Пока я, под скептически-веселым взглядом Форджа и охраны, радостно прыгал вокруг заказа — примеривал, обнюхивал и чуть ли не облизывал — в окно лаборатории постучалась большая пятнистая сова.
— Эта ушастая Крама! — ухмыльнулся рыжий гений, открыв створку и хватая птицу за лапу. — Давай сюда содержимое, веник пернатый!
Сова сопротивлялась и без оплаты отдавать груз не желала ни в какую. Мы впятером с растущим изумлением наблюдали эпическую битву обозленного пернатого с половозрелой человеческой особью. И не сказать, что обладатель более развитого разума побеждал: сова брыкалась до последнего, не глядя на размеры противника и его ядреный мат. Попутно украсив рыжего кучей кровоточащих царапин и лишившись половины перьев. Но... В итоге почтальоншу жестоким образом обобрали и выкинули на улицу. Вот так-то... Старая добрая Англия. Страна пиратов, грабителей, мародеров, военных и королей.
— Вот курва! — с чувством сплюнул приятель, оглядывая разодранный рукав.
— Что там? — пытаюсь заглянуть через локоть.
— О, Крам идет к нам в гости! — прочитав изрядно смятый при борьбе пергамент, расплылся в предвкушающей улыбке Фордж. Обнял меня за плечи и доверительно сообщил: — Пьянка будет. Пойду в чулане антипохмельное отыщу и камин разблокирую.
— Лорд Блэк? — вопросительно вскинул бровь Бернард. Я уж и забыл о них в процессе обслюнявливания новых игрушек. Да-да, я помню, что у нас дел по горло. Но Крам бы так просто не заявился.
— Посмотрим, — неопределенно повел плечами. Сначала узнаем, что там за пьянка намечается. А уже потом выводы сделаем или откажемся.
Крам сошелся с Джорджем благодаря мне. Однажды Виктор ввалился на Гриммо в абсолютно неадекватном состоянии. Как выяснилось после откачивания и приведения тела в относительное сознание, у болгарина сорвалась свадьба. И он был так рад, что выпил на брудершафт с доброй половиной Софии. Почему мистер-ловец-всех-времен под конец дня вломился именно ко мне, я так и не понял. Как объяснило само тело, "вдруг вспомнил, как душевно мы отдыхали на развалинах кафе, и пришел поделиться радостью!" Запутанная история... Мне никогда не понять этой широкой славянской души. Особенно когда душа под хорошим градусом.
Так вот, в тот день ко мне как раз собирался Джордж... на традиционную ежемесячную пьянку. Обычно мы в течение трех-четырех часов молча нажираемся у камина, вспоминая тех, кто погиб в дурацкой войне, а потом две вялых, ничего не соображающих тушки растаскивает по спальням пыхтящий Кричер. А что поделать? Если рыжему не устроить в соответствии с расписанием траурного дня, он может и в запой уйти. Были случаи. Присутствие надежного собутыльника помогает близнецу не скатиться в депрессию. Ну а мне несложно побыть бесплатными молчаливыми ушами.
Фордж, застав совершенно нетипичную ситуацию, где мальчик-который-выжил откачивал тушу живописно развалившегося (в полный рост) на ковре болгарина, сначала растерялся, а потом втянулся в процесс реанимации. Правда после обретения телом Крама сознания мы продолжили вечеринку уже втроем.
Что-то бумкнуло на третьем, рявкнуло басом, пискнуло задушенным баритоном (явно попавший под руку рыжий), и по лестнице прогрохотали подкованные каблуки тяжелых сапог:
— Гарри! — радостный вопль хвостороги по весне, и меня сжали в драконьих объятиях. Крам никогда не стеснялся явных проявлений приязни. Мордред, со временем и так не маленький болгарин вырос в огроменного тролля.
— И тебе здравствуй, Виктор, — малость ошалевшие охранники наблюдали за сюрреалистичной картиной ржущего тренера по квиддичу, бывшего ловца — мировой знаменитости, высокооплачиваемой модели, дельца и просто человека, родившегося с золотой ложкой во рту — заломавшего их непосредственный объект охраны, и присоединившегося ко всему этому безобразию взъерошенного рыжего. Уже с пузатой бутылкой. Конструкция из трех мужиков в добровольно-принудительном порядке совершила пару танцевальных па, затем опомнившийся Крам отсалютовал магам отобранной у Джорджа бутылкой:
— У меня сын! Так что бухают сегодня все! — и ткнул в их направлении горлышком. Как скипетром. Царский жест. Вон, боевики охренели даже малость.
— Примите наши поздравления. Но мы на работе, поэтому вынуждены отклонить приглашение, — моргнув, оптом отмазал подчиненных Бернард.
— Гарри? — Сверху на меня тепло и добродушно дохнули коньяком.
— Мм? — выкрутился из подмышки болгарина и, вдохнув воздуха, покосился на застывшую охрану.
— Сооруди им выходной. — Осчастливил идеей, блин! Вот прямо сейчас пойду и напишу Люциусу, пусть выдаст выходной своим подчиненным. И премию за вредность. А он меня послушается, ага...
— Не могу. Они вне моей компетенции, их Малфой приставил. — Друг задумчиво почесал бутылкой в затылке. Шапку он уже где-то потерял. Вполне возможно, что в Софии. Ну или где он там до Лондона носился.
— Это который?
— Ну не Драко же! — я искренне возмутился.
— А, ну да, — глубокомысленно покивал Виктор. — Ладно. Потом с ним... поговорим. — Что значили внезапные переглядки телохранов, я так и не понял. Но рокочущие меха под ухом — читай, бездонные легкие спортсмена — и жаркая дубленка, в которую меня так бесцеремонно вжали мордой, начинали раздражать.
Единственное, что я успел до того, как в меня залили первый стакан огневиски, было спешно накарябанное письмо Неву: завтра к часу мои дети должны быть в банке. А провернуть такой финт ушами можно только с использованием тяжелой техники, а именно — профессора Лонгботтома. Он их в Хогсмиде подхватит и к Гринготсу отконвоирует. Запечатав письмо, примотал к лапке ярко-синей совы Джорджа (да, он ее красит). Все, давай, пернатая, лети. У меня гулянка стынет.
Тыча в мятую газетную статейку недельной давности с фотографией моей кривящейся рожи, истово возмущался:
— Нет! Ты это видел?! Какая-то сопля возмущается моим неаристократическим поведением!.. Аристократическое ей, блядь, подавай! Завернутое в марципаны! А то, что вырос я на помойке — ее не удивляет!
— А ты как думал? — вклинился Джордж. — Все еще в пеленках становятся знатоками человеческих душ. И советы не стесняются давать. Регулярно. — Виктор глубокомысленно покивал. Две бутылки огневиски уже улетели в тостах за здоровье нового члена семейства Крамов. Так что к этому моменту мы были изрядно подогреты. Я продолжил разоряться:
— Да даже если представить внезапно получившего богатое наследство пацана, выросшего в магловском приюте — о-о-о, его уже невозможно будет в некоторых аспектах перевоспитать! А тут еще и куча комплексов и травм времен глубокого детства! — Крам хмыкнул. — Как ни учи — он может только изображать аристократизм. Ну так он и изображает! В смысле, я. В высоком обществе. А в другом могу себе позволить быть самим собой — хамить, орать и бить подвернувшиеся под руку морды. — Болгарин хохотнул и ободряюще стукнул по плечу, типа, «не заморачивайся!». В его исполнении это было... Короче, меня швырнуло лбом о стол. Я обиделся и сбросил эту лапищу. И возмутился:
— Да, у меня куча комплексов!.. А ты вообще, Вик, молчи. В Англии в принципе херово жить... — Хлопнул еще «на два пальца». Подобрел, и в башке минутно просветлело. — Слууушай, а давай я это, к вам переберусь? В Болгарию? По... как их там, политическим соображениям?
— Да хоть завтра. Убежище тебе предоставят. — Вот! Широкой души человек! — И детей не забудь.
— Ээ... Гарри, че-т тебя не в ту степь понесло... — Джордж наколдовал себе феску и скорчил злобную рожу. Вылитый министр! И че ты мне хочешь сказать этой энетр... нет, бля, а! ре... репризой? Ах да, обеты...
— А? Мля, точно... Мне с этой мечтой пидораса, — сую жующему Виктору увитую обетами руку под нос, — нихренищща нигде не светит! Пиздец, да? Выпьем?
— Пока на посту директора такие как Альбус и Минерва, ничего позитивного не произойдет и привычный уклад не изменится, — уныло выдал я и скрутил рулетик из сыра. Меня вновь потянуло поговорить о наболевшем.
— Поясни, — Крам разлил остатки и куда-то запулил пустую бутылку. В углу шипяще матюгнулись — видимо, словив тару лбом.
— Ну как же? Железная леди красного знамени с золотой бахромой, кистями и геральдическим львом. — Аксиома, да.
— Это понятно. Но ты все-таки продолжи, — сунул мне под руку ветчину. Поощряя к рассказу.
— Дамблдор — вообще затычка в каждой дырке.
— Бочке, — поправил Фордж, обстругивая какую-то фигуру из куска редьки.
— Да нет. В его случае — именно «дырке»! — уперся рогом я и попытался поймать мысль. Зазвенела посуда. Стол внезапно затрясся. Лавка тоже.
— Пиздец! Откуда посреди Лондона взялось землетрясение?! — Мою охуевшую рожу обдало боковым потоком перегара: оказалось, это Крам так ржал.
— Вик, ты скотина! Я аж взмок! — Ржач усилился, удвоился... и перешел в козлиное икание пьяненького Уизли.
Я надулся и ополовинил салат. Пережил дружеский толчок локтем в бок — чуть на той же лавке и не лег: приятель, когда набирается, уже мало соотносит собственную троллью силу с человеческими возможностями окружающих. И очень смутно осознает последствия. С чего наш первый совместный погром кафешки и начался. В итоге мы этот пряничный домик разнесли нахер. Он вручную, я больше магией.
— Не дуйся, Гарри, — Крам налил мировую. — Давай. До дна, и рассказывай. — Дал ему подзатыльник, но не стал выеживаться: от халявной стопки не отказываются.
— Кха... Про основную часть событий ты в курсе...
— Ну-ка, ну-ка... У тебя каждый раз — новые подробности. Давай, выкладывай... — Виктор долил рыжему еще и устроился поудобнее. Я печально вздохнул.
— Короче. Если хорошо подумать, то последняя волна началась — и все никак, сука, не заканчивается — где-то с моего развода. Там как-то постепенно стало появляться все больше говностатей, дебильных фоток, шепотков... Короче, одна чернозадая гадина устроила на меня массированную атаку. Я нормальный живой человек. У меня есть слабости. Конкретно — дети. Ну и этот дом на Гриммо. Он мне дорог как память о хороших людях...