Измена и смерть
Прошло около восьми лет. И вот из Бургундии прибыли гонцы с известием, что Гунтер приглашает Зигфрида и Кримхильду приехать к нему в гости на берега Рейна. Приглашение было принято, и Зигмунд решил отправиться в Вормс вместе с ними.
Однажды Брунгильда сказала мужу:
– Король Гунтер, почему твой шурин Зигфрид никогда не является к нашему двору, как другие вассалы? Я бы хотела повидать его и твою сестру Кримхильду. Пожалуйста, прикажи им явиться к нам во дворец.
– Я уже говорил тебе, – отвечал Гунтер уязвленно, – что мой шурин такой же могущественный король, как и я. Он правит Нибелунгами и Нидерландами.
– Как странно! – ответила она. – Почему же он назвался твоим слугой, когда прибыл в Исландию?
– Он сказал это лишь для того, чтобы помочь мне в моем сватовстве, – признался Гунтер, чувствуя себя весьма неловко.
– Ты так говоришь, – отвечала королева, – чтобы не показать, как унижена твоя сестра. Но, так или иначе, я бы хотела увидеть их обоих.
– Хорошо, – ответил он спокойно, – я пошлю им приглашение на пир на Иванову ночь, и тогда они не откажутся приехать.
Он вышел из комнаты и, как обещал, отправил Зигфриду приглашение. Брунгильда осталась одна, погруженная в свои мысли.
«Странное дело, – подумала она, – у этого человека хватило мужества и силы, чтобы победить меня, ни в чем не уступающую валькириям древности. И вместе с тем он подобен слабому тростнику, что колышется при малейшем дуновении ветра. Вот Зигфрид совсем не таков. Он герой, и весь мир лежит у его ног. Но он вассал! Вассал и мечтать не мог о королеве Исландии. Я бы с презрением отвергла его сватовство».
В назначенное время Зигфрид со свитой прибыли в Вормс. Пирам, забавам и музыке не было конца. Старый Зигмунд вспомнил молодость и с радостью беседовал с госпожой Утой, которую знал еще ребенком. Молодые королевы все время были вместе: в церкви, на пиру или на балконе, откуда они смотрели на ратные состязания. Единственным развлечением, в котором Кримхильда не принимала участия, была охота.
Однажды, когда они вместе сидели на балконе, глядя на витязей, проявлявших чудеса ловкости и военного искусства, Кримхильда не удержалась и воскликнула:
– Ну, разве найдется среди воинов хоть один, равный Зигфриду? Он между ними как луна среди звезд.
– Он заслужил твою похвалу, – согласилась Брунгильда, – но он должен уступить первенство моему мужу.
– Да, конечно, – ответила Кримхильда, – мой брат отважный воин, но в ратном искусстве ему далеко до моего мужа.
– Разве? – возмутилась Брунгильда. – Почему же тогда он победил меня в Изенштейне, а Зигфрид тем временем отсиживался на корабле?
– Ты хочешь сказать, что Зигфрид, герой Нибелунгов и победитель дракона, – трус? – воскликнула Кримхильда оскорбленно.
– Он не может сравниться с королем Бургундии, – отвечала Брунгильда, – потому что он не свободный человек, а обязан служить моему мужу.
– Ты лжешь, гордячка! – вскричала Кримхильда, и лицо ее разгорелось гневом. – Ты нагло лжешь. Мой брат никогда не выдал бы меня за своего подданного. Зигфрид полновластный хозяин и на землях Нибелунгов, и в Нидерландах. Первое королевство он завоевал своей рукой, а второе досталось ему в наследство; и я, его королева, могу держать голову так же высоко, как и ты.
– Попробуй, болтушка! Все равно я всегда буду входить в церковь перед тобой!
С этими словами Брунгильда поднялась и ушла, а Кримхильда осталась сидеть униженная и раздосадованная. Это была первая обида в ее жизни, и ей было трудно справиться со своими чувствами. Она пошла в свою комнату и надела свои самые лучшие наряды и украшения. Затем в сопровождении своих дам и прислуги она отправилась на службу. Брунгильда со своей свитой была уже там. Кримхильда хотела было пройти мимо, но гордая королева остановила ее:
– Твой муж – вассал моего мужа, поэтому ты должна пропустить свою королеву.
– Ты бы лучше помолчала, – отрезала Кримхильда. – Не пристало любовнице идти вперед жены.
– Ты в своем уме? – вскричала Брунгильда. – Что значат твои слова?
– Я скажу тебе это, – ответила Кримхильда, – когда выйду из церкви.
И, пройдя мимо соперницы, она вошла в храм.
Гордая королева терпеливо ждала ее перед входной дверью. Стыд и гнев боролись в ее душе, и она не могла дождаться окончания службы. Наконец дверь распахнулась и появилась Кримхильда.
– Ну, жена холопа, – воскликнула Брунгильда, – объясни, наконец, что значили твои слова?
– Жена холопа? – повторила Кримхильда, как будто не слышала ее последних слов. – А узнаешь кольцо-змейку на моем пальце?
– Это мое кольцо, – сказала Брунгильда, – и теперь я знаю, кто его у меня украл.
– Ах так! – ответила Кримхильда. – А может, и шелковый пояс с золотыми застежками и драгоценными каменьями, что надет у меня на талии, тебе тоже знаком? Мой муж получил от тебя кольцо и пояс в ту ночь, когда он покорил тебя.
Кримхильда пошла прочь с гордым видом, как будто одержала величайшую победу в своей жизни. Опозоренная Брунгильда осталась где стояла, поникнув головою от стыда. Она послала за Гунтером и рассказала ему о нанесенном ей оскорблении. Гунтер обещал спросить Зигфрида, как такое могло случиться.
Он принял своего шурина в главном зале в присутствии храбрейших своих воинов. Гунтер объяснил, в чем дело, и герой Нибелунгов ответил, что никогда не говорил ничего, что бесчестило бы королеву. Он тут же добавил, что не стоит придавать значения женской ссоре. Зигфрид заявил, что готов подтвердить свои слова клятвой, но Гунтер ответил, что в том нет необходимости, он и так верит Зигфриду.
– Смотрите же, бургунды, – сказал герой, – вы все свидетели того, что я признан невиновным в оскорблении, нанесенном вашей королеве. А теперь, дорогой шурин, отругай свою жену, как я отругаю свою за то, что они натворили, чтобы их пустая болтовня не породила вражды между нами.
Он повернулся и вышел из зала, но многие бургунды чувствовали, что их королеве нанесено ужасное оскорбление. На следующий день Брунгильда стала готовиться к отъезду в Исландию. Король и его братья уговаривали ее остаться, но она сидела молча и неподвижно, как камень.
– Мы не можем позволить тебе уехать, – воскликнул король. – Мы готовы любой ценой загладить безрассудные слова нашей сестры. Чего ты хочешь?
– Крови!
Бургунды удивленно переглянулись, не решаясь заговорить. Она продолжала тем же тоном:
– Все воды Рейна не смоют пятна с моего доброго имени. Только кровь из сердца этого человека может это сделать.
Витязям стало не по себе, но Хаген сказал:
– Разве отважные бургунды совсем одряхлели и ослабли духом? А может, они снова впали в детство? Я вам объясню, в чем тут дело. Наша королева требует крови из сердца Зигфрида. И что же? Чего же вы испугались?
Бургунды начали перешептываться. Все знали силу Зигфрида – на свете нет такого воина, кто мог бы сразиться с ним в открытом бою. Да и кроме того, он не виновен в том, что случилось.
Тогда безжалостный Хаген повернулся к Брунгильде и сказал:
– Госпожа, я советовал Гунтеру не ездить в Исландию и не свататься к тебе. Но теперь, когда ты наша королева, твоя честь под нашей защитой. Мы выполним твое желание.
– Нет! – вскричал юный Гизельхер. – Не в обычаях бургундов платить злом за добро. Зигфрид всегда был нам добрым другом, и я его не предам.
Хаген попробовал было уговорить Фолькера помочь ему осуществить убийство, поскольку открыто нападать на Зигфрида они не решались. Но Фолькер отказался. Тогда Ортвин вызвался сделать это вместо него, добавив, что Зигфрид передал своей жене кольцо и пояс, полученные от королевы Бургундии, и за одно это заслуживает гибели.
Тут Гунтер не мог больше молчать и вмешался в разговор:
– Это убийство покроет бургундов несмываемым позором, и мой долг – предотвратить его.
– Рейнский государь! – вскричала Брунгильда, вставая с места. – Я даю тебе три дня на размышление. После этого я либо уеду в Исландию, либо отомщу сама.
С этим словами она удалилась.
– Он неуязвим для нашего оружия, – напомнил маркграф Гере, – потому что он искупался в жире дракона, и единственное уязвимое место у него там, где к спине прилип липовый листок.
– Я применю хитрость, – вымолвил безжалостный Хаген.
Король не мог решить, что же ему делать. И так плохо, и так. Три дня прошло, и он увидел, что королева непреклонна в своем решении, и тогда он со вздохом согласился на предложение Хагена.
В это время прибыли гонцы от Людегаста и Людегера с известием, что они объявляют Бургундии войну. Зигфрид сразу же согласился помочь своему шурину в борьбе с врагом. Дамы готовили камзолы для своих мужей. Когда Хаген вошел в комнату Кримхильды, он застал ее за этим занятием. Он уговаривал ее не волноваться, потому что герой, искупавшийся в драконьей крови, – неуязвим.
– Мой добрый друг, – ответила она печально, – Зигфрид так отважен, что на всем скаку летит в самую гущу врагов, а там его легко могут случайно ранить в единственное незащищенное место.
Хаген уговорил ее вышить в этом месте метку, чтобы он всегда мог закрыть Зигфрида своим щитом. По его совету она вышила на бархате камзола тонкой серебряной ниткой маленький крестик. Но она напрасно волновалась, потому что скоро снова явились гонцы с известием, что короли передумали и решили не воевать, а сохранить верность старому союзу. Вскоре после этого Гунтер начал приготовления к грандиозной охоте, чтобы отпраздновать установление мира. Утром, в назначенный для охоты день, Кримхильда стала уговаривать своего мужа остаться дома. Этой ночью ей снились страшные сны, и она боялась за его жизнь. Он посмеялся над ней, а потом поцеловал и сказал, что не может отказаться от участия в охоте только потому, что ей приснился страшный сон.
– Не волнуйся обо мне, дорогая, – успокоил он ее. – Что может со мной случиться? Весь день я буду среди друзей и товарищей, а кроме того, возьму с собой свой добрый меч Бальмунг и острое копье, и хотел бы я посмотреть на того, кто осмелится напасть на меня!
Он поцеловал ее еще раз и сразу же вышел. Она подбежала к окну и следила за ним, пока он не скрылся из виду. Утро прошло в забавах и веселье, и в полдень охотники присели перекусить на траве. Еды было в избытке, но вино быстро кончилось. Хаген объяснил, что приказал принести вино в другое место, полагая, что они будут обедать там, и при этом добавил, что неподалеку, под старой липой, есть родник. Он предложил Зигфриду бежать к роднику наперегонки. Герой со смехом принял вызов, добавив, что он возьмет меч и охотничьи принадлежности, а Хаген может бежать налегке. Тогда шансы у них уравняются. Двое витязей помчались через луг к липе. Когда они бежали, полевые цветы старались оплести ноги отважного Зигфрида, деревья махали ему ветвями, чтобы он поворачивал назад, и птицы на ветвях пели грустными голосами, как бы говоря: «Обернись, герой Нибелунгов, у тебя за спиной предатель», но Зигфрид не понимал языка цветов, деревьев и птиц. Он верил другу, как самому себе.
– Ну вот, мы, наконец, у цели! – воскликнул он, обращаясь к задыхающемуся от быстрого бега Хагену. – Смотри, как блестит вода. Давай отдохнем в тени липы, пока не подойдет король: ему принадлежит право сделать первый глоток.
Он отложил в сторону меч и остальное оружие и растянулся на цветочном ковре.
– У тебя такой унылый вид, – продолжил он, обращаясь к Хагену, – а день такой чудесный, и мы так весело провели сегодняшнее утро. А вот и остальные. Иди же сюда, Гунтер, мы тебя ждем. Ты должен сделать первый глоток.
Король подошел, наклонился и зачерпнул прохладной, чистой воды из ручья. Теперь была очередь Зигфрида, и он сказал со смехом:
– Я готов выпить море, но не бойтесь, друзья, вам тоже достанется. Ручей подобен человеческой реке: один отходит к земле, но на смену ему на свет приходит другой, и так без конца.
– Воистину так, – промолвил Хаген, – одной жизнью больше, одной меньше… Какая разница?
Герой Нибелунгов наклонился к ручью и принялся пить, а в это время Хаген подобрал свое копье и вонзил его Зигфриду в спину, как раз в то место, где Кримхильда вышила крестик на его камзоле. Он сделал это с такой силой, что острый конец вышел у него из груди. Раненный, он встал на ноги и попытался схватиться за меч, но не нашел его там, где оставил, поскольку один из заговорщиков убрал его. Тогда Зигфрид схватил свой щит и повалил убийцу на землю. Больше он ничего уже не смог сделать. Он упал без сил среди цветов, и вода ручья стала алой, и небо окрасилось багряным светом заката. Казалось, вся природа покрылась краской стыда при виде злого дела, что здесь свершилось.
Последний раз герой поднял свою прекрасную голову и сказал, глядя на бургундов:
– Кровавые псы, что я вам сделал? Знай я о вашем предательстве, вы бы давно лежали мертвыми у моих ног. Сам дьявол внушил вам этот подлый план. Никто из вас не осмелился встретиться со мной в открытом бою, поэтому вы поручили Хагену трусливо убить меня ударом в спину. Память о вашем предательстве не изгладится до конца времен. Король Гунтер, ты слабый и безвольный человек, запятнавший себя гнусным злодейством! Выслушай последнюю волю умирающего. Защити мою жену – твою сестру – от Хагена!
Это были последние слова короля Нибелунгов.
Витязи стояли молча. Их сердца были полны жалостью и раскаянием. Наконец Гунтер произнес:
– Давайте скажем, что его убили грабители. Тогда Кримхильда не будет держать на нас зла.
– Нет, – вымолвил Хаген, – так нельзя. Я не стану отрицать, что это дело моих рук. Наша королева получила искупление, которого хотела и которого требовала твоя честь. Бургундии ничто не угрожает, поскольку нет и не будет на свете воина, равного Зигфриду. А до женских слез мне дела нет. Давайте сделаем носилки из ветвей, чтобы перенести его тело в Вормс. Ха! Вот его добрый меч Бальмунг. Сегодня он окажет последнюю услугу своему старому хозяину и первую – новому.
Когда носилки были готовы, охотничья экспедиция двинулась в Вормс, откуда они отправились на охоту сегодня утром. Но как же все изменилось с тех пор! Была уже глубокая ночь, когда они наконец прибыли в город. Казалось, мертвый Зигфрид наводил ужас на воинов и слуг. Никто из них не решался поднять тело вверх по лестнице. Хаген обозвал их трусливыми бездельниками и, взвалив труп себе на плечи, отнес его наверх и положил под дверью Кримхильды. На следующее утро королева встала и собралась идти в церковь. Она позвала своего камергера, и он, поднимаясь к ней, увидел лежащего в проходе мертвеца, но в полумраке сразу не узнал его. Он сказал об этом своей госпоже, и она отчаянно вскрикнула:
– Это Зигфрид! Хаген убил его по приказу Брунгильды!
Слуги принесли факелы, и все увидели, что она не ошиблась. Кримхильда упала на тело мужа и слезами смыла кровь, запекшуюся у него на лице. Зигфрид лежал перед ней холодный и бездыханный, и никогда, никогда она снова не услышит его голоса – никогда! Это слово стучало у нее в ушах и сводило ее с ума. Она бы с радостью сошла в могилу вместе с ним и, согласно вере древних, воссоединилась бы с ним в чертогах Фрейи.
Старый Зигмунд, услышав о происшедшем, не вымолвил ни слова, но сердце его разбилось. Он поцеловал раны сына, как будто надеялся тем самым вернуть его к жизни. Внезапно он вскочил на ноги, и старый боевой дух снова ожил в нем.
– К отмщению! – закричал он. – Вставайте, Нибелунги, вставайте и отмстите за своего героя!
О поспешил во двор, и Нибелунги, услышав его слова, столпились вокруг него, готовые к битве. Старик попросил себе меч и кольчугу, но его руки были слишком слабы, чтобы держать оружие, и в следующую минуту он без чувств упал на землю. Бургунды ждали нападения с оружием в руках, и безжалостный Хаген привел свежие силы на подмогу тем, что уже были во дворце.
Нибелунги, стиснув зубы, отступили.
На третий день после этого носилки отнесли в храм, чтобы отслужить панихиду. Народ толпился возле церкви, чтобы последний раз взглянуть на убитого героя, которому Бургундия была стольким обязана. Кримхильда стояла рядом с незакрытым гробом, украшенным золотом и драгоценными камнями. Ее глаза были сухи, но во всем ее облике читалась глубокая скорбь. В толпе подошла женщина, спрятавшая свое лицо под вуалью, но Кримхильда все равно узнала ее.
– Ступай прочь, – вскричала она, – пока мертвый не изобличил тебя!
Неизвестная смешалась с толпой.
Бургундские воины подошли, чтобы проститься с мертвым, как велел обычай. Когда Хаген приблизился, раны открылись, и кровь из них потекла жарким потоком, как в час убийства.
– Не стой здесь, убийца! – воскликнула Кримхильда. – Разве ты не видишь, что мертвый свидетельствует против тебя?
Отважный воин не сдвинулся с места.
– Я не отрицаю, что это сделала моя рука. Я поступил так, как мне велел мой долг перед моим государем и его королевой.
Будь у Кримхильды в руках меч и имей она силу мужчины, Хаген вряд ли бы вышел из церкви живым.
На четвертый день павшего героя похоронили. Над его могилой насыпали высокий курган, и в память о нем бедным раздали множество подарков. Кримхильда провожала гроб до места его последнего приюта. По ее просьбе крышку подняли в последний раз, и она склонилась над телом мертвого мужа и покрыла его лицо поцелуями. Дамам с трудом удалось увести ее – иначе она осталась бы там навсегда.
Хаген стоял у могилы хмурый и невозмутимый, как обычно. Со своим обычным фатализмом он сказал:
– Случилось то, что должно было случиться. Нить в руках норн оборвалась.
Королева его не слышала. Она не видела, что Гунтер, Гернот и другие пытаются скрыть сожаление и раскаяние. Ее мысли были с мертвым мужем.
Зигмунд и Нибелунги стали готовиться к отъезду. Они хотели забрать Кримхильду с собой, чтобы защитить ее от коварных бургундов, но она не желала покидать дорогую сердцу могилу и только просила старого короля и маркграфа Эккеварта позаботиться о ее маленьком сыне и воспитать его достойным своего отца, поскольку он теперь лишился отца, а возможно, и матери. У нее теперь осталось одно желание – жажда мщения. Зигмунд не попрощался ни с кем, кроме госпожи Уты, которая оплакивала Зигфрида так, будто он был ее собственным сыном, и Гизельхера, самого младшего из братьев. С тем они и отправились в Нидерланды.
Время шло, и стало казаться, что Кримхильда успокоилась и примирилась с братьями. Только мрачный Хаген вызывал у нее ужас, и Брунгильды она избегала. Однажды она сказала брату, что хочет, чтобы сокровища Нибелунгов перевезли в Вормс, поскольку они принадлежат ей. Гунтер воспринял это как знак доверия и очень обрадовался. Он сразу же послал за сокровищами, и Альберих без промедления доставил богатства Нибелунгов в Вормс. Королева стала делать людям щедрые подарки, и каждый раз, когда она находила небогатого, но смелого воина, она снабжала его всем необходимым для службы и начинала платить ему содержание. Постепенно она получила в свое распоряжение небольшую армию, которая день ото дня становилась все больше и все могущественней.
Хаген предупреждал королей, что Кримхильда вынашивает планы мести. Сам он, по его словам, не боялся смерти, но не хотел бы, чтобы земли Бургундии достались ей. Есть только один способ этого избежать – отнять у нее сокровища Нибелунгов. Братья не согласились. Гернот сказал, что и без того они причинили сестре немало горя, и не пристало им теперь подвергать ее мелочным унижениям. Но однажды, когда его государи были в отъезде, Хаген, посчитавший, что беду легче предотвратить, чем потом расхлебывать ее последствия, созвал своих людей и напал на стражей, охранявших клад Нибелунгов. Он захватил все оставшиеся сокровища и утопил их в глубоких водах Рейна. И хотя по возвращении короли сразу же узнали о его низком поступке, но сделанного не воротишь.
– Если бы ты не был нашим дядей, – сказал ему Гернот, – ты бы заплатил за это жизнью.
Хаген показал своим племянникам то место, где он опустил сокровища в воды Рейна, и заставил их поклясться, что, пока они живы, никто из них не выдаст тайны клада. Кримхильда стала печальна и грустна, как раньше. Она все время сидела рядом с матерью и вышивала сцену убийства Бальдра его братом Хедом, а рядом – жену Бальдра, Нанну, умершую от разбитого сердца и разделившую с мужем погребальную ладью. Но в Бальдре все узнавали черты Зигфрида, а в Нанне – ее собственные, в то время как Хед всем своим обликом, нарядом и оружием походил на мрачного Хагена. Кримхильда часто замирала с иглой в руке и сидела, внимательно разглядывая картину. Когда в такие минуты госпожа Ута спрашивала ее:
– О чем ты думаешь, дитя мое?
Она неизменно отвечала:
– Я думаю о Хагене.