в движения судна и становилась все более и более скользкой по мере того, как мы приближались к десантной барже».
Командиру 6-го батальона гринговардского полка подполковнику Робину Гастингсу отчетливо запомнился момент, когда бешено скачущую на волнах баржу никак не удавалось отцепить от крюка кран-стрелы, а когда это, наконец, сделали, крюк, весивший никак не меньше полтонны, пронесся вдоль всей палубы, разметав пакеты и мешки с личным имуществом офицеров штаба и только чудом не задел ящик с гранатами.
Прошел, казалось целый век, прежде чем масса десантных барж образовала обширную армаду и приготовилась отправиться к побережью Нормандии. К этому времени только самые стойкие могли сопротивляться приступам морской болезни. Сержант Уиллис из 2-го девонширского батальона вспоминал:
«Моя баржа была спущена одной из первых и потому должна была кружить вокруг плавбазы, пока все остальные LCA не были спущены на воду и загружены… Я был, наверное, единственным в лодке, кого не терзали приступы тошноты. Причиной, скорее всего, был страх перед тем, что нас ждет. Санитара Уолли Ходкина, в дополнение к морской болезни, мучила диарея, поэтому он не расставался с ведром, которое нам выдали сразу после посадки. Сами понимаете, запах в лодке стоял ужасающий…».
2-й лейтенант Холдсворт дополняет воспоминания сержанта: «Путешествие от корабля «Гленрой» до пляжа заняло больше часа — достаточно долгий срок для любого, даже самого сдержанного человека, а мы все были взвинчены до предела. Солдатам предусмотрительно выдали ведра, и вскоре их стали использовать так часто, что они превратились в неотъемлемый элемент снаряжения штурмовых частей».
В авангарде флотилии, как и на всех других участках высадки, шли баржи с танками «Шерман» DD. Из-за сильного волнения решено было доставить танки-амфибии непосредственно на пляж. Однако самыми первыми к берегу должны были подойти специальные малые суда LCA (HR), разработанные для ускоренного разрушения прибрежных препятствий. К палубе каждого LCA (HR) были приварены две 12-ствольные пусковые установки, способные метать 14-килограммовые заряды взрывчатки на дистанцию от 300 до 400 метров. Все 24 заряда выстреливались одновременно и пробивали в поясе препятствий брешь в 70 метров длиной и 10 метров шириной. Лейтенант Майкл Ирвин вел отряд из девяти LCA (HR) 2-й группы 591-й флотилии к сектору «Кинг». Прибыв на огневую позицию, Ирвин был очень удивлен неожиданной тишиной на берегу. Налет кораблей только что завершился, и Ирвин справедливо ожидал, что немцы как-то отреагируют на появление его флотилии. Но побережье словно вымерло. Ирвин приказал двум морякам своего суденышка укрыться в машинном отделении и привел в действие пусковые установки. Два ствола не выстрелили, очевидно, внутрь попала морская вода. Но заряда оставшихся вполне хватило, чтобы пробить достаточно широкий проход в нагромождении столбов и треножников. Отстрелявшись, Ирвин поспешил отвести свои суда в сторону, поскольку им буквально «наступали на пятки» танко-десантные баржи с бронетехникой на борту. Его собственная лодка лишь чудом разминулась с идущим на полной скорости к берегу LCT 930.
В немецких подразделениях, размещенных между Ле Хамелем, Арроманшем и Порт-ан-Бессеном, тревога была объявлена еще в 02.00. Солдаты и офицеры, занимавшие боевые места в дотах и траншеях вдоль береговой линии, недоумевали. Ветер усилился, облака, принесенные им, сделали ночь еще темнее, а громкий шум прибоя ясно указывал, что высаживаться в таких условиях могут только безумцы. Командир батальона 352-го артполка майор Вернер Плускат вспоминал:
«Примерно в час ночи меня разбудил грохот зениток. Я позвонил дивизионному офицеру разведки, чтобы выяснить, что происходит. Он сказал: «Пока не ясно, но, похоже, американские парашютисты высадились слева от нас». Я не знал, как мне поступить. Вставать или пытаться вновь уснуть? Было такое множество ложных тревог, что никто не относился уже к этим вещам чересчур серьезно, хотя грохот бомбежки и зенитного огня по-прежнему слышался в отдалении. Спустя примерно 20 минут позвонили из полка и в этот раз я услышал: «Похоже, начинается вторжение. Вам лучше взять ваших людей и занять боевые посты прямо сейчас». Я поехал на штабной машине в наш передовой штаб, который располагался в бункере, с которого просматривалось все побережье… Я помню, что ощущал волнение. Мы ждали этого так долго, что были даже рады, что вторжение началось, и мы сможем покончить с неопределенностью. Ночь была очень темной и слегка туманной. Я вглядывался в море через бинокль, но не видел абсолютно ничего. Было ужасно тихо, никаких огней, ничего вообще. Наконец я повернулся к одному из артиллерийских офицеров и сказал: «Еще одна ложная тревога».
К воздушному десанту в тылу участка высадки «Юта» немцы отнеслись даже слишком серьезно. Запись от 3 часов утра в ЖБД 352-й пд указывает:
«Масштабная высадка воздушного десанта имеет место в низменном районе южнее Карантана. Резервы корпуса следует как можно скорее отправить маршем через Форе де Серизи в Сен-Жан-де-Де. Командир полка должен оставаться на связи со штабом корпуса».
В 04.00 кампфгруппа Мейера, включающая в себя 2-й батальон 915-го гренадерского полка и 352-й фузилерский батальон уже двигалась на велосипедах и реквизированных французских грузовиках в направлении Беларуа, в противоположную сторону от целей 50-й пд в глубине участка «Голд». А майор Плускатт продолжал нести дежурство в бункере на побережье.
«Едва первые лучи рассвета сделали небо серым, мне показалось, что я что-то рассмотрел на линии горизонта. Я поднес к глазам бинокль и чуть не отпрянул в изумлении: весь горизонт был буквально полон кораблями разных видов и размеров. Я с трудом верил глазам. Казалось невероятным, как такой огромный флот мог прибыть сюда, никем не замеченный. Я передал бинокль стоящему рядом офицеру и сказал: «Смотри». Он потрясенно воскликнул: «Мой Бог, это вторжение!» Я позвонил в штаб дивизии майору Блоку и сообщил, что прямо перед нами не меньше 10 тысяч кораблей готовятся к высадке десанта. «Не несите чепухи, Плускат», — был ответ. «У американцев и англичан вместе взятых нет такого количества кораблей…» Внезапно мы увидели самолеты, приближающиеся со стороны моря, и они принялись бомбить пляжи. Бомбардировка продолжалась добрых 40 минут. Мощные взрывы гремели вокруг, но за толстыми стенами бункера мы были в относительной безопасности… Примерно в пять утра я понял, что боевые корабли готовятся начать обстрел берега. Я вновь позвонил Боку и попросил разрешения открыть огонь. «Ни в коем случае! У нас слишком мало снарядов. Ни одно орудие не должно выстрелить прежде, чем пехота ступит на пляжи»… А потом начался обстрел. Один из первых снарядов угодил в основание нашего бункера и встряхнул его весь, от фундамента до крыши. Я рухнул на пол и мой бинокль разбился. Пыль, труха, дым, грязь и куски бетона были повсюду и, хотя многие вопили отчаянно, никто, похоже, серьезно не пострадал. Обстрел продолжался, снаряд за снарядом ударяли в наш бункер. Я был полностью шокирован и потерял способность говорить, а бункер постоянно сотрясался. Я помню, что посмотрел на часы. Было семь утра. Все линии связи вышли из строя за исключением подземного кабеля, ведущего в замок, где располагался штаб дивизии. Этот телефон звонил, не переставая…»
Следом за кораблями флота обработкой берега занялись и средства близкой поддержки штурмовых волн. С палуб танко-десантных судов открыли огонь 105-мм полевые орудия 90-го и 147-го полевых артдивизионов. Для предварительной бомбардировки каждому из дивизионов было выделено более 3500 снарядов. Старшина Джек Браун вспоминал: «Грохот стоял адский. Все держали рты открытыми, чтобы не лишиться слуха. Из-за беглого огня орудия настолько разогрелись, что с ними стало сложно работать. Повсюду валялись стреляные гильзы. Каждое орудие выпустило от 150 до 200 снарядов. Едва из казенника вылетала гильза, туда сразу же вставлялся новый снаряд. У нас не было времени бояться, у нас не было времени даже думать о чем-то». Незадолго до часа «Ч» с душераздирающим воем по берегу отстрелялись ракетные суда LCT (R). Казалось, что там не может остаться ничего живого. Однако это было заблуждение. Хотя психологическое воздействие бомбардировки было существенным, а многие полевые укрепления просто перестали существовать, повреждения бетонных казематов оказались куда менее критичными. Из-за ошибок корректировки огня опорный пункт WN37 в Ле-Хамель, способный обстреливать косоприцельным огнем весь сектор «Джиг», вообще не пострадал, и этот факт станет весьма неприятным сюрпризом для штурмовой пехоты.
Сектор «Джиг»: высадка 231-й бригады
Штурмовые батальоны 231-й бригады (1-й гемпширский батальон на правом фланге и 1-й дорсетширский — на левом) высаживались в секторе «Джиг Грин» — 800-метровом отрезке песчаного берега восточнее деревни Ле Хамель. Батальонам предстояло захватить и зачистить пляж, после чего выдвинуться вглубь берега. Гемпширский батальон, повернув на запад, должен был зачистить опорный пункт WN37 и деревни Ле Хамель и Анель, в то время как задача дорсетширского батальона состояла в нейтрализации опорного пункта WN36 и выдвижении к возвышенности, доминирующей над Арроманшем. С самого начала высадка пошла не по плану. Ожидалось, что немецкие позиции у пляжей будут практически полностью подавлены авианалетом и бомбардировкой с моря. Но ни одна из немецких позиций не вышла из строя, и теперь они открыли плотный пулеметный, минометный и артиллерийский огонь. Шкиперы танко-десантных барж не рискнули спускать танки-амфибии на воду. Однако сектор вторжения был настолько узким, что появление там непредусмотренных планом десантных судов могло создать опасную толчею. Так что баржи с танками DD развернулись и отошли от берега, чтобы при