– Что, испугалась короля? (Гизела вздрогнула, будто от раската грома.) То-то же! Знай, что шутить с нормандцем имеет право лишь тот, кто заслуживает его доверие, клянусь башмаком Роллона! А теперь говори, кто ты и чего тебе здесь надо.
– Но я же сказала – принцесса.
– Тогда я – папа римский Иоанн!
– Но… но…
– Что ты там еще бормочешь?
– Но у меня корона!
– А вот я сниму ее с твоей головы и надену на свою, тогда я – король! Что скажешь на это?
– Но я в самом деле принцесса и зовут меня Гизелой.
– Ее зовут Гизелой! А меня графом Можером, если тебе хочется знать.
– Я дочь короля Конрада Бургундского!
– А я сын герцога Ричарда Нормандского, чтоб мне лопнуть!
– Я племянница императрицы Адельгейды!
– А я правнук Роллона Великого, слышала о таком?
Гизела выдохлась. Не зная, как еще возразить, она печально вздохнула и попробовала улыбнуться.
– Ах, граф, как вы грубы и непочтительны к женщине. И кто вас только воспитывал?..
И тут же она вся съежилась от громового голоса нормандца:
– Что ты там несешь о воспитании? Кто тебя надоумил учить меня?
Гизела ответила мягким голоском:
– Думаю, никогда не помешает поучить человека хорошим манерам, коли он с этим не знаком.
И тут же пожалела о сказанном. Можер сделал вперед шаг, другой и навис над дочерью короля Конрада всем своим громадным телом, едва не заслонив собою весь свет божий.
– Слушай-ка, Гизела, или как тебя там, – произнес он, будто лев прорычал, – не советую выводить меня из терпения, а потому подбирай-ка свои платья да живо улепётывай отсюда, пока я не надрал тебе задницу вот этим кнутом. Поняла? А теперь убирайся!
Гизела почувствовала, как в ней закипает злость и на этого неотесанного викинга, и на саму себя. А ведь она полагала, что ей без труда удастся покорить гостя. Раздосадованная, она зло пробурчала:
– Что ж, я уйду, только как бы вам не пожалеть потом…
– Что?! – взревел Можер, быстро шагнул еще вперед, обхватил Гизелу поперек туловища и, сунув под мышку, будто полено для растопки очага, пошел с нею к выходу из конюшни.
– Отпусти меня! – завизжала Гизела, вся извиваясь в бесплодных попытках вырваться на свободу. – Слышишь, немедленно отпусти!
– Черта с два! – раздалось в ответ. – Сейчас я выдеру тебя этим кнутом. Вот только привяжу покрепче. Там, во дворе, я видел веревку.
И вдруг нормандец остановился. К ним направлялись слуги и впереди – гофмейстерина, первая дама двора. Увидев необычную сцену, все будто остолбенели и, раскрыв рты, уставились на Можера и принцессу. Первой опомнилась гофмейстерина:
– Госпожа герцогиня! Святые небеса! Что это с вами, куда вас несут?
Гизела бросила на них взгляд Медузы и закричала:
– Нет, это вас куда принесло?! Чего вам всем здесь нужно?
– Мы вас повсюду ищем по приказу госпожи Беатрисы. Нам сказали, что вы где-то тут…
– Убирайтесь отсюда! – снова крикнула Гизела. Потом Можеру: – Да отпусти же меня, вот привязался!
Можер опустил ее на землю, поставив на ноги.
Она быстро повернулась к слугам:
– Что стоите, олухи! Не слышали разве, что я приказала?
Слуги, раскланиваясь, стали пятиться.
– Простите, ваша светлость…
– Скажите госпоже Беатрисе, что я скоро приду.
– Хорошо, ваше высочество.
– Убирайтесь же!
Слуги, и гофмейстерина первая, заторопились и исчезли, будто рой комаров ветром сдуло.
– Выходит, ты и в самом деле принцесса? – воскликнул Можер и расхохотался. – Забавно, чёрт возьми, вот уж никогда бы не подумал.
Гизела в это время с ужасом разглядывала свою помятую одежду.
– Боже мой! Вот так познакомились… Что я скажу Беатрисе?
– Скажешь ей, что побывала в объятиях графа Можера. Она сразу поймет в чем дело и простит тебя.
Гизела покосилась на нормандца, потом внезапно громко рассмеялась и посмотрела на него одним из тех взглядов, которые ясно дают понять о полном прощении, переходящем в дружеское расположение.
– Ты уж прости, что я чуть было не посадил тебя в карман, – тоже заулыбался Можер.
– Полагаешь, тебе бы это удалось? – игриво спросила принцесса.
– Еще бы, ведь ты поместишься у меня на ладони. Хочешь, попробуем?
И нормандец протянул руку.
– Нет, нет! – замахала руками Гизела, с ужасом глядя на его ладонь величиной с крышку ведра. – И без того я уж натерпелась страху.
– А почему ты такая маленькая и тощая? Тебя плохо кормят? Впрочем, что это я… – со скрытой насмешкой свысока посмотрел на нее Можер, – к тебе, наверное, надо обращаться как к дочери короля, со всем почтением и в надлежащей форме? Не привыкла ведь, чтобы тебе «тыкали».
– Пустяки, – махнула рукой Гизела. – Тебе я прощаю.
– Отчего же?
Она пожала плечами.
– Знаешь… – и, чуть помолчав и немного смутившись, добавила, глядя в сторону: – Поначалу я так осердилась… Я ведь и в самом деле не привыкла к такому обращению.
– А потом?
Она перевела на него взгляд. Ее глаза искрились теплотой, на губах играла легкая улыбка.
– Меня стало это забавлять. Со мной никогда так бесцеремонно не говорили.
– А, ты привыкла, чтобы тебе кланялись и угодливо улыбались, как совсем недавно эта, похожая на подушку, дочь Арахны, что приходила за тобой? Но Можер Нормандский никому еще не кланялся и не улыбался по заказу.
– Это я уже поняла, – сказала Гизела, не сводя завораживающего взгляда с нормандца. – И все же иногда волей-неволей приходится нагнуться, если проход низок?
– Если так, то я остаюсь у дверей. Пусть сами выходят ко мне те, кому я нужен. А нет – значит, в этом жилище не уважают гостя, и я ухожу прочь.
– А когда очень-очень надо войти? – не отставала Гизела. – И мешает верхний косяк?
– Тогда я выбиваю его кулаком.
– Такой сильный у тебя кулак?
– Однажды на меня налетел всадник и пытался зарубить мечом. На мою беду, я был безоружен. Я увернулся от него один раз, потом другой. В третий раз он, вероятно, уложил бы меня наповал, если бы я, оказавшись прямо перед мордой его лошади, не ударил ее кулаком в лоб.
– Боже мой, бедное животное!.. Что же было дальше?
– Она упала на передние ноги, а потом завалилась набок и тут же издохла. Пока всадник барахтался под нею, я отобрал у него меч и одним ударом разрубил пополам.
– Святые небеса! – всплеснула руками Гизела и вдруг вся замерла, не сводя с нормандца влюбленных глаз. Потом прибавила, усиливая эффект чарующей улыбкой: – Мне никогда и слышать не приходилось о таком, а уж видеть и подавно…
Можер хмыкнул и, слегка нахмурившись, искоса посмотрел на нее:
– Что ты так вытаращилась на меня, будто хочешь сожрать живьем? Мне приходилось ловить на себе такие взгляды, от которых мужчина теряет голову. Но я не из той породы, тебе ясно, принцесса?
Ее взгляд потух и упал вниз, уткнувшись в землю. Она слегка покраснела. Потом негромко произнесла:
– Тебе просто показалось.
– Может быть. Вам, бабам, виднее. А скажи-ка мне, зачем ты сюда пришла? Разве конюшня – подходящее место для дочери короля?
– Не хочу говорить тебе неправду…
– Тогда говори правду, чёрт возьми!
– Хотелось посмотреть на тебя поближе.
– Значит, до этого видела издалека?
– Да, мы с сестрой заметили вас двоих, когда вы подъезжали к воротам замка.
– Теперь я понимаю… Но вот что странно: ты почему-то всё не уходишь, хотя я уже, наверное, раз сто сумел тебе надерзить. Ага, закивала, значит, это так. Так почему все же не уходишь?
– Хочешь знать? – спросила Гизела игриво.
– Конечно, чёрт побери! – воскликнул нормандец. – Мне даже стало интересно.
– Потому что я хочу с тобой дружить.
– В самом деле? – рассмеялся Можер. – Да ведь мы уже подружились, разве не так?
Гизела вся засветилась улыбкой.
– И еще я хотела сказать… – она снова с любовью взглянула нормандцу в глаза, – что ты начинаешь мне нравиться.
– Провалиться мне на этом месте! – вскричал Можер. – Скажи мне эти слова другая, похуже тебя, ей-богу, прихлопнул бы как муху! Но тебе я готов простить. Ты славная принцесса, чёрт подери, в замке моего отца я повидал таких предостаточно.
– Значит, я тоже нравлюсь тебе? – с плохо скрываемой надеждой утвердительного ответа спросила Гизела.
– Конечно! Мне нравится любая, которая не корчит из себя недотрогу.
– Вот даже как? Ну а если… корчит?
– Тогда я посылаю ее ко всем чертям!
– А если, несмотря ни на что, ты все же хочешь обладать ею?
– Тогда я легко добиваюсь, чего хочу.
– Тебе приходится держать ее, чтобы она не вырывалась?
– Я держу ее, всего лишь одним пальцем прижимая к постели.
– Со мной тебе не придется утруждать себя.
– Я знал, что мы быстро договоримся.
– Хочешь, пойдем в замок? Мы продолжим разговор у меня в покоях. Нам принесут хорошего вина.
– А как же герцогиня Беатриса? Ведь она посылала за тобой.
– Пустяки, – махнула Гизела рукой. – Вероятно, она хочет дать кое-какие наставления перед своей поездкой.
– И все же загляни к ней.
– Загляну.
Можер отвел лошадь в стойло, задвинул засов, и они вдвоем с Гизелой направились во дворец.
Герцогиня вернулась из поездки сердитая и усталая, но всё же торжество светилось в ее глазах.
– Я так и знала, что этим все кончится, – падая в кресло, ответила она на вопрос Карла Лотарингского об успехе ее миссии.
– Вам не удалось добиться их согласия? – искренне удивился герцог.
– Мне не удалось их помирить.
– Разве они в ссоре?
– Вечная война свекрови с невесткой, такая же старая, как этот мир. Я думала, может, эти умнее, ведь обе императрицы. Казалось бы, чего им делить!
– Чёрт бы побрал этих женщин! – выругался Карл и, вскочив с места, принялся шагать по комнате. – Вот что значит нет сильной мужской руки. Что же им мешает спокойно править империей? Генрих Строптивый усмирен, их извечный враг Лотарь умер, так чего им теперь недостает?