– Чёрт возьми, – вскричал Можер, – вот уж никак не думал, что однажды у ворот города Лана меня будет встречать сама королева, сидя на камне у болота и играя на ротте!
– Так уж сложилось, граф, – с любопытством взглянула не него Вия. – Занедужила одна из ветвей королевского рода, да и сохнуть стала. Потом отпала и легла под ноги прохожим. Я последняя в этом роду, так, умирая, сказала мне мать. Не станет меня – и умрет эта ветвь, ставшая лишней.
– Вот так история, – задумчиво протянул Карл, – коль ты не соврала, с цыган ведь станется.
– Повторяю, триста лет уж, как в роду нашем был кто-то из цыган. Суди теперь, много ли во мне этой крови? Что же до правды, то клянусь в этом поясом Пресвятой Богородицы, пеленами Иисуса и крестом Его мученическим.
С этими словами Вия извлекла из-под туники нательный крестик с распятым Христом и трепетно поцеловала его. Затем водворила на место. Карл Лотарингский с любовью взял ее за руку и заглянул в глаза.
– Выходит, ты, как и наши с тобой далекие прапрабабушки, умеешь разгадывать загадки и заглядывать в будущее?
– Могу, – коротко ответила Вия. – Разве не убедился сам? Да только быть столь мудрой, как Плектруда или Бертрада, мне уж не дано. Гибнет ручей, оторвавшись от русла. Устаёт и немеет рука, поначалу крепко державшая меч.
– Не печалься, красавица, найдется еще работа для твоего ума, – обнял ее за плечи Можер. – Я не столь суеверен, как брат короля, а потому вот моя рука! Прочти, что на ней написано. Может, стану императором? – и он громко захохотал.
Вия, чуть склонив голову набок, долго глядела в его лицо.
– Зубы у тебя белые, крепкие…
– О чем это говорит?
– О хорошем здоровье.
– В этом ты права, клянусь бородой моего прадеда! Ну а дальше?
Она взяла обеими руками его ладонь, огромную, будто сковороду, и, взметнув еще раз взгляд кверху, улыбнувшись, покачала головой. Потом стала разглядывать линии на ладони. Наконец, удовлетворенно кивнув, объявила:
– Ох и счастливый ты, граф Можер! Женщин у тебя, что камыша в этом болоте. Столько же будет еще. А жизни тебе отмерено – позавидовать. Всё у тебя: богатство, почести, знатность, впереди семья и… любовница. Да надолго, не как с другими.
– Кто же она, это можешь сказать? – с любопытством спросил Можер. – Уж не королева ли?
– Не пойму. Род знатный, что пересекается с твоим, в двух местах…
– Две любовницы?
– Первая связь мимолетная и вызвана интересом одной из сторон. Она скоро обрывается.
– Жаль, – вздохнул Можер. – И почему этот интерес так быстро угаснет?.. Ну а другая?
– Здесь никакого расчета. Но связь долгая, и стоит она… на любви.
– Ну, – разочарованно протянул Можер, – это мне вовсе не надобно. Ни в кого еще не влюблялся и не хочу. Не думаю, чтобы какая-нибудь влюбилась и в меня.
– Не пробуя блюдо, уже заявляешь, что оно горчит?
– Что же, сладким будет?
– Увидишь сам. Вспомнишь еще наш разговор. Тогда и поблагодаришь меня.
– Условились, Вия. Только где я тебя найду?
– Живу я меж воротами и дворцом короля, как раз посередине. Там улочка отходит от дороги, под углом к ней. В конце ее маленький домик. Искать не сложно, спросишь у любого. Главное, чтобы не забыл.
– Кто еще там живет?
– Я одна. Матери нет уже два года, а отец погиб на войне.
– Как же ты живешь? Чем кормишься?
– Играю, пою песни, пляшу, гадаю по руке. Еще вышиваю, обучена грамоте.
– Неплохо. Где же обучалась?
– При монастырской школе, у каноника. Отец был жив, вносил плату за обучение.
– Значит, на жизнь хватает?
– Много ли мне надо.
– А хотелось бы больше?
– К чему? Богатство ведет к жадности.
– Это верно. Вот Карл, брат короля – совсем не богат, потому и щедр.
Вия изумилась, поглядев на Карла:
– Герцог Лотарингский – и живет в нужде?
– Не совсем так, конечно, – несколько смутившись, проговорил Карл, – но и не подобающе царственным особам.
– За этим и едешь к племяннику? – искоса взглянула на него Вия. – Понимаю. С братом вы жили будто два медведя в одной берлоге.
– А что, герцог, – воскликнул Можер, – не взять ли нам эту певунью с собой? Пусть живет во дворце, при Людовике. Он молод и она тоже. Будет рассказывать ему сказки, петь песни да писать за него письма. Сам он, отец сказывал, не особо силен в грамоте.
– Честно говоря, и я подумал о том же, – ответил Карл. – Уж больно ты говоришь ладно, Вия, да и собою мила, не стыдно будет привести к королю.
– Никак понравилась тебе?
– Отчего же такая, как ты, может не понравиться? – улыбнулся в ответ герцог. – Только, боюсь, мне уж перешли дорогу, – и он выразительно посмотрел на Можера. – Да и ты всё больше на норманд ца поглядываешь. Где уж мне, старику, стяжать лавры на полях любви. Стрелы Амура часто не разбирают возрастов, а нынче они ударили строго по цели.
Можер при этих словах лишь хмыкнул и пожал плечами. Вия же, опустив взгляд, слегка покраснела.
– Однако альковные дела оставим на потом! – воскликнул Карл, вскакивая в седло. – А сейчас – в город! Впереди благая цель. К тому же еще неизвестно, как примет нас король. Не забудь, Вия, свою ротту.
И все трое – всадник и двое пеших слева от лошади – направились в сторону городских ворот.
Глава 3. Дядя и племянник
Королевский дворец с виду оказался мрачным, темным, будто логово Вельзевула. Стражники у входа с застывшими, будто под гипсовыми масками, лицами тоже не отличались приветливостью. Имя дяди короля не возымело на них должного действия, и гостям довольно долго пришлось ожидать у дверей, пока один из стражей, ушедший с сообщением, не вернулся обратно. Можер недовольно оглядел вооруженных копьями, секирами и мечами франков и тут же окрестил их «приспешниками сатаны».
Внутри дворец также не блистал великолепием: всё массивное, угрюмое, из потемневшего дерева и мертвого камня – не отшлифованного, не разукрашенного, без орнамента. Лишь потолок сверкал разноцветной лепниной; рисунок на библейский сюжет тянулся по всему залу и уходил вглубь галереи.
Король принял гостей в своем кабинете на втором этаже, справа от парадной лестницы. Обстановка его апартаментов тоже не прибавляла бодрости духа: громоздкий темный стол с кривыми ножками, словно паук в центре паутины; рядом – трон в виде продолговатого ящика со спинками сзади и с боков; слева и справа две мраморные колонны. Подлокотникам трона придана форма причудливых животных с разинутой пастью и высунутым языком; на сиденье – подушка. Вдоль стены тянется длинная деревянная скамья, над ней – два узких окна.
Король Людовик молод, ему всего двадцать лет. Он одет в короткую тунику, поверх нее – порфира с золотой застёжкой, на икрах ног – повязки лентами, выглядывающие из кожаных полусапожек, голову венчает шляпа. Корона с убрусом[3] и драгоценными камнями лежит на столе, рядом со скипетром.
Увидев вошедших, Людовик, заулыбавшись, с восторгом воскликнул:
– Дядя! – и бросился навстречу Карлу Лотарингскому.
Карл обнял его, заглянул в глаза:
– Вот мы и встретились, племянник.
– Ах, почему же вы раньше не приезжали?.. Впрочем, похоже, я сам тому виной.
– Ты, я вижу, рад моему приезду, – улыбнулся Карл.
– Еще бы, чёрт возьми! – ответил юный монарх. – Но вы, значит, сомневались во мне, потому и не появлялись раньше?
– Признаюсь, я был в нерешительности. Она и удерживала меня от нашего свидания.
– Вы о моем отце? – король нахмурился. – Да, я помню, что между вами произошло. Он жаждал обладать всем и оттого невзлюбил вас, лишив всего, что положено брату, такому же королю. Вы были оскорблены, унижены, и я искренне огорчен этим. Грех ненависти тяжелым грузом лежал на его сердце, он и свёл его в могилу. Бог наказал моего отца за несправедливый поступок. А ведь даже я советовал ему вернуть вас ко двору, раскрыв объятия родному брату.
– Ты и вправду говорил об этом, мой мальчик?
– Да, дядя. Но он не послушал меня. И остался один. Думал, справится с империей. Но в одиночку даже волки не нападают. А ведь перед ним был сильный враг: император Запада и глава Христианства, помазанный самим папой, защитник церкви, опекун королей!.. Но… – тут Людовик с любопытством поглядел на спутников Карла, – мы, кажется, не одни? Я всё хочу спросить: кто это с вами?
– Очень хорошие люди, племянник, и мои друзья. Надеюсь, они станут и твоими.
Людовик уставился на Можера.
– Этот вот, огромный, похож на бродягу. Прямо разбойник с большой дороги. Где вы его нашли?
– Этот великан, этот бродяга, разбойник, как ты его назвал, не кто иной, как Можер, сын Ричарда Нормандского.
Можер вышел вперед, чуть склонил голову, пробормотав про себя: «Вот так приветили! Слышал бы это мой достославный предок…»
– Сын герцога Ричарда? – вскричал в удивлении король. – О небеса! Как же можно ошибиться…
– Всему виной мой необычный наряд, ваше величество, – подал голос нормандец, будто взревела басом на низкой ноте труба музыканта. – Это и ввело вас в заблуждение, как некогда вашего дядю, а меня – в смущение, и уже вторично. Я и пришел сюда, чтобы сказать вам об этом.
– С тобой произошла неприятная история, верно? – обратился к нему король. – Как иначе объяснить твой вид? Ты расскажешь ее королю? Очень хочу послушать, это меня развлечет в моей тюрьме, которая зовется королевским дворцом.
– С удовольствием, – ответил нормандец, – хотя, считаю, интересного здесь мало, скорее, от моего рассказа повеет грустью.
И он поведал королю о том, что с ним приключилось.
– Так вот оно что, – протянул Людовик, когда Можер умолк. – Король норманнов желает помочь королю франков?
– Герцог Ричард и король Лотарь были не дружны. Первому не нравились набеги на границы Нормандии, второму не давала покоя ее независимость. Но она признана актом вашего деда, и, хотя провозглашена была им скрепя сердце, вашему отцу надлежало бы помнить об этом и жить в мире с правителем Норман дии. Имея такого союзника, можно было свалить Оттона.