– Я пришел, мои милые дамы, чтобы заметить, что за все удовольствия в этом мире нужно платить, причем иногда мы сами готовы предложить довольно высокую цену. Вот и я тоже. Надеясь увидеть вас в Вудстоне в среду, я вынужден уехать прямо сейчас, на два дня раньше, чем намеревался.
– Уезжайте, – помрачнев, ответила Кэтрин. – А почему прямо сейчас?
– Почему? Вы еще спрашиваете! Потому что больше нельзя терять времени, так как надо предупредить экономку о вашем приезде. Потому что мне нужно позаботиться о подобающем обеде.
– Вы шутите!
– К сожалению, нет. Я бы сам предпочел пока остаться.
– Но как вы можете говорить о таких вещах после того, что сказал генерал? Ведь он хотел, чтобы вы не утруждали себя и ни о чем не хлопотали, потому что его устроит абсолютно все.
Генри лишь улыбнулся.
– Уверена, что мы с вашей сестрой будем довольны и самой малостью. Зачем вы так беспокоитесь, если генерал сам попросил не устраивать ничего необычного? Кроме того, если бы он даже не заострил на этом внимание, то и так было бы ясно, что после всех великолепных обедов дома один раз можно съесть и что-нибудь попроще.
– Хотел бы я рассуждать так же, как вы. Тем не менее, до встречи. Завтра воскресенье, и мне нет смысла возвращаться.
Он ушел; и, поскольку Кэтрин теперь сомневалась в своих собственных суждениях чаще, чем в его, она очень скоро поняла, что он поступил правильно, каким бы досадным не был его отъезд. Зато поведение генерала она никак объяснить не могла. То, что он разборчив в еде, Кэтрин уже давно заметила сама, без чьей-либо помощи; но то, что он утверждает одно, а имеет в виду совсем другое, ей казалось чересчур странным. Как же в таком случае нужно его понимать? Кто еще, кроме Генри, может знать, что же ему на самом деле требуется?
Как бы там ни было, Генри уехал, и его не будет с субботы до среды. К такому грустному заключению рано или поздно приходили все ее мысли. А письмо капитана Тилни, наверняка, придет именно в эти дни. А в среду, она была уверена, пойдет дождь. Прошлое, настоящее и будущее – все сейчас выглядело очень уныло. Ее брат – так несчастен, а разочарование в Изабелле – так велико. Настроение Элеаноры, как она заметила, тоже подвержено перепадам во время отсутствия Генри. Что же теперь могло заинтересовать или развеселить нашу героиню? Бродить по лесам и рощам она устала; да и само аббатство казалось ей сейчас самым обычным домом. Посматривая на него, она лишь с горечью вспоминала о своих глупостях, на которые вдохновило ее это здание. Какой в ее голове произошел переворот! А ведь раньше она с таким благоговением хотела очутиться в аббатстве! Теперь, однако, в ее воображении возник новый объект – скромный, но уютный дом приходского священника. Он, наверное, похож на их жилище в Фуллертоне, только намного лучше. В Фуллертоне были кое-какие недостатки, но в Вудстоне их, скорее всего, не будет. Ах, наступит ли когда-нибудь среда!
Она наступила, и как раз тогда, когда ее и следовало ожидать. День выдался на славу, и Кэтрин была вне себя от радости. В десять часов все трое выехали из аббатства; и, покрыв расстояние почти в двадцать миль, добрались, наконец, до Вудстона, крупного, многолюдного села, с виду вполне красивого. Кэтрин было неловко говорить, как она очарована, так как генерал счел необходимым высказать извинения по поводу того, что местность здесь, видите ли, слишком плоская, а село – слишком маленькое. Но в глубине души она считала, что это самое прекрасное место, когда-либо встречавшееся в ее жизни, и с восхищением разглядывала небольшие магазины мелких торговцев и аккуратные домики, мимо которых им довелось проезжать. В дальнем конце села, несколько уединившись, стоял дом приходского священника, не так давно построенный из прочного камня. Описав полукруг, они подкатили к зеленым воротам. У дверей их уже ждал Генри вместе со своими друзьями, которые скрашивали его одиночество: крупным щенком ньюфаундлендом и двумя-тремя терьерами.
Все мысли Кэтрин были обращены к нему, поэтому, входя в дом, она едва ли что-либо замечала. Когда генерал спросил о ее мнении, она даже не нашлась, что сказать. Оглядевшись, Кэтрин сразу же обнаружила, что находится в невероятно уютной комнате, однако свои похвалы она произнесла с известной долей осторожности, что несколько его огорчило.
– Мы не считаем этот дом хорошим, – сказал он. – Не будем сравнивать его ни с Фуллертоном, ни с Нортенгером. Это просто дом приходского священника, скромный и немного тесный, хотя очень милый и вполне пригодный для жилья. Надо заметить, правда, что он не уступает другим; я хочу сказать – в Англии очень мало сельских пасторатов, которые могли бы встать с этим на одну ступень. Конечно, кое-что не мешало бы улучшить. Ну, впрочем, вы и сами видите. Например, убрать арку. Скажу вам по секрету, что больше ничто не вызывает у меня такого отвращения, как эта рассохшаяся арка.
Кэтрин, однако, слышала не так много из всего сказанного генералом и потому не могла ему даже посочувствовать. Вскоре на обсуждение, в котором принял участие и Генри, было выдвинуто еще несколько вопросов. Но в этот момент вошел слуга, держа в руке поднос с закусками. У генерала тотчас же появился удовлетворенный вид, а к Кэтрин вернулось спокойствие.
Комната, в которой они расположились, была довольно просторной и чудесным образом подходила под столовую. Когда они вышли из нее, чтобы пройтись по саду, Кэтрин сначала показали одну комнату поменьше, принадлежавшую лично хозяину дома и приведенную по такому случаю в порядок; а затем – ту, которая была отведена под гостиную. Несмотря на то, что мебель в ней пока отсутствовала, Кэтрин она понравилась настолько, что ее замечания на сей раз пришлись по душе самому генералу. Эта комната отличалась своеобразной формой, а также окнами, доходящими до пола. Из них открывался очень приятный вид, пусть даже на простые зеленые луга. Кэтрин выразила свой восторг со всей искренностью, на которую была способна.
– Ах, почему же вы не обставите эту комнату, мистер Тилни? Как жаль, что здесь нет мебели! Это самая красивая комната, которую я когда-либо видела! Самая лучшая во всем мире!
– Надеюсь, – произнес генерал с довольной улыбкой на лице, – что в скором будущем здесь появится вся необходимая мебель, которую, правда, пусть лучше выберет на свой вкус сама женщина!
– Если бы это был мой дом, я бы все время проводила только в этой гостиной. Ах! Какой милый домик. Вон там, среди деревьев. Среди яблонь! Это самый чудесный домик!
– Вам нравится? Это уже хорошо. Генри, не забудь, чтобы о нем переговорили с Робинсоном. Домик остается.
Эта фраза заставила Кэтрин опомниться и сразу же замолчать. Хотя генерал был неудержим в своих расспросах о том, какой цвет, по ее мнению, должен преобладать в обоях и портьерах, из нее он не смог вытянуть больше ни слова.
Когда они вышли на свежий воздух, смущение Кэтрин постепенно начало проходить. Оказавшись у декоративной части сада, которая состояла из дорожки, идущей с обеих сторон зеленой лужайки, где еще полгода назад проявился талант Генри, она окончательно оправилась и заметила, что находит это место для отдыха самым чудесным из всех, где ей когда-либо доводилось бывать, хотя ни один куст здесь не был выше, чем белая скамья в дальнем углу сада.
Прогулка по близлежащим лугам, а затем по краю села, где они зашли на конюшни, чтобы осмотреть кое-какие усовершенствования, и где смогли позабавиться возней крохотных щенков, затянулась в итоге до четырех часов, в то время как Кэтрин думала, что еще нет и трех. Пора было обедать, так как в шесть им предстояло уже отправляться в обратный путь. Ни один день в ее жизни не проходил так быстро!
Она не могла не заметить, что все изобилие на обеденном столе ничуть не удивило генерала; мало того, он даже поглядывал на сервировочный столик, рассчитывая найти там холодное мясо, которого, правда, не было. Наблюдения его сына и дочери носили несколько иной характер. Им не часто удавалось видеть, чтобы он ел с таким аппетитом вне собственного дома; они даже не знали, что их отец может не обращать внимания на растаявшее масло.
В шесть часов, как только он допил свой кофе, они уселись в экипаж. У генерала был настолько довольный вид, что Кэтрин почти не сомневалась в том, какие он уже начал строить планы. Если бы она в равной степени могла быть уверена в желаниях его сына, то, возможно, уезжала бы из Вудстона, совершенно не тревожась о том, как и когда ей случится приехать сюда еще раз.
Глава 27
На следующее утро неожиданно пришло письмо от Изабеллы:
«Бат, апрель.
Моя дорогая Кэтрин,
была счастлива получить оба письма, написанных тобою с такой нежностью. Приношу тысячу извинений за то, что заставила тебя так долго ждать ответа. Мне ужасно стыдно признаваться в собственной лени, но в этом сумасшедшем месте не удается выкроить для письма ни одной свободной минуты. С тех пор как ты покинула Бат, я брала в руки перо почти каждый день, но всякий раз обязательно находился какой-нибудь пустяк, мешавший мне закончить. Умоляю тебя, не молчи и пиши теперь уже на мой домашний адрес. Слава Богу, завтра мы, наконец, оставим это грязное место! Когда ты уехала, мне здесь все опротивело; тем более, что разъехались и остальные. Но больше всего я скучаю именно по тебе, ибо ты – дороже мне любого из них. Думая о твоем брате, я не нахожу себе места. Мне ничего не известно о нем с тех пор, как он отправился в Оксфорд. Боюсь, что произошло какое-то недоразумение. Он единственный человек, которого я когда-либо по-настоящему любила. Хотелось бы верить, что ты сможешь убедить его в этом. Весенняя мода уже подходит к концу; ты не можешь себе представить, какие сейчас носят жуткие шляпы. Надеюсь, ты чудесно проводишь время. Может быть, даже и не вспоминаешь обо мне. Не стану говорить всего, что думаю о той семье, у которой ты гостишь, хотя чувствую себя такой невысказанной. Не хочу настраивать тебя против них. Но, знаешь, я поняла, что сейчас очень трудно на кого-либо положиться. А молодые люди на второй день уже не помнят, что говорили в первый. Должна сказать, что человек, которого я теперь особенно ненавижу, уже уехал из Бата. Ты, наверное, догадалась, что я имею в виду капитана Тилни, который, как помнишь, был так назойлив в своих преследованиях и приставаниях. Потом он стал еще хуже и ходил за мной буквально по пятам. Многие девушки купились бы на его ухаживания, но меня не проведешь – я достаточно хорошо разбираюсь в мужчинах. Он вернулся в свой полк два дня назад и, надеюсь, больше никогда не будет мне надоедать. С таким фатом я еще не встречалась в своей жизни. Крайне неприятный тип. Последние два дня он ни на шаг не отходил от Шарлотты Дэвис. Ну и вкус же у него. Я делала вид, что не замечаю их. Перед самым его отъездом мы встретились с ним на Бат-стрит, но я сразу же свернула в ближайший магазин, чтобы он не смог со мной заговорить. Я вообще не смотрела в его сторону. Потом он направился к бювету, однако я и не думала следовать за ним. Как они отличаются – он и твой брат! Прошу тебя, напиши мне о нем. Я так тревожусь за него. Когда он уезжал, на нем не было лица. Может быть, простыл или еще что-нибудь. Я бы написала ему сама, но куда-то задевала его адрес; а он, как я тебе уже намекнула, видимо, что-то не так понял. Объясни ему все, прошу тебя. Будет хорошо, если он черкнет мне пару строк или заедет в Путни, когда окажетс