Семейное законодательство в Дании основано на правах женщин: раньше их надо было защищать. Сегодня ситуация изменилась: все больше женщин получают хорошее образование (в датских университетах студенток больше, чем студентов) и добиваются серьезных карьерных успехов. И сейчас важно найти баланс, чтобы гендерное равенство стало и правда равенством. У женщин куда больше прав во всем, что касается детей, чем у мужчин. Отцы часто чувствуют себя так, как если бы они входили в совет директоров, но без права голоса. Или учились в университете, но к экзаменам их бы не допускали. У датских отцов, в отличие от матерей, нет законодательно закрепленной квоты на отпуск по уходу за ребенком, кроме двух недель после рождения. Есть также период, который родители могут разделить между собой, но обычно все эти недели берет женщина. Cоциальные льготы нужны и матерям, и отцам. И у тех и у других должны быть одинаковые права и ответственность, потому что мы живем в мире, где воспитание детей в равной степени дело обоих родителей.
Не только у матерей бывают сложные периоды в родительстве.
Наша ассоциация основана в 1977 году, и это, пожалуй, старейшая подобная организация в мире. В Дании работают 20 наших консультационных центров и один кол-центр. Специалисты разного профиля — юристы, социальные работники, психологи — готовы оказать помощь отцам очно или по телефону.
В наши центры мужчины приходят с самыми разными вопросами. Кстати, не всегда это какие-то негативные моменты. Сейчас все больше молодых отцов хотят получить практические советы по развитию и воспитанию ребенка, что очень здорово. Но проблем тоже достаточно. Иногда мы узнаем о том, что человек готовится стать отцом, самыми первыми. Вот он приходит к нам и спрашивает: «Что мне теперь делать? Я не собирался жить вместе с матерью будущего ребенка. Может, есть какие-то способы этого избежать?» И мы отвечаем: «К счастью, нет. Так что наши поздравления. Это будет лучшее событие в вашей жизни! Просто вы еще об этом не знаете. Cделайте все, что в ваших силах, чтобы жить вместе. Ребенку нужны и мама, и папа».
Чаще всего к нам обращаются мужчины, переживающие развод. Датские мужчины обычно очень сдержанны в проявлении своих чувств, и им непросто решиться на откровенный разговор с незнакомым человеком. Наши специалисты помогают выразить боль, гнев, злость. Только когда эмоции улягутся, можно начинать обсуждать, что делать дальше. Пункты, на которых мы советуем сфокусироваться в первую очередь, это отношения с детьми, с бывшим партнером, финансовая ситуация.
Моя первая диссертация была посвящена женской постродовой депрессии — точнее, перинатальной, потому что она возникает и до родов тоже. Но потом оказалось, что есть мужчины, которые испытывают такие же эмоциональные проблемы. И сейчас, после 25 лет исследований, можно сказать, что перинатальная депрессия бывает у 7–10 % датских мужчин. Когда в 2002 году мы впервые сообщили об этом публично, общество восприняло наше заявление как шутку. Но сейчас в Дании существует национальная стратегия по работе с перинатальной депрессией и у женщин, и у мужчин. Проблема признана.
У многих отцов возникают те же психические расстройства, что и у матерей. С такими же симптомами: угнетенное состояние, отсутствие чувства близости с младенцем, злость и раздражение по отношению к нему, стремление избежать ответственности.
Человек не ощущает себя счастливым, когда смотрит на своего ребенка, не испытывает любви к нему, даже если ребенок был очень желанным, и из-за этого возникает чувство стыда. Такие мысли и эмоции свойственны почти всем отцам и матерям, просто кто-то с этим справляется лучше, кто-то хуже. Причина проста: родителем быть трудно. Чаще всего перинатальная депрессия не требует какого-то длительного лечения. Она появляется из-за ребенка, и задача специалиста заключается прежде всего в том, чтобы помочь изменить свое отношение к этому ребенку. В большинстве случаев нужны не лекарства, а консультации. Как правило, человек чувствует себя значительно лучше уже после четырех-шести консультаций. Главное — не бояться прийти к врачу, потому что, если ничего не делать, депрессия будет продолжаться, и это неминуемо отразится на развитии ребенка.
Исландия
Рунольфур. Долгая дорога к отцовству
Плюс двенадцать и яркое солнце — типичное исландское лето. И хотя мы в самом центре Рейкья́вика, происходящее больше похоже на эпизод из пьесы или романа о дачной жизни: уютный двухэтажный дом, маленький сад, в нем длинный стол, покрытый белой скатертью, на котором хозяйка расставляет угощение: салаты, закуски, яблочный пирог. Каждые пять минут, как и положено в хорошей пьесе, на сцене появляются гости, здороваются с нами и включаются в общий разговор. «Здравствуйте, я Стебби, средний сын». «Привет, я Эйвиндур, младший сын. А это моя подруга Карен». Из подъехавшего такси выходят две девочки: Лана и Люкка. Наконец из дома появляется хозяин, Рунольфур Августссон, в переднике и с огромной сковородкой в руке. Он приглашает всех к столу, а его жена Ауслойг раскладывает по тарелкам омлет и объясняет мне хитросплетение родственных связей в их большой семье.
У них с Рунольфуром одна дочка — четырехлетняя Сигрун, которую домашние зовут Люкка, что по-исландски значит «удача». У Ауслойг есть еще две дочери от предыдущих браков: десятилетняя Лана и Эмилия, ей 22 года. Младшая живет в этом доме, а старшая уже нет и сегодня прийти не смогла, так как она в отъезде. Кроме того, у Рунольфура есть три сына от первого брака: 32-летний Скарпхединн (или просто Скарпи), Стефан, который на год моложе (его в семье зовут Стебби), и Эйвиндур (Эйви), ему 22 года. «С младшими вы уже познакомились, а Скарпи влюбился в девушку из Шотландии и теперь живет в Эдинбурге», — подытоживает Ауслойг. Я отнимаю от тридцати двух четыре и понимаю, что казавшаяся мне всю жизнь гигантской разница в возрасте собственных дочерей — 11 лет — просто детский лепет по сравнению с отцовским опытом Рунольфура. «Это длинное путешествие, и оно продолжается, — смеется он. — Но если подводить промежуточные итоги, то главный такой: отцовство сделало меня лучше».
Работа подождет
Рунольфур родился на маленькой ферме на юге страны: его родители держали коров, овец и лошадей и продавали мясо и молоко. «Нас было четверо детей, у меня две старшие сестры и младший брат. Но папа занимался только фермой, а мама помогала ему по хозяйству, и еще на ней были дом и дети. Отец не был плохим человеком, просто тогда все было по-другому: он был МУЖЧИНА, он работал, и воспитание детей не укладывалось в эту роль». В 16 лет Рунольфур уехал в Рейкьявик, чтобы продолжать учиться: в исландских сельских школах в то время не было старших классов. Тогда же он начал сам себя обеспечивать: каждый год с 16 до 20 лет в летние каникулы работал на строительстве электростанций. Поступил в университет на юридический и вскоре женился на девушке, с которой был знаком еще со школы. Старший сын Скарпи родился, когда Рунольфуру было двадцать четыре, а через год на свет появился Стебби. Спрашиваю, существовал ли тогда в Исландии отцовский отпуск.
— Да, — кивает Рунольфур, — но ни с одним из сыновей я его не брал. Я учился и работал, обеспечивал семью. Но сейчас я очень жалею о том, что, когда мальчики были маленькими, был им, возможно, плохим отцом.
— У меня похожая ситуация со старшей дочерью, — говорю я. — Она родилась в девяностых, времена были тяжелые, и мне приходилось много работать. Сейчас я тоже жалею, что проводил с ней мало времени. Не знаю, был ли я плохим отцом…
— Но я ведь и в свободное время ими не занимался! Зато вел очень активную общественную жизнь — был даже генеральным секретарем Национального союза студентов Исландии. Как и многие молодые люди, я был очень честолюбив, но мое честолюбие… оно…
Рунольфур делает паузу в поисках нужного слова, а потом решительно добавляет: «Мне очень жаль, что тогда я сделал неправильный выбор и не был хорошим отцом для сыновей. Сейчас все по-другому. Каждый день я забираю дочь из садика и с четырех до восьми больше ничем не занимаюсь. Никаких встреч, никаких дел. Работа для меня теперь на втором месте».
Если быть точным, то на втором, третьем и четвертом, так как 56-летний Рунольфур (или Олли, как зовут его домашние и друзья) работает сразу в трех местах. Он управляющий директор компании LavaExpress, которая разрабатывает проект аэроэкспресса между аэропортом Кеблавик и центром Рейкьявика, а кроме того, Рунольфур — один из основателей народного университета в деревне Флатейри на западном побережье страны, где у семьи есть летний дом. «Это учебное заведение, где нет оценок и экзаменов и образование бесплатное. Занимаются там в основном выпускники окрестных школ, пока не решившие, куда поступать и что изучать, или взрослые, которые в свое время бросили школу или просто захотели поучиться. Народным университетом я занимаюсь на общественных началах: когда мы купили дом во Флатейри и познакомились с местными жителями, захотелось сделать для них что-то полезное». Но самым главным своим проектом Олли сейчас считает строительство экопоселка в пяти километрах от Рейкьявика. «Все дома в этом жилом комплексе сделаны из дерева, — рассказывает он. — Производят их в Литве, а на месте только собирают, поэтому цена примерно на 30 % ниже рыночной, что важно, поскольку наши основные покупатели — молодые люди. На каждые десять квартир предоставляется один электромобиль: им жители должны пользоваться совместно, а рядом с домами будут разбиты огороды, где можно выращивать овощи».
— Похоже, большинство ваших проектов связаны с молодежью и образованием?
— Так и есть. Я начинал с академической карьеры, в довольно молодом возрасте получил степень профессора в области права. Потом был ректором Университета Биврёст, а в 2007 году стал одним из основателей образовательного центра «Кейлир», который теперь входит в систему Исландского университета — самого крупного в стране. Все это ценный опыт, но, как бы сложно или, наоборот, интересно ни было на работе сейчас, я не стану назначать встречи на вечер. Свободное время я хочу проводить с детьми и семьей.
Творческая кухня
— А как вы познакомились с Ауслойг?
— Так же, как и с вами, — смеется Рунольфур. — На интервью. Я тогда как раз был ректором университета, а она работала журналистом на радио и пришла взять у меня интервью для какой-то передачи.
С тех пор они вместе: в 2012-м поженились (к тому времени Олли уже пять лет был в разводе), а через три года родилась Люкка.
— Вообще-то мы хотели рожать дома, — рассказывает он, — нам казалось, что это как-то уютнее и душевнее, что ли. Но роды оказались непростыми, мы поняли, что не справляемся, и пришлось вызывать скорую. Приехали, кстати, сразу две. В больнице, слава богу, все прошло прекрасно — я даже пуповину сам перере́зал!
С Люккой он полностью использовал свою отцовскую долю отпуска по уходу за ребенком, которая в Исландии составляет три месяца. «Первый год с дочкой сидела Ауслойг, но я всегда был рядом, так что к тому моменту, когда пришла моя очередь, никаких проблем не возникло: я прекрасно знал, что делать. А в год и три месяца Люкка пошла в детский сад. Но по крайней мере половину остального времени дочь проводит со мной. Теперь я понимаю, как важно, чтобы отец был рядом с ребенком с первого дня: у вас устанавливается особенная эмоциональная связь. С сыновьями было не так: я постоянно находил чем заняться вечером, интересовался чем угодно — общественной жизнью, политикой, но только не семьей. И совершенно по этому поводу не переживал. Что поделаешь — изменить прошлое нельзя, но извлечь из него уроки можно и нужно».
Каждый день Рунольфур и Ауслойг вместе отводят Люкку в детский сад, благо до него всего метров триста от дома. Потом они обычно заходят на чашку кофе в кафе и только после этого расстаются: Олли едет в свой офис рядом со старым портом, а его жена — в Художественный музей Рейкьявика, где она работает директором по маркетингу.
— Я заканчиваю чуть раньше четырех, захожу в магазин за продуктами и в 16:15 забираю Люкку из садика. Когда мы приходим домой, я принимаюсь готовить ужин.
— Любите готовить?
— Очень. Это моя йога. И лучший способ избавиться от стресса и сбросить накопившуюся усталость. Прихожу домой и сразу иду на кухню.
— Вы где-то этому учились?
— Жизнь заставила, — смеется Рунольфур. — Я же уехал из дома в 16 лет, а есть в ресторанах тогда позволить себе не мог.
Я понимающе киваю, потому что и сейчас не особо могу позволить себе ходить по исландским ресторанам. Цены на острове впечатляют чуть меньше его фантастической природы. Рунольфур рассказывает, что часто делает на гриле мясо или рыбу, любит готовить что-нибудь тайское или итальянское, но его фирменное блюдо — таджин из баранины с зирой и другими марокканскими пряностями. А что любит Люкка? Рунольфур переадресовывает вопрос дочери и переводит мне ее ответ: «Суп!»
— Быть не может, — говорю. — Всем известно, что дети ненавидят суп! Я даже маму свою обманывал, когда она меня вела домой из детского сада. Сочинял, что съел суп, который давали на обед, чтобы она не расстраивалась и не ругалась.
— Люкка в этом смысле ребенок необычный, ей и разные специи нравятся. А вот у Ланы вкус более традиционный — она обожает пиццу.
Ауслойг приходит с работы после пяти, около шести они вместе ужинают, а в половине девятого Люкку укладывают спать — обычно этим занимается Рунольфур.
— Я рассказываю ей те же истории, что слышал в детстве от родителей: например, про маленького мальчика, волшебную корову Бюкколу и о́гров, безобразных и злобных великанов, которые их преследуют. Эти сказки у нас в Исландии передают из поколения в поколение. Потом я пою Люкке песенку, всегда одну и ту же, и она засыпает.
— А Лана любит читать?
— Да. Мы все много читаем. Я обычно проглатываю две-три книги в неделю. Когда много работы, предпочитаю детективы, а в более легкие периоды жизни и в отпуске берусь за что-то посерьезнее.
— А из русских авторов кто-нибудь запомнился?
— С вашей современной литературой я не очень знаком, но, конечно, читал Достоевского, Толстого, Горького и Пастернака. В молодости очень любил «Тихий Дон», а «Мастер и Маргарита» входит в десятку моих самых любимых книг.
Взял за правило
Рунольфур — самый старший из героев этой книги. Он даже состоит в Ассоциации возрастных отцов Исландии, куда принимают только тех, кто стал папой после пятидесяти.
— И чем же вы там занимаетесь, в вашем закрытом клубе? — интересуюсь я.
— Обмениваемся опытом! — хохочет Олли. — Если честно, наша ассоциация — не слишком серьезная организация. Скорее это просто группа в Facebook, нас там человек сорок. Иногда мы встречаемся, чтобы выпить по кружке пива и поболтать.
— И все же наверняка жизненный опыт дает возрастным отцам какие-то преимущества, делает их мудрее? Поделитесь советами с молодежью.
— Преимущества, безусловно, есть. Я, например, с возрастом стал не только более активным и уверенным в себе отцом, но и гораздо более расслабленным. Мой первый совет такой. Если ребенок подходит и просит: «Можно мне вот это?» — то вместо того, чтобы, как обычно, тут же ответить: «Нет!» — подумайте: есть ли серьезные причины для отказа? И если их нет, просто скажите: «Да, конечно можно». Но вы должны быть последовательны и не нарушать те правила, которые сами установили. Я за то, чтобы правил было немного, но их нужно железно соблюдать.
— Можете привести пример таких правил?
— Люкка ложится спать между восемью и половиной девятого. Всегда. Конечно, дочке часто это не нравится: она чем-то занята, играет, а тут нужно все бросить и идти чистить зубы. Бывает, что укладывать ее приходится с ревом, но тут я непреклонен, как бы мне ни было тяжело слышать ее рыдания. Потому что стоит два-три раза уступить, и весь распорядок полетит к черту: Люкка пойдет в садик невыспавшейся или вообще не сможет встать вовремя. Так что второй мой совет: выстроив распорядок дня ребенка, старайтесь его не нарушать. Не надо чересчур усложнять расписание, пусть оно будет простым, главное — соблюдайте его. И конечно, правила стоит вводить, только когда они действительно нужны. Например, во Флатейри, деревне в западных фьордах, где мы обычно проводим Рождество, Пасху и месяц-полтора летом, никакого распорядка дня просто не существует. Там мы едим когда захочется, спим сколько влезет, и Люкка может ложиться хоть в одиннадцать, хоть в двенадцать.
Занимаются ли девочки чем-то еще помимо садика и школы? Оказывается, Люкка пока нет, а Лана раз в неделю ходит на танцы. А как же спорт?
— Честно говоря, нам не хочется их перегружать. Люкка, например, проводит восемь часов в саду, и я считаю, что в оставшееся время ей полезнее побыть с родителями или погулять с подружками, чем ехать через весь город в спортивную секцию. Кроме того, мне не нравится элемент конкуренции в детском спорте. Мои сыновья, например, начинали заниматься футболом, но ничего не добились. Очень мало кому удается пробиться на самый верх и реализовать свои амбиции.
— Но ведь можно заниматься спортом просто для удовольствия. Мы, например, играем с друзьями в футбол по понедельникам, большинству уже за сорок, какие уж тут амбиции! Но на эти полтора часа забываешь обо всем — только чистый, незамутненный кайф от игры.
— Понимаю. Думаю, это вообще лучший спорт на свете — пожилые мужчины, играющие в футбол! — хохочет Рунoльфур. — Но я убежден, что детей жесткая конкуренция может травмировать.
Молчание — знак согласия
Когда я спрашиваю Рунольфура, как складываются его отношения с дочерьми жены — Ланой и Эмилией, он несколько раз повторяет: «Мне очень повезло». Повезло, что, когда они с Ауслойг поженились и стали жить вместе, Лане было всего три года. «Она выросла в нашем доме, и у меня было время завоевать ее доверие. Я отношусь к Лане как к собственной дочери. Стараюсь не делать никаких различий между ней и Люккой. Лана — очень хорошая девочка, только слишком много времени проводит в телефоне, и с этим надо что-то делать», — рассказывает Олли. А еще старшая дочь помогает ему с младшей: «Раз в неделю я хожу в бар с друзьями, и Лана остается с Люккой. Мы даже решили платить ей за это, но дело не в деньгах, я не верю в семью как бизнес-проект и в материальное стимулирование детей. Главное, что Лана очень гордится таким ответственным поручением: это дает ей возможность почувствовать себя взрослой».
С Эмилией, старшей дочкой его жены, Рунольфуру повезло дважды. «Во-первых, у нее с самого начала было большое желание принять меня. И это огромная удача, ведь, когда мы познакомились, ей было уже четырнадцать — очень непростой возраст. Во-вторых, Эмилия подружилась с моим младшим сыном Эйни. Наверное, помогло еще и то, что они ровесники. Прошлым и позапрошлым летом они вместе подрабатывали в рыбацкой деревушке на северо-востоке Исландии. В этом году не получилось: Эйни учится на юриста, а Эмилия — на ювелира, и у каждого летом своя профессиональная практика».
— А чем занимаются ваши старшие сыновья?
— Скарпи живет в Эдинбурге и работает барменом, а Стебби — воспитателем в садике, здесь, в Рейкья́вике. Он очень любит детей.
Собственных детей у сыновей Рунольфура пока нет. Придут ли Скарпи, Стебби или Эйви к отцу за советом, когда они появятся? «Думаю, я бы мог много чего полезного посоветовать. Но я не уверен, что они станут меня спрашивать, — отвечает Рунольфур с печальной усмешкой. — Понимаете, у меня с мальчиками хорошие отношения, пару раз в месяц они приходят к нам на бранч, вот как сегодня, регулярно гостят в нашем деревенском доме во Флатейри: прошлое Рождество мы справляли там все вместе. Но мы не так близки, как будем, я надеюсь, с Люккой, когда она вырастет. Это все равно отношения на расстоянии: мы не разговариваем каждый день и не так часто видимся».
— Я заранее прошу прощения за такой вопрос, но случалось ли, что кто-то из сыновей упрекал вас в том, что вы мало ими занимались в детстве?
— Да, — кивает Рунольфур, — такое бывало.
— Удалось ли вам как-то проговорить это и решить проблему?
— Думаю, ни проговорить, ни решить такую проблему невозможно. Но разговаривать об этом надо. И не только разговаривать. Например, прошлой зимой мы со Стебби и Эйви дважды в неделю вместе ходили на йогу. Встречались в семь утра, шли на занятия, потом в сауну, в душ и в полдевятого расходились. Иногда даже не разговаривали. Но важно, что мы делали это вместе, а вместе можно и помолчать. Как я уже говорил, изменить прошлое, к сожалению, нельзя. Но можно работать над сложными отношениями ради будущего.
— Последний вопрос. Что вам и вашей младшей дочери Люкке дал опыт активного отцовства?
— Вряд ли правильно сводить разговор только к фигуре отца. Мы воспитываем дочь вместе с женой, и для Люкки это означает, что рядом с ней не один, а два любящих человека. Кроме того, забота о ребенке — непростая ежедневная работа, и вдвоем справляться легче. Но и награда достойная: моя дочь любит меня и говорит мне об этом каждый день.
Пару часов спустя я зашел поплавать в открытый термальный бассейн: Олли и все его домочадцы настаивали, что без посещения этого места впечатления от Рейкьявика будут неполными. Наслаждаясь одиночеством на дорожке (большинство посетителей отмокали в огромном джакузи с горячей водой), я думал о Рунольфуре и его сыновьях: как они вместе молчат на йоге, глядя, скорее всего, в такое же хмурое исландское небо, и о своей старшей дочери, с которой я проводил слишком мало времени 20 лет назад, а теперь она вдруг выросла и живет в другой стране. «Изменить прошлое нельзя, но учиться на своих ошибках нужно» — так, кажется, он сказал. Надо добраться до ближайшего вайфая и позвонить дочке. Вот только в сауну погреться забегу.