Речь Миллера, уже печатавшуюся, велено было отобрать у него. По жалобе Миллера на пристрастие судей президент велел рассмотреть речь на генеральном собрании Академии, где автор мог бы защищать свои взгляды. Рассмотрение речи с диспутами продолжалось с октября 1749 г. по март 1750 и обличалось большой бурностью. Большинство академиков высказалось против речи, и она не была не только прочитана, но ее отобрали и постановили уничтожить, так как она предосудительна для России.
Миллер и варяжский вопрос
Миллер этой речью открыл длинный ряд ученых споров по так называемому варяжскому вопросу. Миллер в своей речи хотел, собственно, решить вторую часть вопроса — о Руси, но по своему задорному характеру он обострил выводы Байера, каждому положению придал форму, щекотливую для русского самолюбия. Вот почему его речь возбудила такой шум в петербургском обществе.
Миллер доказывал в своей речи три главных тезиса. Первый из них основан на рассказе Начальной летописи о приходе славян с Дуная на Днепр. Это переселение совершилось, по мнению Миллера, уже в христианские времена, не раньше Юстиниана. Миллер доказывал, что славяне были прогнаны с Дуная на Днепр волохами-римлянами и поселились в стране, занятой финнами.
Второй тезис состоит в отождествлении варягов со скандинавами (у Байера варяги — это нарицательное, не собственное племенное имя). Третий тезис состоит в тожестве руси с варягами. Стало, скандинавы дали Руси государей. Это — новая мысль.
Возражения Академии
Эти положения и вызвали бурю. Причиной запальчивости этих возражений было общее настроение той минуты, когда была написана речь. Речь Миллера явилась не во время; то был самый разгар национального возбуждения, которое появилось после царствования Анны, и которому была обязана престолом Елизавета Петровна.
Минувшее десятилетие стало предметом самых ожесточенных нападок; даже церковные проповеди обратились в политические памфлеты, направленные против этого темного десятилетия. С церковной кафедры говорили, что хищные совы и нетопыри засели тогда в гнезде российского орла. Новое, национальное царствование началось среди войны со Швецией, которая кончилась миром в Або 1743 г.
В это время готовиться сказать по случаю тезоименитства государыни на торжественном заседании Академии, что шведы дали Руси и народное имя и государей, едва ли значило украсить торжество. Академики, рассматривавшие речь по поручению президента, дали такой отзыв: во всей речи автор ни одного случая не показал, который служил бы к славе русского народа, а говорит только то, что служит к его уничтожению.
Тредьяковский опять в длинной записке признал диссертацию вероятней даже всех других систем по тому же предмету и задался вопросом, кто такие были россы. Он собрал всевозможные известия о россах — всюду искал, даже в Шотландии и Туркестане. Слово «росс» навело его на мысль, что оно произошло от слова «рази», следовательно, они были очень воинственны. У византийцев они звались россами от русых волос, у Страбона — от роксалан, у Прокопия — от глогола «рассеиваться». Но все это не удовлетворяет исследователя. Вдруг он разворачивает летопись и находит в ней известное место: «суть новгородцы варяжское племя, прежде быша словене».
Тредьяковский отбрасывает свои прежние догадки. Взгляд Миллера кажется ему весьма вероятным; он не одобряет только формы, в какой Миллер его выражает. Он говорит: нагая истина ненависть рождает.
Доводы М. В. Ломоносова
С Ломоносовым разделаться было труднее. Его доводы не столько убедительны, сколько жестоки. Положения Миллера, по мнению Ломоносова, не только шатки, но и опасны:
1) они произведут соблазн в православной церкви, потому что Миллер полагает поселение славян на Днепре и в Новгороде уже после времен апостольских, а русская церковь ежегодно вспоминает хождение апостола Андрея Первозванного на Днепр и в Новгород к славянам, где крест его, и ныне высочайшим ее величества указом строится на том месте каменная церковь;
2) если, как утверждает Миллер, хождение это есть сказка, то что же сделать с орденом Андрея Первозванного?
3) Байер и Миллер так рассуждают: варяги, т. е. русь, произошли от скандинавов, а имя — от финского племени. Значит, шведы нам дали князей, а чухна — имя?..
Свое возражение Ломоносов заканчивает словами, что речь Миллера не может служить к чести российской Академии и побуждать российский народ на любовь к наукам.
Миллер действительно потерпел за речь. По крайней мере она была косвенным источником тех преследований, которым он подвергся. Теперь ему все начинали ставить в строку. Он получал жалованье профессора, но уже 18 лет, как ректор академического университета, не читал лекций; теперь отняли у него ректорство, президент предложил ему читать лекции по всеобщей истории. Наконец, Миллера разжаловали из профессоров в адьюнкты с жалованьем в 360 вместо 1 тыс. руб. После ему возвратили и звание и оклад.
Забавной интермедией к этой истории может служить пародия на речь Миллера, написанная Шумахером. В одном письме он касается речи Миллера и находит в ней много учености, но мало благоразумия. Если бы ему, Шумахеру, пришлось говорить речь, он сказал бы: происхождение всех народов весьма неизвестно: каждый производит себя то от богов, то от героев. Так как я говорю о русском народе, то я прежде всего приведу мнения различных писателей, а потом выскажу и свое мнение. Такой-то думает и т. д.
Я же, основываясь на шведских писателях, представляю себе, что русская нация происходит от скандинавских народов.
Впрочем, откуда бы ни происходил русский народ, он всегда был народом храбрым, отличавшимся геройскими подвигами. По краткости времени коснемся только замечательнейших, отложив прочие до другого случая.
Здесь он мог бы говорить о подвигах князей, царей, императоров и императриц. А Миллер хотел умничать — так ништо ему! Habeat sibi, дорого заплатит за свое тщеславие.
Все это любопытно для характеристики ученой и нравственной обстановки, среди которой развивалась русская историография в XVIII в.
Дальнейшая деятельность Миллера
Деятельность Миллера продолжалась еще долго после этой злосчастной речи. Он представил план издания первого учено-литературного журнала в России, то были «Ежемесячные сочинения», редактором которых назначен был Миллер.
«Ежемесячные сочинения» начали выходить с 1755 г. Миллер поместил в них множество своих специальных работ по русской истории, географии и этнографии. В первом году он поместил замечательную для того времени критическую статью о Несторовой летописи, о составе ее и значении как исторического источника. Она долго служила основанием ученых суждений об этом памятнике. Взгляд Миллера очень основателен; он говорит, что ни у одного славянского народа нет подобной летописи, да и во всей анналистической литературе нет памятника, столь древнего и важного; вот почему он считает необходимым издать летопись для обращения в народе.
«Ежемесячные сочинения» прекратились в 1765 г., когда Миллер перешел на службу в Москву, а преемника ему по редактированию журнала в Академии не нашлось. Наскучив академическими интригами, Миллер охотно принял предложение на место главного смотрителя Воспитательного дома в Москве, но уже в следующем году он благодаря князю Голицыну стал начальником Московского архива иностранной коллегии.
С этой минуты ожил этот архив, столь важный для русской истории. Здесь хранится не одна дипломатическая переписка московского правительства с конца XV в.; Посольский приказ заведовал и другими отраслями управления, и все документы по этим частям государственного управления также сохранились в его архиве, причем в замечательной полноте.
Миллер почувствовал себя, как дома, в этой атмосфере. Он начал систематическое описание архива, продолженное его преемниками. Кроме того, он начал обрабатывать находившийся там материал; он хотел написать новую русскую историю начиная со времени самозванцев.
Ломоносов не спускал глаз с Миллера долго после речи и в Москве; он очень опасался работ Миллера, в каждом его произведении он видел занозливость и предосудительные речи, говорил, что Миллер замечает только пятна на одежде российского тела, не замечая ее украшений.
Первые статьи Миллера по новой русской истории были напечатаны еще в «Ежемесячных сочинениях». Ломоносов подал записку и добился того, что Миллеру было запрещено продолжать его труды.
Екатерина блоговолила к Миллеру и купила у него за 20 тыс. руб. его богатую рукописную библиотеку, которая присоединена была к Петербургской публичной библиотеке.
Миллер умер в 1783 г. Важнейшие его сочинения: 1) «Речь о происхождении имени и народа росского»; 2) начатое им «Описание сибирского царства» и 3) «Опыт новейшей истории России». После Татищева в XVIII в. никто не сделал больше по собиранию и предварительной обработке источников русской истории.
В. К. Тредьяковский
Академик профессор Василий Кириллович Тредьяковский (1703–1769), первоначально примкнувший к мнению Миллера по вопросу о варяжском происхождении Руси, потом перешел на сторону его противников, вероятно, под влиянием взглядов Ломоносова и Татищева.
Роль Тредьяковского в Академии была очень печальна: он постоянно был «сатирически прободаем». Это происходило от полного отсутствия у него литературного таланта.
В 1758 г. он написал три исторические диссертации. В этих трех диссертациях, тесно между собой связанных единством мысли, Тредьяковский примыкает частью к Татищеву, частью к Ломоносову. Он доказывает, что некогда, еще до немцев, в Пруссии господствовали славяне. Он потратил много учености, чтобы доказать свои положения, но о них можно сказать, что в них много пустоши, часто досадительной и для России предосудительной, как сказал Ломоносов о сочинениях Миллера. Для доказательства своих положений он дает полную волю воображению в области грамматики: Каледония — Хладония (холодная страна), скифы — от «скитаться», варяги — от ворять, предварять (забегать вперед), сарматы — от замарать и пр. Легко понять, что эти исследования не могли оставить заметного следа в русской историографии.