«Ммм, видимо, полагают, что я, тоскуя во время этой нуднейшей речи, обращу свое королевское внимание на прекрасный Бриллиант Армора, – безразлично предположил Гаэр-аш».
Посмотрев на принцессу, я пришла к печальному выводу:
«Ее Высочество в свои планы они посвятить забыли».
Бледная Ледяная принцесса менее всего сейчас желала привлекать внимание того, кому, получается, уже принадлежала.
«Это не планы, – лорд Гаэр-аш снова едва заметно улыбнулся, – это надежды. Видишь ли, даже прожженные интриганы, если их прижать к стене, начинают питать надежды. Надежды в принципе присущи человечеству, я тоже когда-то… надеялся».
И уже приказным тоном:
«Уведи Норта. Мне плевать на лорда Мотроу и всю эту комедию, но, если Норт убьет его, он себе этого не простит. Особенно когда узнает, за чей счет этот соловей столь уныло поет»
Ленивое движение руки короля и посол затыкается, а все придворные, не дыша ждут даже не слов – приговора.
Но их нервы подверглись суровому испытанию, когда Его Величество насмешливо произнес:
– Лорд Мотроу, от вашей изысканной, но крайне продолжительной, речи, моей воспитаннице стало… нехорошо. Лорд Дастел-Веридан, сопроводите леди Риаллин кэн Эриар-Веридан на балкон. К сожалению, или к счастью, искренние и чистые душой леди в лживой и насквозь пропитанной лицемерием обстановке задыхаются. Норт поднялся ко мне и подал руку.
Мы спустились с тронного постамента в абсолютной тишине.
Толпа перед нами расступилась, а я… я презирала их сейчас примерно так же, как отступники презирали скаэнов, а может даже и больше.
Вот так вот в полном молчании, мы вышли на королевский балкон. Сюда выходили короли, чтобы поприветствовать свой народ. Здесь объявлялись самые великие события. Здесь делались самые громкие заявления. И здесь мы остались одни, едва лакеи закрыли за нами стеклянные двери. Только я и Норт, на самом краю мира – позади душный тронный зал, у наших ног вся столица и все королевство, бесконечные огни окон и улиц Армерии, уходящие за горизонт.
И страшная боль в глазах человека, который был мне так дорог.
Норт все понял.
Они с Гаэр-ашем оба были более чем умны, вот и Норт все понял.
– Мне жаль, – прошептала я, глядя в его холодные и такие темные глаза. – Мне очень жаль.
Я не знала, что еще сказать. Какие слова подобрать для человека, которому было стыдно за своего отца, и который со всей очевидностью осознавал всю неприглядность его поступков.
– Все хорошо, – солгал Норт.
Ложь во спасение – это так по-целительски, даже если ты темный целитель. Вот Норт и пытался меня спасти от всей этой ситуации, от всего понимания случившегося, и от той боли, которую он сейчас испытывал. После попытки отравления Гаэр-аша Норт несколько недель сам не свой был, и я догадывалась, что между отцом и сыном состоялся не самый приятный разговор, но результатов этот разговор, похоже, не дал.
Так что снова удар. Подлый удар в спину, и не от постороннего человека – от родного отца. И я даже не представляла, что сейчас чувствует Норт.
Поэтому сказала то, что чувствую я:
– Я люблю тебя.
Мой тихий голос смело ветром с балкона, на котором делаются только громкие заявления. Но тот, кому были адресованы мои слова, их услышал.
– Любишь? – с горечью переспросил Норт. – Любишь сына торговца?
Я видела, что ему сейчас было больно, но только услышав эту горечь, поняла насколько больно.
– Норт… – обняла его за шею, вгляделась в глаза, – а что плохого в торговле?
Он обвил руками мою талию, прижал к себе, развернул, закрывая от ледяного ветра, вздохнул и с трудом выговорил:
– Есть честная торговля, Риа, и в ней нет ничего постыдного. Это труд, а любой труд достоин уважения. Но то, что попытался провернуть отец – это грязная торговля. Грязный ход. Я надеялся, что он меня понял, но… как видишь – нет. Отец хочет, чтобы трон занял его сын и пойдет на все ради этого. Артан говорил об этом, но я не понял, а теперь – отчетливо вижу. И его лицо словно окаменело, только в глазах плескалась боль.
– Самое чудовищное заключается в том, – с горечью продолжил Норт, – что Артан его не тронет, и отец это знает.
С некоторым недоумением посмотрела на некроманта. Норт пояснил:
– Отец не остановится, он всегда будет искать способы добиться своего. Таких как он – убивают. Казнят сразу во имя сохранения порядка в королевстве, и отца казнили бы, но… есть я. Артан уже дважды исключал его из списков людей, подлежащих уничтожению. Исключит и в третий, потому что не хочет ранить меня. Своей кровью сегодня заплатят другие – те, кто состоял в заговоре, те, кому заплатил мой отец, все те кто согласился участвовать в этом и взял деньги. Почти весь королевский совет не встретить новый рассвет, Риа, и виноват в этом я.
– Почему ты?! – слова вырвались возгласом.
– Потому что… я, – тихо сказал Норт. – Потому что это третий заговор моего отца, и из первых двух он вышел сухим из воды, и вот организовал третий. И погибнет масса народа, а отец… Отца не тронут, даже зная, что он попытается снова, и снова, и снова. Так что виноват я.
Что тут сказать?
– Норт, насколько я понимаю, решение взять деньги и принять участие в заговоре они принимали вовсе не с кинжалом у горла, это был их выбор, и они выбрали деньги, – заметила я.
– Пытаешься меня успокоить? – поинтересовался некромант.
– Пытаюсь объяснить тебе, что твоей вины в случившемся нет, – возразила ему.
И вдруг Норт улыбнулся, и переспросил:
– Риюш, я ослышался, или ты сказала, что любишь меня?
Провокационный вопрос. Тогда под действием эмоций я призналась почти не задумываясь, а сейчас повторить эти слова… оказалось несколько затруднительно.
– Тебя? – уточнила скептически. – Нееет, я сказала, что люблю сына торговца.
– Ах вот как? – недобро протянул Норт.
– Ага, – я была сама безмятежность. – Ты знаешь, есть тут один совершенно потрясающий сын торговца: умный, благородный, полный сдержанного достоинства, красивый, честный, смелый и упорный. Знаешь такого?
– Не уверен, – произнес он, но улыбку скрыть не смог.
– Его Нортом зовут, он вообще некромант, но еще и очень много целитель, причем темный. Редкий, скажу я тебе экземпляр, таких больше вообще нигде не водится. В общем у меня не было выбора, пришлось влюбиться.
– И как? – он уже с трудом сдерживал смех.
– Странно, непривычно, пугающе, я еще сама толком во всей этой смеси чувств и эмоций не разобралась, но одно могу сказать точно: Норт, я не представляю своей жизни без тебя. И мне все равно, кто твой отец и представителем какой торговли он является – честной или грязной. Я искренне благодарна ему за то, что на этом свете появился ты, такой какой есть. Норт улыбнулся, прижал к себе и прошептал:
– Ты мое сокровище. Самое светлое, самое удивительное, самое невероятное. Ты не отворачиваешься от меня, даже когда я сам себя презираю.
Насмешливо хмыкнув, заметила:
– Период презрения мы в наших отношениях уже вроде как прошли. Но, если ты хочешь, можешь попытаться снова мне поугрожать, и тогда кто знает…
Он улыбнулся. Просто улыбнулся, так искренне и нежно, и боль она все еще была в нем, но уже не разъедала его душу.
– Ты мне основательно за это отомстила своим самоубийством на арене, – отшутился он.
А потом, вглядевшись в мои глаза, хрипло и сдавленно, совершенно без намека на шутливый тон, с неверием в то, что произносит, переспросил:
– Ты… правда меня любишь?
– Неееет, – мгновенно передумала я.
Норт застыл. В его темнеющих глазах словно застывали все океаны Бездны, а они между прочим горячие, и замерзнуть априори не могут. Но сейчас замерзали. Просто покрывались изморозью.
Я дала ему пострадать примерно секунду, а затем, приподнявшись на носочках, прижалась на миг к его бледным губам, и коварно прошептала:
– Я люблю сына торговца. И вот я тут подумала, а не пойти ли мне к Эдвину, я отцеплю от него Дана, мы быстро договоримся с Блаэдами и вручим награду послу первого королевства. Мы с Гаэр-ашем даже уже обсудили какую. Я только с размером несколько… отступлю от заданных стандартов, сильно так отступлю, и вот тогда лорд Мотроу заткнется надолго, это я тебе обещаю. И…
Договорить он не дал.
Подхватив, он прижал меня к себе, а затем нежно, так осторожно, так трепетно прикоснулся к моим губам, что нить рассуждений была мною полностью утеряна. Остались только он, я, наш поцелуй и свет огромной восходящей луны, заливающей мягким светом самое тихое из всех громогласных объявлений четвертого королевства.