дальнейшее молчание означало бы грубость, Нора решила, что так или иначе напишет Джози — завтра же, на работе, и отправит письмо по дороге домой. Но, даже взявшись за дело, она не знала, что ответит, а когда изъявила согласие, продолжила сомневаться, что поступила правильно. Но на следующий день подала документы на паспорт.
Маргарет, Уна и даже Фиона периодически заговаривали о прелестях отпуска, Нора раздражалась, но понимала, что отменить ничего нельзя, поскольку Джози уже за все заплатила. Однажды в субботу, когда отпуск с мальчиками в Карракло закончился, она отправилась в Дублин и купила кое-какую легкую одежду для Испании, но когда Уна спросила, то так и не призналась в покупках. Фиона, похоже, поняла, что ей не хочется обсуждать поездку, и больше речь о ней не заводила. Джози прислала список необходимых вещей, и Нора чуть не ответила, что в состоянии сама позаботиться о своем багаже.
Но замкнутое пространство салона на нее не подействовало, и она повеселела, глядя, как Джози молится при взлете, посадке и болтанке. По прибытии ее больше всего удивили ночная жара и странное зловоние, как будто что-то гнило. В автобусе, по дороге из аэропорта, Джози принялась вздыхать и жаловаться, но Нора сочла дорогу почти умиротворяющей и гадала, каким выдастся утро.
Ночью, слушая, как храпит на соседней кровати Джози, она подумала, что вообще не заснет из-за жары и возбуждения. Утром же уснула на пляже, и разбудила ее Джози, которой хотелось поболтать. Поскольку Джози не умела плавать, Нора сообразила, что можно отделаться от нее, если пойти в море и как можно дольше оставаться в теплой воде. Всякий раз, стоило ей вернуться, Джози возобновляла беседу с места, на котором остановилась.
На пятый день, когда они шли с пляжа, Нора мысленно перебрала четыре бессонные отпускные ночи. Она раздраженно слушала рассказ Джози о священнике, который не пошел к умирающему, но в тот же день его заметили на футбольном матче. Размышление о ночах было для Норы одним из способов сосредоточиться и не улечься прямо на людной улице, или привалиться к стене магазина, или свернуться клубком на тротуаре, не заботясь о том, что еще светло и магазины открыты. На миг, по ходу рассказа Джози, она уловила отголосок ее ночного храпа — что-то среднее между тяжелым дыханием и бронхиальными хрипами.
Возможно, храп Джози объяснялся возрастом. Даже когда Нора включала ночник и осторожно переворачивала ее на бок, а то и решительно будила, Джози быстро засыпала опять. Нора ложилась в свою постель и ждала, и каждый раз все начиналось заново: храп нарастал и стихал, иногда обращаясь в серию надсадных хрипов, и длился до самого рассвета, когда в щель меж ставнями проникал утренний свет. Нора лежала обессиленная, негодующая, после четвертой ночи она с тоской осознала, что до конца испанских каникул предстоит провести в обществе тетушки еще десять дней.
Свернув на тенистую улицу, где находился их отель, Нора увидела гида Кэрол, входившую в магазин. До этого она полагала, что Кэрол отбыла обратно в Дублин, теперь ей стало любопытно — возможно, та и правда улетела, а после вернулась.
Если бы не усталость, она бы сразу подошла к Кэрол, но не успела оглянуться, как уже обнаружила себя в постели. Джози осталась сидеть в саду. Нора прикинула, есть ли смысл пожаловаться Кэрол на незадачу. Если Джози продолжит храпеть, то придется симулировать нездоровье в надежде пораньше улететь домой. И если сказать Кэрол правду, то, может, удастся что-то придумать. Нора догадывалась, что Кэрол лишь отмахнется, скажет, что слишком чуткий сон — это исключительно проблема Норы, что турфирме нет дела до храпа ее тетушки. Нора понимала, что дополнительный номер, если таковой и отыщется, обойдется намного дороже, чем заплатила Джози.
Нора наткнулась на Кэрол в вестибюле отеля, когда Джози была в баре.
— С вами все хорошо? — спросила Кэрол.
Нора не ответила.
— Я видела вас на улице.
— Не сплю по ночам, — ответила Нора.
— Из-за жары?
— Нет, жара мне нравится.
Кэрол кивнула ободряюще. Нора огляделась и прошептала:
— Тетя всю ночь храпит. В комнате словно включают ревун.
— А ей вы сказали?
— Пыталась. Вряд ли она понимает, на что это похоже. Я четыре ночи не сомкнула глаз и схожу с ума.
— Отдельных номеров у нас нет, — сказала Кэрол.
— Тогда забудьте, — ответила Нора. — Не о чем беспокоиться. Я просто не буду спать до отлета.
— Я глубоко вам сочувствую.
Тут Нора услышала тетушкин голос, переливы ее смеха. Джози направлялась к ним, пребывая в чрезвычайно приподнятом настроении.
— О, это вы, Кэрол! — вскричала она. — Хочу вам сказать, что номер у нас — лучше не придумаешь, я только что говорила мужчине у стойки, что даже не знаю, как уж мы привыкнем дома убирать постель и готовить. Но по жаре я скучать не буду. О, только не по жаре!
Нора глянула на нее холодно, заметила, как Кэрол рассматривает тетушку. На миг они встретились взглядами. На Джози было просторное платье цвета морской волны, в котором она казалась истинной горой, волосы растрепаны, лицо мокро от пота, улыбка до ушей.
— Выпейте с нами джина, — предложила она Кэрол. — А может, хотите водочки опрокинуть?
— Нет, спасибо. Мне правда нужно идти.
— Нора, я тебе уже заказала, на стойке ждет, — сказала Джози. — Ох уж эта жара!
Она зашаркала в бар. Нора кивнула Кэрол и пошла наверх в свой номер. Перед тем как присоединиться к тетушке в баре, она приняла холодный душ. Перспектива выпить джина каким-то образом придала ей сил, особенно если добавить каплю тоника, а потом поесть. Но после обеда, подумалось ей, она уломает тетушку оставить ее на несколько часов в номере одну и немного поспит, пока не началось очередное ночное бедствие.
Под конец обеда официантка Мерсе, подав десерт и подлив обеим белого вина, показала Норе на дверь. Она отвела ее по узкой скрипучей лестнице в цокольный этаж. Потолок в коридоре, где они шли, был низок, а краска на стенах вспучилась. Было холодно и чуть сыро, но запах плесени показался Норе освежающим. Они протиснулись за штабель картонных коробок, достигавший потолка, после чего Мерсе открыла дверь справа и зажгла свет. Нора увидела каморку, похожую на тюремную камеру, с одинокой кроватью и крошечным зарешеченным окошком под самым потолком в дальней стене. Свисала лампочка без абажура. Постель была застелена, и простыни сверкали белизной в слепящем свете, лившемся с потолка. Мерсе вышла из комнатки, пересекла коридор и распахнула дверь — ванная. Воздух там был еще более влажный и тоже отдавал плесенью. Внутри стояла старая ванна с пластмассовыми вентилями на кранах, сбоку свисала душевая лейка. Имелись и унитаз, и умывальник. И еще одно оконце с решеткой. Мерсе посмотрела на Нору и жестом дала понять: мол, не ахти что, но если угодно — милости просим. Ей удалось пояснить по-английски, что доплачивать не надо. Нора с готовностью закивала. В кармане у Мерсе была связка ключей, она перебрала несколько, пока не нашла нужный. Сняла ключ с кольца, протянула Норе, и они вернулись по коридору и лестнице в холл.