«Да охрана здесь надёжная, – усмехнулся мысленно Рафик. – Как говорится – закусать не закусает, но засосёт до смерти».
У верстака ковырялся высокий, мосластый, пожилой мужчина в выгоревшей на солнце, клетчатой рубахе с закатанными рукавами.
– Добрый день хозяин, – крикнул Рафик и двинулся к дому по плиточной дорожке. – Калитку не запираете, собака приветливая – не лает, не кусает незванных пришельцев.
– Добрый, – отозвался хозяин, повернувшись к гостю. – От кого нам здесь хорониться? А Жучка чувствует, с чем человек пожаловал.
– Надо же, какая у вас собака прозорливая.
– А то! Она понимает, что незачем зря брехать на человека, – хозяин потрепал Жучку за ухом. – С чем пожаловали?
– Вы Евлампьев Алексей Григорьевич? – мужчина кивнул седой головой. Рафик достал из кармана удостоверение и показал хозяину. Он решил не тянуть кота за хвост, а составить разговор компактно и отправиться в обратный, нелёгкий путь засветло. – Я ищу вашу дочь Анастасию. Она случайно не здесь?
У хозяина ёкнуло в груди, в животе наступил холод, а в глазах отразился испуг. Рафик, увидев такую реакцию, поспешил его успокоить:
– Вы не волнуйтесь. Ничего не случилось. Я просто хочу найти вашу дочь и поговорить.
– Да я понимаю, – Алексей Григорьевич тяжело вздохнул. – Я так же понимаю, что если приезжает полицейский из самого Санкт-Петербурга, то дело гораздо серьёзней. Пойдёмте в дом, там и поговорим.
Внутри было прибрано. Полицейский огляделся – побеленная известью, настоящая, русская печь, чистые, не замусоленные полотенца на крючках, стол застелен пёстрой клеёнкой, а в углу на полочке несколько иконок. Всё это как-то гармонично сочеталось с автоматической стиральной машиной «Zanussi», небольшим плазменным телевизором «Samsung» и высоким, серебристым холодильником «Moulinex». Пахло пережаренным луком и свежими огурцами. Рафик присел на крепкую табуретку, а хозяин засуетился, накрывая к чаю. Полицейский от угощения не отказался, потому что дорога перетряхнула ливер в животе, и тот недовольно урчал, требуя хотя бы печеньку и горячей воды, не говоря уже о крепком кофе с бутербродом. А гостеприимный хозяин будто угадал мысли гостя, метал на стол содержимое холодильника и приговаривал, мол, знаю наши дороги, пока доберёшься до деревни, то уже кишка кишке, бьёт по башке. Пока сидели за разговорами и за чаем, на улице неожиданно разразилась гроза, и дождь без всяких прелюдий шумным потоком забарабанил по крыше. Рафик приуныл, а хозяин понял причину его озабоченности и предложил:
– Оставайтесь здесь. В такую погоду и по такой дороге возвращаться нельзя. Никто из кювета вытаскивать не будет. Завтра с утра назад и отправитесь. А я баньку растоплю, щец наварю.
– Да неудобно как-то, – слабо сопротивлялся полицейский.
– Всё удобно. Я вам в комнате дочери постелю, – хозяин разлил крепкий чай по цветастым бокалам и внимательно посмотрел на полицейского. – Так о чём вы с моей дочерью поговорить хотели?
Рафик не стал рассказывать историю о том, что Анастасия пострадала от своего юного любовника, и лишь вскользь коснулся истории семейства Свешниковых. Не вдаваясь в детали, полицейский поведал, что хозяйка дома найдена мёртвой и полицейские опрашивают всех, кто соприкасался с этой женщиной и её окружением.
– Так вот Анастасия когда-то работала в этой семье репетитором английского языка. Она может знать кое-какие подробности о том, что происходило в доме. Я побывал в квартире Анастасии и, похоже, она там давно не появлялась. Вот я и решил, что девушка у родителей гостит.
За разговорами они просидели за столом до заката. Смотрели фотографии, разговаривали о жизни. Так и случился у полицейского неожиданный выходной. Сначала он позвонил жене, а потом уж Шапошникову и предупредил, что будет в Управлении, скорее всего после обеда седующего дня. Это вынужденное безделье обрадовало – Евлампьев оказался прекрасным рассказчиком, внимательным собеседником и хлебосольным хозяином.
Их жизнь протекала не как бразильский сериал с замысловатыми переплетениями судеб. Самая заурядная жизнь российского инженера и учительницы начальных классов. Поначалу, когда поженились, жили в коммунальной квартире, почти в центре Санкт-Петербурга, а когда родилась дочка, поднатужились, взяли кредит в банке и приобрели двухкомнатную квартиру в историческом, но тихом в плане туристических маршрутов районе города. Настюшка росла девочкой смышлёной, умненькой, с густыми, пшеничными волосами и длинными ногами. Казалось покою и счастью не будет конца, но только настали смутные времена. Завод, где трудился Алексей Григорьевич, перестал получать заказы и сотрудников распустили без содержания сначала на две недели, потом на месяц, а потом и вовсе закрыли до лучших времён. Жена учительница мало того, что имела сущие копейки учительской зарплаты, так и те стали задерживать до шести месяцев. Семья еле сводила концы с концами. Евлампьев мотался по городу в поисках работы, но зачем нужны инженеры, когда предприятия закрывались одно за другим. Только он не гнушался никакого труда, разгружал вагоны на вокзале, пристраивался ночным грузчиком в строительный магазин, сторожил продовольственный рынок по ночам. Но, как не старались муж с женой, жизнь легче не становилась, потому что на шее висел банковский кредит за квартиру. С каждым месяцем долг увеличивался, как снежный ком и вскоре в дверь постучали приставы. Тогда на семейном совете решили продать квартиру, погасить долг перед банком и переехать ближе к земле в деревню. Вот там они точно смогут себя прокормить. Жена Евлампьева рыдала несколько дней, а сам он ходил чернее тучи и молча упаковывал багаж в картонные коробки. К тому времени Настя стала уже достаточно взрослой и понимала, что отдыхать летом в деревне это одно, а жить круглый год в глуши это катастрофа. И она в унисон мамаше подскуливала, пытаясь разжалобить отца! Может он что-нибудь придумает, предпримет, сотворит волшебство, и семья останется жить в городе, пусть даже не в центре. Но магии не произошло. Продали квартиру, заплатили долг, проценты банку и, купив небольшой, но добротный домик, переехали в Самохваловку. На удивление его женщины быстро приспособились к размеренной жизни в деревне. Они завели кур, купили у соседа молодую свиночку, обуютили дом. Настенька окончила школу с хорошими отметками и легко поступила в институт на факультет иностранных языков в Санкт-Петербурге. В деревню дочь больше не вернулась, так периодически навещала родителей, привозила подарки и что-нибудь вкусненькое из города, а в последнее время и вообще заменила старую бытовую технику на зарубежную новую. Когда появились сотовые телефоны, девушка снабдила родителей средством связи, и они смогли общаться почти каждый день. Родители надеялись, что дочь скоро выйдет замуж и обрадует их внуками. Шли годы, но на изменения в жизни дочери не было и намёка. Родители знали мало о том, как живёт их дочь, с кем дружит, как проводит свой досуг. Когда допытывались хоть что-то выяснить, то получали ответы лаконичные – всё хорошо, за меня не волнуйтесь, питаюсь прекрасно, на здоровье не жалуюсь. В какой-то момент мать с отцом растрясли мошну, собрали даже то, что оставили на свои похороны и непредвиденные расходы, а недостающую сумму Настя взяла в банке. И после недолгих поисков, их дочь стала обладательницей однокомнатной квартиры, пусть не в центре, пусть хрущёвка, пусть не новая, но зато своя! Родители приехали на новоселье, привезли торшер с жёлтым абажуром, комплект турецкого, постельного белья и кастрюлю «Скороварку». Отец вбил гвозди под картины и под ковёр на стене, мать покрасила белой краской окна на кухне и в комнате, а наутро, выпив чаю, расцеловались и отправились в свою деревню, оставив единственную дочь жить поживать да добра наживать. Больше в той квартире они не появлялись. Анастасия навещала их, но не больше одного-двух раз в год. Родители не сетовали, что ей с ними стариками сидеть, сейчас по телефону можно наговориться досыта. Как-то года два тому назад, дочь приехала и сообщила, что получила хороший гонорар за работу, продала старую квартиру, добавила денег и купила студию ближе к центру. Что это за студия родители понятия не имели, да и какая разница, одна комната, она и есть одна, хоть как её назови. Засобирались поехать посмотреть, но мать занемогла, потом слегла и постепенно угасла.
– Так я и не знаю до сих пор, как живёт моя Настюшка, – горько вздохнул Алексей Григорьевич. – А тут и вообще не могу дозвониться до неё почти как три месяца.
– Вы знаете адрес? Ездили к ней?
– Как-то сосед собрался в город на своём автомобиле по своим делам, я и увязался с ним. Адрес знаю, нашёл быстро. Да только мне не открыл никто. Я и на работу к ней ходил, в туристическое агентство. Как же название…запамятовал.
– «Перелётная птица»? – Рафик вспомнил рассказ Шапошникова.
– Вот, вот оно. Я с директором поговорил. Она сказала, что Настенька приходит, только когда заявки на гида-переводчика есть, а так она здесь по восемь часов не высиживает и может подрабатывать в других местах. Толковые переводчики всегда востребованы. Я успокоился и назад этой же машиной укатил. Уже по дороге укорил себя за бестолковость, что записки не оставил и с соседями не поговорил.
– Вы знаете друзей дочери?
– Школьных подруг знал, а с кем сейчас она дружит, к кому в гости ходит, понятия не имею. У неё своя жизнь, работа, дом. Одно сожаление, что ребятишек нет.
– Скажите, когда в последний раз приезжала ваша дочь? Что-то было необычное в её поведении. Что она рассказывала о своей жизни?
Хозяин прищурился настороженно, помолчал несколько секунд.
– Я чего-то не понимаю. Вы сказали, что хотели расспросить дочь о семье, в которой она работала репетитором, а вопросы задаёте про Настю. Скажите мне правду, с ней что-то случилось?
– Нет, нет, – поспешил успокоить пожилого мужчину полицейский, – всё в порядке. Просто, вчера с соседкой Анастасии разговаривал мой коллега, и она рассказала, что примерно в апреле-мае, вместе с ней в квартире проживала её подруга. Так может быть, вы знаете кто она? Может, вы что-то знаете о ней и