На флоте Коля прижился быстро – к тяготам и лишениям привык (хотя и не осознавал этого) с детства, экипаж попался хороший, и даже однушку в четырнадцать с половиной метров дали быстро: не мурыжили, не тянули и не разводили руками – поработал экипажный замполит, как потом оказалось.
К зиме выяснилось, что квартира холодная, хоть и на втором этаже и Коля конопатил её неделю, да так, что если бы в неё налили воды, то протечек наружу не обнаружилось бы. В общем, как-то обжились, прикупили мебелишки кой-какой и посуды, в основном у отъезжающих и за небольшие деньги. Только вот с супружеским ложем всё не складывалось – пока спали на продавленной тахте и справлялись. Тем более, что сначала и тахты-то не было, а из мебели в квартире имелись кастрюля, чайник и сковородка.
– Николай, – сказала ему где-то в январе жена, – у меня на работе начальник увольняется и я договорилась с ним о его диване. Не взял бы ты на себя труд сходить к нему завтра вечером со своими башибузуками и осуществить покупку.
– Так у нас же с деньгами сейчас не очень.
– У вас, может, и не очень, а я вот отложила на диван.
– Ну так об чём тогда речь! Осуществим доставку в лучшем виде!
На следующий вечер, взяв с собой дружбана Олега, Коля двинул по указанному адресу. Нет, они не планировали нести диван вдвоём, они взяли с собой саночки – это раз, и взяли бы кого-нибудь себе в помощь по дороге (потому, что невозможно пройти по посёлку и не встретить никого из знакомых) – это два.
На улице уже стемнело и порошило: приходилось щуриться и вообще уютного было мало. Олег что-то рассказывал, и Коля поддакивал и угугукал в ответ, хотя толком ничего и не слышал. Вот, думал, надо же – денег на диван отложила, сэкономила где-то. Ну молодец, да? Молодец же? Да, наверняка, молодец, чего тут! А что не так-то тогда? Ну всё ведь так, верно? Верно…
– Алло, ты в дверь звонить будешь или мне?
– Вы за диваном? Проходите, ребята!
И тут Коля увидел его: он стоял в прихожей у стеночки – изящный, стройный и абсолютно новый, как раз такой, о котором Коля и страдал больше всего в своём детстве, даже того же цвета, каким снился ему иногда.
Отсутствие всего в детстве можно было пережить и просто, например поддакивать, когда все обсуждали, какой крутой зелёный пиджак был у того чувака в кино вчера, хотя в твоём телевизоре все пиджаки были либо белые, либо серые, либо чёрные. И так почти со всем, но только не с велосипедом. С велосипедом не катило ничего, кроме горького отчаяния и, возможно, слёз, если бы Коля был девочкой, а так он думал, что мальчики не плачут и приходилось терпеть и выдумывать всякие отговорки, почему он не может ехать на карьер купаться или в лес за подснежниками. Иногда можно было отправиться с кем-нибудь на раме. Но всё время делать было это неловко, хотя и совсем непонятно, отчего – ведь друзья Коле никогда не отказывали, хорошие были друзья. Видимо, гордость.
Этот «Аист» был как будто вчера с завода, и даже коричневая сумочка висела под рамой и с готовностью звякнула ключами, когда Коля её потрогал.
– Прикинь! – сказал он Олегу.
– Что? – не понял тот, так как отец у него был не лётчиком, а инженером ПТО в стройтресте, и уж велосипед-то за диковинку не считался.
– Велосипед, смотри. Как новый.
– Ну велосипед. И что?
– Ай, что ты понимаешь, чёрствое бездушное существо!
И Коля опять потрогал сумочку. И если бы не она, вот эта вот самая сумочка, то вполне, может быть, что стерпел бы. А так – не смог.
– Ну где вы там? – крикнул хозяин квартиры откуда-то из глубины.
– А вот велосипед у вас. Продаёте?
– Конечно! Новый, считай! Как купил в восемьдесят третьем, так и не ездил ни разу. И зачем покупал? Так захотелось прямо, помню, как увидел его. И с собой забирать неудобно, вещей каких-то гора и так всё в контейнер не влезет. Недорого отдаю.
– Мы курнём сейчас и вернёмся, – Олег вытащил Колю на площадку.
– Нет, братан, дело-то твоё, но тебя не смущает, что ему десять лет, а на нём не ездили?
– Нет.
– А ты параллели проведи. Интерполируй и построй логическую цепочку. Ну зачем он тебе? Чтоб тоже в прихожей стоял? А Ленке что скажешь?
– Не знаю, придумаю что-нибудь. Да как это зачем? Это же… велосипед, ты что!
– На работу на нём не поездишь, конечно, далеко, ну, может, со временем, – рассуждал вслух Коля, когда они с Олегом катили велосипед по сугробам домой. Вернее, катил его Коля, а Олег тащил сиротливо-пустые саночки и вообще шёл с Колей, для храбрости, а так-то ему надо было в другую сторону.
– Но по выходным же… эх! И за грибами можно, а что! Подальше отъехал и кто там его украдёт, правильно?
– Не знаю, братан, не знаю. Вот много у тебя выходных было за полгода?
– Ну это пока мы лейтенанты, а потом же, наверняка! И как выходной, так я сразу! Красота же!
– Так, блядь, – сказала Колина красота по имени Лена, – я не поняла.
Вообще-то Лена не ругалась, особенно при людях, но тут, понимаете, планов уже на диван настроила и всё такое.
– Лен, да там диван такой убогий оказался! Там вообще! И пружины выпирают и шатается, Олег, ну подтверди!
– Угу.
– А тут велик, смотри, Ленка, новый же. Я и тебе буду давать кататься. А на следующей неделе у нас получка и мы диван организуем. Мы там знаем у кого есть, Олег, ну подтверди!
– Угу.
– А это же для здоровья какая пользу, ну что диван… ну… Лен? Олег?
– Угу.
– Так, Олег, ты к нам или так, демпфируешь? Ну иди тогда домой, я и сама угукать могу в нужных местах. А вас, Николай, я попрошу остаться.
Ну я же не пропил, Ленк, ну что ты (железно аргументировал позже Коля), это же мечта моя с детства – на велике! Да будет у тебя диван, век на лодке не кататься! Да вот тут его и поставим, что нам тут – слонов водить, вот так, бочком проходить и будем, ну бывает, знаешь ли и неудобнее, а так, вот – смотри, ну норм же, можно и привыкнуть, а потом я что-нибудь придумаю. Да, конечно же, буду! Вот только снег сойдёт и я ух! Эх! Э-гегей! Только меня и видали!
Ага.
Снег сошёл, ушёл и вернулся обратно, а велосипед так и простоял под вешалкой трогаемый только во время уборки. Как оказалось, жизнь была занята службой не потому, что ты лейтенант, а потому, что ты – офицер и на флоте. Нет, выходные были, конечно, но то полки, которые надо прибивать, то ковры, которые нужно выбивать, то рынок, на который надо сходить, а то и с женой просто побыть, ты офигел, что ли, я и так тебя только по ночам спящего вижу, да и то не всегда.
– Ну как, – периодически спрашивали Колю друзья, – на велике-то?
– На каком?
– Ну на твоём.
– А, на моём? Да как-то всё некогда…
– Коля, – спросила одним ясным (где-нибудь в Саратове) январским утром, провожавшая на службу жена, – может выкинем его уже, а? Ну год стоит, вон у меня бока все в синяках от него, пол прихожей занимает.
Коля посмотрел на «Аист». «Аист» посмотрел на Колю. Оба грустно вздохнули.
– Ну Лен… ну что ты начинаешь опять? Ну посвободнее будет скоро, вот тогда уж я и начну… – Коля нежно погладил руль. – Как такую красоту и выбросить?
– Да что пользы от такой красоты, если она только стоит и все об неё бьются?
– Не обсуждается. Кто в семье главный? Я в семье главный! Пусть стоит!
В тот день как раз начали сдавать первую боевую задачу, и первый день её сдачи всегда самый напряжённый, безумный и выматывающий. А тут ещё и штаб взялся, засучив рукава, драть подводников и в хвост и в гриву. И Коля-то уже был старлеем, и зачёты не то, что сдать, а и забыть успел, и в автономку сходил, а всё равно: сначала флагманский ракетчик возил носом по документации и имуществу какому-то недостающему; потом флагманский механик возил носом по трюму и клапанам каким-то недокрашенным и трубам каким-то недомаркированным; а после них взялся старпом на подведении итогов и кончил сильно близко к вечеру, точно убедившись, что опустошил всех морально и все прониклись до невозможности и впитали. Все вероятные машины уже ушли, и идти домой пришлось в темноте по сопкам, разгребая снег коленями. На подходе к дому мыслишки начали в голову пробираться, что, возможно, не так уж не правы были мама с бабушкой и в железнодорожных (или как они там) войсках не так уж и плохо служилось бы. Но только на секундочку. Коля о выборе своём ни разу и не пожалел, чтоб по-настоящему, до самой вот глубины.
– Ну как ты, витязь мой скрытный? – жена знала про задачу и встречала Колю с заботой в глазах. – Жив ли?
– Ну так себе. Бывало и хуже, но не у меня – люди говорили.
Жена взяла у Коли шапку и потянулась забросить её на вешалку, но так как взгляда от Коли не отводила, то больно ударилась о руль.
– Блин! Ну вот опять! Ну Коля!
Коля помолчал минутку, посмотрел на жену и понюхал борщ, который пах из кухни.
– А дай-ка мне шапку взад.
– А ты куда? Ночь же на дворе, Коля.
– Да я не надолго.
– Да ты поешь хоть!
– Потом. Всё потом. У меня важное и неотложное дело.
Коля нахлобучил шапку, взял велосипед и покатил его к выходу.
– Коля…
– Потом, Лена, ладно?
На улице Коля покурил, потоптался в снегу, посмотрел вокруг: на чёрное-чёрное небо, на жёлтые окна домов, на людей, деловито скрипящих снегом, на замёрзших ворон и укутанных до глаз в шали и шарфики детишек, на ромашку, вытоптанную им ногами (само вышло – не хотел), а потом сел на велосипед и поехал.
Сначала было неудобно – колёса вязли в снегу и приходилось сильно вилять, удерживая равновесие. Но потом Коля приноровился и катил, распугивая прохожих велосипедным звонком, почти что как по асфальту.
О, видели бы вы лица тех прохожих! Не то, чтобы в военных посёлках они не привыкли к чудесам. Ещё как привыкли. Но всё-таки, – моряк в шинели и в шапке, натянутой до глаз, в огромных рукавицах едет на таком тоненьком (на фоне самого моряка) велосипеде и блаженно улыбается. Полы его шинели хлопают, как крылья летучей мыши (а у летучих мышей хлопают крылья?), а вокруг него не тает снег от перегара. Да от него вообще не пахнет перегаром. И сугробы – вокруг сугробы в уровень второго этажа, а тут-то и летом велосипеды только детские попадаются, да и то изредка, потому, что летом детей в тех посёлках почти и не бывает.