Каждому любителю истории должно бы почитать Белоозеро дорогим местом, если бы и ничего более о нем не знать как то только, что первой российской историк Нестор в оном родился. Но положение оного города при самоизобильнейшем на рыбу озере дает ему другие еще преимущества.
Изборск был бы довольно знатен, если бы построенный великою княгинею Ольгою город Псков по причине лучшого своего положения не овладел всеми в той земле выгодами; однако Изборск и ныне славен по причине многократно происходившей там войны с лифляндскими крыжаками, что самое было тогда побуждением выстроить в нем и каменной замок. Ручей, при котором он стоит, прежде назывался Иссою, откуда, конечно, у готского народа выводилось имя оного города; что и свойственнее, нежели как если бы историки тщетно поохотились выдумать некоего князя Исборска, который будто бы в дрейнейшия времена выстроил сей замок и оной именем своим назвал. Позволяется однако и иного быть в сем случаи мнения, ибо Нестор не означает, построил ли Трувор новой замок, или он в старом жить остался.
Следующее похождение подает нам более изъяснения о тогдашнем расположении новгородского государства. Пусть вещает летопись патриарха Никона, поскольку печатный Нестор здесь не столько полон. Под 864 годом написано: новгородцы жаловались, что они сделаны рабами (чужого народа) и принуждены сносить всякое зло от Рюрика и от племени его.
После чего непосредственно следует: в том самом году Рюрик убил Вадима Храброго и многих жителей новгородских с ним в сагласии бывших И так было возмущение противу Рюрика. Знатной муж от племени славенского, витязь, делами своими имя Храброго себе заслуживший, был предводителем.
Все славяне, коим новое правление несносным показалось, были со стороны Вадимовой. Почему же нельзя было опять сбросить иностранцев? Прежний пример в свежей был еще памяти: но Рюрик для всякого случая в готовности находился. Он подкрепляем был большим числом варяг, кои явно ли или ухищренно помогали ему одержать победу. Здесь, по мнению моему, надлежит положить начало неограниченного Рюрикова в Новгороде державствования.
За сею победою последовало то, что Рюрик с того самого часа положил пребывание свое в Новгороде и построил там деревянной замок, в коем он мог жительствовать безопасно; первый ли то замок был в Новгороде? Да. Так пишет Татищев, который имел случай столь многие сличать рукописи, и выбрать из оных те места, кои наилучше ему показались. В печатном Несторе и в летописи Никоновой обстоятельства сего не видно. Таким образом, Рюрик возложил на вольный народ оковы: его призвали для защищения вольности, а он ее угнетил.
В варяжской истории самосправедливейший и самотруднейший пункт есть тот, чтобы доказать, кто именно были варяги-россы, о коих мы доселе говорили, или, лучше сказать чтоб возможность того утвердить доводами, каким образом российское имя, о котором прежде сего при всем Восточном море никаких следов не видно, могло родиться между варягами и распространено быть на славян новгородских; что, однако, должно так доказать, чтобы не было нужды прибегать к прежним произвождениям оного от некоего князя Русса, от рассыпания, от русых волос, скудость каковых доводов каждому разумному человеку приметна.
Здесь приходят мне на память роксолане, о которых в особливой главе мною говорено. Кроме сего народа нет никакого другого, который бы лучше служил к объяснению варягов-россов. Нельзя тому нечаянно случиться, что финляндцы называли шведов роцами и роцоланами. Одна шведская провинция называется, неизвестно почему, Рослаген. Роксолане, так как и шведы, были готского происхождения. Финляндцы легко могли почесть один народ вместо другого; и как они жили еще весьма далеко в России и Польше, то и знали столь же хорошо роксоланов, как после того и шведов. Если положить, что роксолане, о которых мы с тех пор, как они из России прогнаны, никакого известия не имеем, в Пруссию переселились, то нет более никакого в том затруднения. Находим мы их под именем варягов-россов. Ибо росс и русс все одно, а лане, так как и лайне, ни что иное есть, как окончание.
Может статься, что и роксолане в Швецию перешли, и имя свое провинции Рослаген сообщили. Но дабы сие не могло почесться весьма дерзкими догадками, то приходя к нам на помощь и Равенский землеописатель уверяет нас, что роксолане жили действительно в Пруссии около реки Вислы на морском берегу. Сей землеописатель, кто бы он ни был, жил ли он в 6 или 9 столетии, или еще позже, нам до того нужды нет.
Однако свидетельство его при общем в известиях недостатке почтения всегда достойно: пусть он будет косноязычен и ненадежен, здесь же он довольно совершен и вероятен, извлекая один народ из забвения и подавая случай объяснить начало другого, что сбыться бы без него не могло. Найденного в тине жемчуга не презирают. Не инако сделал и великий Лейбниц, выводя из сего самого писателя и происхождение франков; каковое открытие в его время казалось столь же странным, и оного никто не оспаривал.
Иные воображают себе, что чем моложе объявить оного Равенского землеописателя, тем не действительнее будет свидетельство его. Но Муратори, по исследовании Иеронима Рубея, утверждающего, якобы он в 10 столетии жил, поставляет его в 9 век, в чем, вероятно, и одержит он преимущество. И хотя бы так называемый Гиидо жил не позже как в 10 или 12 столетии, однако мог он известия свои почерпнуть из древнейшего какого-нибудь писателя, как то в варварские времена один у другого всегда списывал. Молчание других историков и землеописателей о роксоланах, при Висле живших, по причине редкости оных в тогдашния мрачные времена не может служить на то возражением.
Если же хотеть вместо роксолан поставить другие какие народы, то надлежит, чтобы то были эстии, в Таците упоминаемые. Но эстии, кои кроме того по причине только положения своего к востоку в рассуждении немцов так были называемы, кажется, вскоре после того далее назад к востоку подвинулись, так как и их современники фены, Тацитом же упоминаемые, и даже до нынешней Польши распространявшиеся.
Тогда ничто уже не мешало роксоланам заступить их места при Висле. Или, может быть, роксолане были те же самые эстии, кои по вступлении на прежние свои места названы были тем же самим именем от немецких народов. Если же после того времени не упоминается более ни о каких роксоланах, в Пруссии бывших, то тем гораздо меньше тому удивляться можно, что по сказке Несторовой весь варяго-росской народ с Рюриком в Новгороде преселился.
Поскольку сходство обычаев, языка и образа жизни всех варяжских народов есть доказательство общего их готского происхождения, то, напротив того, готское происхождение роксоланов (см. в главе о роксоланах) объясняется тем доводом, что сии также принадлежали к варягам, и, несмотря на отдаленность их, могли они новгородцам быть известны. Да и вероятно, что древние роксолан в России селитьбы были тогда не совсем еще, как у тех так и у других, из памяти истреблены. Каковое обстоятельство могло также несколько к тому пособить, что новгородцы любили роксолан паче всех прочих варяг.
Если же к тому и то еще прибавить, что роксолане, может быть, меньше к воинству, нежели к торговле были склонны, то и приметно из того, что новгородцы уповали научиться скромнейшему правлению и сильнейшему защищению своей торговли более от сих или от варягов-россов, нежели от тех, кои на одно только устремлялись грабительство.
Если о сем мнении вообще рассуждать, то оное есть, конечно, не иное что, как одно положение, с которым не можно дойти до совершенной в том подлинности. Однако оное имеет то преимущество, что чем меньше находится в том противоречия с прежде известными истиннами и историческими положениями, кои от каждого должны почитаемы быть в рассуждении знатности веры достойных историков, каков есть в российской истории преподобный Нестор, тем яснее и непринужденнее можно через то объяснить все, что Нестором и последователями его сказано о варягах-россах и после бывших россиянах.
Напротив того, по вышеупомянутым свойствам надлежит исследывать мнения других писателей. Мы умалчиваем о тех совсем бесполезных историках, кои основываются на одном только сходстве букв, или кои хотят объяснить значение имени Русь и Россия. Столь же мало значит здесь и вымышленный князь Русс, которого польские и богемские историки с Лехом и Чехом соединяют. Посмотрим лучше, что отменного о сем заключают в себе собственные российские историки, и станем вкратце исследывать основательность или неосновательность того.
На втором месте по Несторе и продолжателях его стоит между российскими историческими книгами так называемая Степенная книга, которая хотя еще не напечатана, однако довольно известна, и таковое имя получила она себе от расположения своего на степени сродства великих князей и царей, коей книги начало и основание приписывается митрополиту Киприяну в 14 столетии, а продолжение ее митрополиту Макарию, в 16 столетии жившим.
Таковая книга может в истории российской до времен сочинителей своих там только важною почесться, где оная основывается на Несторовой и продолжателей его летописях. В ней не упоминается о различии варяг, а особливо варяг-россов; однако самая главная вещь в оной имеется, а именно: от варяг или собственно по варягам названы мы россами, а прежде звались мы славянами.
Напротив же того, в другом месте произхождение россов от римлян следующим описывается образом: Рюрик пришел от варяг в великий Новгород с двумя своими братьями и с народами своими; происходил же он от потомков (князя) Прусса, по имени коего и Прусская земля Пруссиею названа; Прус же был брат императора Августа. Здесь наименованы городы, которые якобы император Август отдал брату своему Пруссу в наследие, а именно: Мадборок, Турон, Хвойница и Гданск (то есть: Мариенбург, Тори, Хойниц и Данциг) вместе со всею землею от Вислы по реку Неман или Мемель простирающеюся.
Излишно было бы останавливаться на нелепости, в двух последних местах содержащейся. Есть о том ученое Байерово Слово, в объясненной Лилиенталовой Пруссии вмещенное, над которым лучше бы сей последний не трудился. Что таковое баснословное вымышление не старое, доказывают все российские писатели до времен царя Ивана Васильевича бывшие, кои о таковом произхождении ничего не знают.