Гейл, все еще причитая, появилась с мусоросборником, бумажными мешками и метлой, а Брайан, подключившись к семейным операциям, опрокинул фужер с шампанским, чтобы выиграть минуту-другую для Уэйда и Дженет.
— Не беспокойся, Гейл, — сказала Дженет, — невелика беда.
Все действительно понемногу утихомирилось, хотя изначальный пыл дружелюбия Гейл значительно поугас.
— Вы собирались прочесть письмо? — спросила Дженет.
— Да, — Гейл взяла дубликат, откинула со лба прядь волос и снова расцвела в улыбке. — От маленькой Эмили.
Она развернула письмо с несколько меньшей бережностью, чем сделала бы это до того, как Тед разбил стол. Внутри была карточка с надписью: Самому чудесному из сыновей в день Бар-Мицвы. На карточке остался кружок от стоявшей на нем кофейной чашки.
— Эмили?
Пшш посмотрела на Гейл и сказала:
— Так что это у вас там за розовая спаленка внизу?
Сначала на лицах Гейл и Ллойда появилось невинно-жизнерадостное удивление с вопросительной интонацией: «А я-то здесь при чем?» — но очень скоро их взгляды сделались холодными и деловыми.
— Спаленка? — спросил Брайан.
— Да, мы тут немного побродили по дому, — сказала Дженет, — родовспомогательное кресло, наручники, ремни и миленькая розовая спальня в клетке для гориллы.
— Ллойд, Гейл, — выходит, вы, на хрен, извращенцы? — спросил Уэйд.
Ллойду с Гейл нечего было ответить.
Дженет поняла, что настал момент, когда оружие, если его надо применить, должно появиться на сцене.
— Уэйд... Тед... Брайан... Эмили... — сказала она, — будьте так добры, задержите Ллойда и Гейл. Пожалуй, мы запрем их в их собственной клетке. Кимба, я надеюсь, в своей конуре за домом.
Последовало минутное затишье, затем раздался лай, так, словно Дженет скомандовала Кимбе: «Фас!»
...свалка... несколько сдавленных ругательств... небольшая потасовка... обломки сверкающей обстановки... и Ллойд с Гейл уже сидели внизу, в розовой спаленке, за стальными прутьями решетки. Первым прорезался голос у Ллойда:
— Чертовы трахнутые психи. Погодите, я вам устрою. Глазом не успеете моргнуть, как первый же коп отсюда до Атланты упечет ваши трахнутые задницы куда следует. Мне насрать, даже если твоя дочка получит Нобелевскую премию. Все равно все ваше отродье — трахнутые психи.
Пользуясь паузой, Дженет неторопливо оглядела подземную темницу и сказала:
— Выбирайте выражения, Ллойд. Ой, смотрите, Боже мой, стрекало! Родовспомогательные инструменты сильно изменились с тех пор, как появились на свет мои дети. Да еще и наручники. Как мило. Кто бы мог подумать?
Пшш пододвинула стул к решетке и сверкнула глазами на Ллойда и Гейл.
— Так какой у вас был план? Когда я должна была отдать концы в вашей каталажке имени Барби?
Стоя рядом с Пшш, Брайан попеременно плевал в обоих супругов.
— Тебя никто не собирался здесь держать, — сказала Гейл.
— Тогда, может, это местечко еще для кого-нибудь?
— Я понимаю, как это может выглядеть...
Пшш потыкала стрекалом между прутьями, заставив Ллойда и Гейл прижаться к стене.
— Довольно, Пшш, — сказал Уэйд. — Нас ждет рыба покрупнее.
Пшш повернулась к нему:
— Да, так что там такое с этим письмом? Вы ж, ребята, обычно-то даже воскресных комиксов не читаете. Итак, что такого важного в этом письме, а? Ну-ка!
— Ладно, — сказала Дженет. — Твоя взяла. Мы тебе расскажем, но ты должна пообещать, что не сделаешь аборта и не продашь ребенка с аукциона.
Лицо Брайана просветлело.
— А я на этом заработаю? — спросила Пшш.
— Надеюсь.
— Заметано.
23
— Мне кажется, — сказала Дженет, — неплохо бы найти какие-нибудь улики, чтобы шантажировать их потом по всем правилам. Как вы думаете?
Вдохновленные этими словами, родственники стали перерывать все столы и шкафы, чтобы раскопать как можно больше информации о подпольном детопроизводстве Ллойда и Гейл.
Уэйд прекрасно сознавал, что его семья погрязла в мире мошенничества, грязных махинаций и беззаконий, из которого ей никогда, скорее всего, уже не выбраться. Да и были ли пути к отступлению? Существовало ли хоть что-то, ради чего стоило возвращаться? Он уже лет двадцать ходил по кривой дорожке — такая уж у него была жизнь; да и отец примерно столько же? А Брайан? Лет пятнадцать. Сара? Как показали события прошлой недели, год или около того. Но мама? Всегда такая чистая и грязенепроницаемая, она теперь словно заново родилась в роли человека, с удовольствием плещущегося в теплом океане отбросов, — там, наверху, она вываливала на пол цветочное попурри, заглядывала в вазы, выискивая грязь. Уэйд рылся в кухонных шкафах, когда она окликнула его.
— Да, мам?
— Тут чудесная рубашка, она тебе как раз подойдет.
— Мам, здесь не «Аберкромби и Фитч». Мне не нужна новая рубашка.
— Как это не нужна? Она такая мягкая, в цветную клетку, тебе очень к лицу.
— Я не хочу носить рубашки Ллойда, мам. Не говоря уже о карме...
— Вы не были бы таким, мистер Карма, если бы вам пришлось пережить депрессию и войну. Хорошая рубашка. Добротная. Я только хочу, чтобы ты ее примерил.
— И не собираюсь.
— Как знаешь, пожалуйста, не приходи плакаться ко мне, когда снова придется попрошайничать.
— Возьми ты этy чертову рубашку, — крикнул из кладовки Тед. — От добра добра не ищут.
— Папа, это кража. Ты что, так запросто относишься к воровству?
— Чья бы корова мычала...
— Что ты сказал? — Уэйд втиснулся в кладовку.
— Я сказал, что ты из тех, кто отказывается от добра, когда оно само плывет им в руки.
Тед рылся в ящике, полном шарикоподшипников.
— Ишь ты, какой рачительный, — сказал Уэйд. — Чего же ты тогда сидишь в такой глубокой финансовой заднице, что мы должны и дальше заниматься этим дурацким делом?
— Можно подумать, что ты не получишь свою долю. Если бы ты тогда не сбежал и не загубил свою жизнь, занимаясь черт-те чем, мы не подцепили бы этого вшивого фрица, которого его нянька лупит по воскресеньям.
Казалось, Тед предвидел реакцию, которая, если вспомнить предысторию, могла довести ситуацию до рукопашной. Но Уэйд сохранял полное спокойствие.
— Угу, — только и сказал он.
— Что угу?
— Хауи.
— А с ним что такое?
— Хм... только то, что Флориан, вполне возможно, похитил его. — Уэйду припомнилась склонность Флориана к «жучкам» и прочей шпионской технике. — Я звонил по его мобильнику от Брунсвиков,
— И поделом.
Уэйд уселся в зеленое кожаное кресло, а Тед устроился напротив него на стуле. Вошла Дженет.
— Я правильно слышала, что этот немец похитил Хауи?
— Правильно.
Казалось, эта новость никого особо не встревожила.
— Уж не думаешь ли ты, что они будут его пытать?
— Флориан? Рано или поздно — да.
— Это могло бы решить некоторые наши проблемы, не так ли? — спросил Тед. — Мы можем просто сказать Саре, что он был при запуске. Она уже будет в шаттле и ничего не узнает.
Дженет задумалась над этой идеей.
— Ушам своим не верю, — сказал Уэйд. — А что если, когда наступит время запуска, вместо Хауи в ложе для почетных гостей у нас будет только требуха Хауи в холодильнике?
Тед, широким жестом отметая в сторону собственное прошлое, сказал:
— Уэйд, не будь таким занудой. Кого пожалел — кобеля?
— Я даже думаю, что Сара не так уж и любит Хауи, — добавила Дженет.
— Да, — сказал Тед. — Туда ему и дорога. А где Пшш?
В комнату вошел Брайан, поедая холодные равиоли из банки.
— Она в гараже. А чего папа так раскипятился?
— Из-за того, что Хауи ухлестывает за Аланной.
— Ха. Расскажите что-нибудь поновее.
Дженет посмотрела на банку в руках Брайана.
— Брайан, как ты только можешь такое есть?
Они кладут в эти равиоли кошачий корм.
— Спасибо, мама.
Брайан перестал жевать.
Семья Драммондов расположилась в комнате Ллойда, словно позируя для каталога вязаных изделий «Бурды». Кабинет представлял собой фантазию из резного дуба, уставленную и увешанную диковинными светильниками, приобретенными в отделе электродиковин в торговом центре.
— По мне, так пусть этот фриц сделает из него начинку для равиоли, — сказал Тед.
— Нам бы всем этого хотелось, — сказала Дженет, — но ради будущего Сары лучше вернуть его живьем.
— Пусть Флориан его помучает, только немножко, — сказал Брайан.
— Мудрая мысль, — сказал Тед.
— Да, мне тоже нравится, — добавил Уэйд.
— Флориан использует физические или психологические пытки? — спросила Дженет Уэйда.
— Откуда мне знать? — Если бы она знала, у нее волосы бы дыбом встали.
— Набери его номер и включи громкую связь.
— Он по номеру узнает, что мы здесь.
— Сейчас же позвони ему, Уэйд.
Маме виднее, да и я не буду чувствовать себя на крючке. Через минуту их соединили с Флорианом, и Уэйд пропустил к аппарату Дженет.
— Это Флориан? — спросила она.
— Да. А кто вы?
— Я Дженет, мать Уэйда.
Гусиный тевтонский гогот раздался на другом конце провода.
— О, ну вы и загнули. Ну прямо прелесть. Уэйд, кто бы ни была эта актриса, избавь ее от такой немыслимой роли.
— Это моя мать, Флориан, — сказал Уэйд, — будь с ней полюбезнее.
— Майн готт... Уэйд, ты серьезно? Что ж, отлично, я постараюсь быть сама обходительность. Здравствуй, Дженет, — сказал Флориан тоном, каким обращаются к воображаемому другу своего ребенка.
— Да, итак, полагаю, пора перейти к делу. Сколько вы заплатите за письмо и сколько мы должны будем заплатить вам, чтобы — многозначительная пауза — получить обратно Хауи?
— Да, вашего зятя. Очаровательное существо.
— Сами догадываетесь, как нам приятно тратить деньги, чтобы выкупить его. Видели бы вы его на Рождество. Он у нас солист — исполняет рождественские гимны. Вот послушайте, — и Дженет принялась выводить шутовским сопрано: — «Здравствуй, Дедушка Мороз...» — И так далее. И так далее.