И он опустил голову, подставляя ее под удар.
Но великан медлил. Брови его сошлись на переносице. Опершись одной рукой на меч, он подбоченился другой и пробасил:
– Подними голову. Вот так. А теперь запомни: Можер Нормандский воюет только с врагами своего народа, но даже с ними он никогда не поднимал руки на безоружного. Тем более, если подумать хорошенько, никакой ненависти у меня к тебе нет. Даже появилась жалость. Ну да, ведь ты теперь пойдешь пешком, а я – верхом на твоей лошади.
– Ты оказался сильнее, и я смиряюсь, – вздохнул всадник. – Франк, как и церковник, всегда уважал силу. И никогда не оставался в долгу. Сегодня ты подарил мне жизнь, хоть и отнял коня. Когда-нибудь я верну тебе долг. Помни, это сказал брат короля. А теперь прощай.
И он повернулся, собираясь уходить.
– Брат короля? – будто гром за его спиной прогрохотал.
– Что тебя удивляет? – послышалось в ответ. – Я ведь говорил, что являюсь потомком Карла Великого.
– Так ты брат короля? – повторил нормандец. Казалось, его удивлению не будет границ. – Какого же именно? Уж не Лотаря ли? Ну да, ведь ты говорил: Людовик – твой племянник!
– А я его дядя, сын короля Людовика Четвертого.
– И тебя зовут?.. Постой… Уж не Карл ли Лотарингский? Ведь у Лотаря больше нет братьев.
– Я герцог Нижней Лотарингии Карл, ты угадал верно. Но что из того?
– Клянусь шлемом моего славного прадеда! – вскричал нормандец и, подойдя к герцогу, от души хлопнул его по плечу, отчего тот, охнув, присел. – Хорошая же встреча произошла у нас с тобой! Кто бы мог подумать! Вот и не верь после этого в силы небесные!.. А знаешь ли, кто я?
– Да ведь ты говорил – норманн. Не пойму только, что ты здесь делаешь, на границе Вермандуа, да еще в таком одеянии.
– Сейчас поймешь. Я граф Можер, сын Ричарда Первого, герцога Нормандского!
– Судя по одежде, ты такой же сын Ричарда, как я – папа римский Иоанн, – скептически протянул Карл.
– Не веришь? Так знай же, что я прибыл сюда из Нормандии, чтобы повидаться с тобой и предложить свои услуги. Отец послал меня. «Довольно, – сказал, – бездельничать в замке, отправляйся в помощь Карлу Лотарингскому. Я его должник. Однажды он спас мне жизнь». Ты должен помнить, герцог, это происходило где-то здесь.
– Помню, словно это было вчера, – кивнул Карл. – Ренье и Ламбера, потомков могущественного лотарингского властелина, лишили прав на наследство – владения в Эно. Император Оттон – вот зло всему. Лотарь, узнав об этом, вызвался помочь братьям и отправился в поход на Лотарингию. Я не отговаривал его, понимая бессмысленность своих попыток. Он не стал бы меня слушать. Он вообще не считался со мной как с братом и смотрел на меня свысока. К тому же Лотарингия была для него лакомым кусочком, ведь это родина Пипина Короткого, нашего предка, основателя династии. Как было упустить возможность отобрать у Арденнов, сторонников Оттона, родовые владения Каролингов? Лотарь и меня, как брата, пригласил в поход, хотя для всех я был никто – король без королевства, без поста, без епископского благословения. Даже без места и определённого рода занятий. Лотарь один забрал себе всё, я же остался нищим. Непонятно, на что он надеялся, ведь Оттон был силён, его не свалить. И всё же он попросил помощи у Ричарда Нормандского.
– Какого чёрта было моему отцу ввязываться в эту свару? – недовольно проговорил Можер. – Пусть бы сами ломали друг другу шеи.
– Видимо, потому что Лотарь постоянно с ним враждовал. Ричарду представилась возможность поквитаться за нападки на его земли. На это и рассчитывал Оттон. Армии встретились под стенами Монса, в Эно. Сражение было жестоким, норманны дрались как львы, и нам не удалось захватить город. Тогда-то и ранили твоего отца. Его уже хотели взять в плен, но я вырвал Ричарда из рук союзников Лотаря и передал норманнам. Они увезли его домой, в Руан. Узнав об этом, брат выгнал меня прочь. Причину к тому нашел еще одну: обвинил меня в оскорблении его жены, когда я уличил ее в любовной связи с ланским епископом. Так я стал изгоем, хуже самого недостойного воина. Но история с твоим отцом дошла и до императора, и он, извечный враг Лотаря, сделал меня герцогом Нижней Лотарингии.
– Именно так мне и рассказывал отец, – подтвердил Можер, – а потому и отправил к тебе развеять грусть-тоску и помочь, коли у тебя нужда. Только в чем же она, если твой братец в прошлом году умер, а с его сыном Людовиком у вас теплые отношения?
– К нему-то в Лан я и направляюсь, – Карл устремил взгляд на юг.
– Тогда поедем вместе, – воскликнул нормандец. – Ведь я ехал к тебе, а значит, направляюсь теперь туда же, куда и ты.
– Что ж, согласен, – улыбнулся Карл, протягивая руку Можеру, – с таким попутчиком мне не то что армия неприятеля, сам чёрт не страшен. Однако что же нам делать, граф, ведь нас двое, а лошадь одна?
– Садись в седло, герцог, а я пойду рядом. Лошадь ведь твоя. К тому же ты, кажется, ушибся при падении, всё ногу потираешь.
– Нет, так не годится, сидеть тебе, ведь ты мой гость, – возразил дядя короля. – И коня завоевал по праву, да еще и без оружия. Я же пойду пешком. А нога – ничего, скоро пройдёт, не сломана и то хорошо.
– Я не могу, ведь ты сын франкского короля.
– А ты – могущественного герцога.
– Но ты герцог!
– А ты – граф.
Оба уставились друг на друга, потом на лошадь. Она повернула голову, повела глазом на одного, потом на другого, будто спрашивая обоих: «Долго вы еще будете спорить, высокородные господа? Пора бы уже и ехать».
– В таком случае поедем оба: один в седле, другой позади, – предложил Карл.
– Милая получится картина, клянусь пятками моего прадеда! – усмехнулся Можер. – Герцог и граф вдвоем на лошади торжественно въезжают в город Лан под звуки двойных флейт и кифар! К тому же бедному животному не вынести такого груза. Боюсь, я и один окажусь тяжеловат.
– Что ж, тогда поведём лошадь в поводу.
– А сами явимся для нее пешим эскортом? – нормандец рассмеялся. – Полотно выйдет еще нелепее. Нас поднимут на смех. Такой финал устраивает тебя, герцог?
– Чёрт возьми, презабавная ситуация, – ответил Карл Лотарингский. – Любопытно, что сказал бы по этому поводу Соломон?
– Тебе хочется знать? Так вот его решение: верховым быть хозяину, к тому же он стал хром. Его спутнику быть пешим, с него не убудет. Он прошагал уж порядком от самого Шарбоньерского леса, с таким же успехом проделает и обратный путь. Возражать не стоит, герцог, ибо решение это соломоново, а значит, мудрое, и не нам с тобой этому противиться. По пути увидим воду, почистим немного твою одежду, не то нас примут за разбойников.
Можер помог Карлу, все еще потиравшему ушибленную ногу, взобраться на коня, и они направились в Лан, где жил король.
Глава 2. Певунья на камне
– Почему ты без охраны, герцог? – спросил нормандец дорогой. – Нынче небезопасно путешествовать одному.
– Лишний повод для размышлений у любопытных. На одного кто обратит внимание? Отряд же вызовет нежелательные толки. Ну а ты? Почему тоже один? Впрочем, – улыбнулся Карл, – ты и один стоишь двух десятков.
– То же сказал мне отец. Но кто мог знать, что так случится. Слава богу, хоть оставили в живых.
– Тебя ограбили? Должно быть, их было не меньше полусотни.
– Человек десять. Обычные разбойники по виду. Один из них вдруг преградил мне дорогу и сказал, что я не двинусь дальше, пока не отдам им коня, деньги и одежду. Я сшиб наглеца с ног, наехав на него конём, но появился другой, справа, и замахнулся дубиной. Я рассёк его мечом надвое, и тут меня сзади багром стащили с седла. Я свалился с лошади и обронил меч. Гляжу – а их уж как пальцев на руках. Один совсем близко, с коротким мечом. Я перехватил его удар, да и обрушил свой кулак ему на голову. Аж череп треснул у бедняги да глаза повылезли. Схватил другого – и об дерево. Чую – все кости ему переломал, будто соломинки в пальцах. А тут еще двое: вцепились, кинжалы к горлу приставили. Взял я их за шиворот, приподнял, да и стукнул друг о друга. Потом отпустил – и свалились оба грудой костей и мяса у моих ног. За тем и настал конец моим подвигам: подкрался кто-то сзади и нанес удар дубиной по голове. Должен тебе сказать: череп у меня крепкий, любой на моем месте тут же растерял бы свои мозги. Но удар был силён. Я ничего не смог поделать и без сознания повалился замертво. Когда очнулся, голова гудела, будто колокол церкви Святой Магдалины возвещал жителям Руана конец света. Подумалось тогда: не рано ли? Церковники подводят сей факт под тысячный год. Ну а когда огляделся вокруг, никого уж не было. Решили, что убили, и одежду с меня сняли. Прихватили коня и меч. Кинулся было искать негодяев, да где же найдешь в лесу? Так и побрёл, скрипя зубами, к тебе в Брюссель. Дорогой думал: как же примет меня Карл Лотарингский? В худшем случае не поверит ни одному моему слову и прикажет избить палками. В лучшем, усмехнувшись, скажет: «Вот так помощника выслал герцог Нормандский! Ни коня, ни меча, да и сам едва не голый».
– Так и подумал вначале, признаюсь, – рассмеялся герцог Карл, – но как стал рассказывать об отце, понял: не врёшь.
– Когда-нибудь доберусь до этих воров, – погрозил кулаком нормандец в сторону Камбре. – Вот только обзаведусь конем и мечом. Вмиг разорю это разбойничье гнездо, а этих мерзавцев передавлю собственными руками, как цыплят, а потом буду по очереди отрывать им головы.
– Не жестоко ли? – покосился герцог. – Христиане все же, не мавры.
– Христиане, – ответил Можер, – да только не поверишь, герцог, как жаль мне меча. Ведь его ковал для меня лучший кузнец Руана! А конь? Мой Буцефал! Едва ли найдется в конюшне твоего племянника достойная ему замена. Лишь он способен был безропотно нести меня.
– Не печалься, граф, мы еще вернемся сюда и найдем твоего коня и меч.
– Да услышат тебя небеса, герцог Карл. Но скажи, зачем ты едешь к королю Людовику? Он звал тебя?
– Он и не позовёт, зная, сколь несправедливо обошёлся со мной его отец. Но я не хочу помнить зла. К тому же Лотарь теперь уж мёртв. Его сын делает жалкие потуги править королевством и сов