— Ой-ой-ой! Уйми свою дубинку, а то она до смерти меня убьет! И скатерть, и козла — все назад отдам, только уйми ее!
Когда парнишка нашел, что довольно с хозяина, он сказал: «Дубинка, смирно!». Потом спрятал скатерть в карман, дубинку взял в руки, козлу на рога накинул веревку и пошел домой со всем своим добром.
Недурно расплатился за муку северный ветер!
Заячий пастух
Жил-был один арендатор, который сдал землю и двор обратно владельцу, и осталось у него только трое сыновей: Пер, Поль и Эсбен Замарашка. Они ровно ничего не делали, — им и так жилось хорошо, да к тому же они считали себя слишком важными, чтобы делать что-нибудь, и всякая работа была не по ним.
Наконец Пер услыхал, что барону нужен пастух, зайцев пасти, и сказал отцу, что хочет поступить на это место; оно как раз по нему: коли служить, так, по крайней мере, самому барону. Отец же, напротив, думал, что не очень-то это место по нему: заячий пастух должен быть и на ногу легок, и ловок, и не ленив; небось, как зайцы взбесятся да понесутся, угоняйся-ка за ними; это не то, что по горнице из угла в угол слоняться. Но Пер знать ничего не хотел; пойду да пойду. Взял торбу со съестным и поплелся под гору. Шел-шел, шел-шел, набрел на дряхлую старуху, которая ущемила нос в расщелине пня.
Увидал он, как она бьется, чтобы вырвать нос из тисков, да и давай хохотать во все горло.
— Нечего стоять да зубы скалить! — говорит старуха. — Лучше подойди да помоги старухе. Я вот хотела дровец себе наколоть, да нос и ущемила. Вот уж сто лет бьюсь тут, не пивши, не евши.
А Пер еще пуще заливается, так ему смешно это показалось.
— Ну, — говорит, — коли сто лет так простояла, и еще сто простоишь.
Пришел он к барону, и его сейчас же взяли в пастухи; не пришлось пороги обивать да кланяться. Стол и жалованье полагались хорошие, а в будущем он мог рассчитывать и на руку молодой баронессы; зато ему было объявлено, что если он упустит из баронского стада хоть одного зайца, то поплатится тремя ремнями из спины и будет брошен в змеиный ров.
Пока Пер ходил с зайцами около дома да проходил по меже, зайцы все держались в кучке, но когда в полдень он вышел с ними в лес, они принялись беситься и разбежались по горам, по долам. Пер за ними вдогонку, бежал-бежал, пока последний заяц не скрылся из вида и он сам не выбился из сил.
Под вечер поплелся Пер домой, долго стоял у околицы, все высматривал, не покажутся ли зайцы, — нет ни одного. Когда он пришел домой, барон уже дожидался его с ножом в руках, вырезал ему из спины три ремня, посыпал раны солью с перцем и велел бросить его в змеиный ров.
Через несколько времени вздумал поступить к барону в пастухи другой брат, Поль. Старик и ему говорил то же, что старшему, но Полю загорелось — идти да идти, никаких советов не принимает. И с ним все вышло, как с Пером. Старуха все стояла и билась с ущемленным носом, а ему и горя было мало; похохотал над нею да и оставил ее там, где была. На службу его взяли сейчас же, — тут отказа не было. Но зайцы и от него все разбежались по горам, по долам, как он ни гонялся за ними, высунув язык, точно собака по солнечному припеку. Когда же он вечером вернулся домой без зайцев, барон уже поджидал его на крылечке с ножом, вырезал у него из спины три ремня, посыпал солью с перцем и велел бросить его в змеиный ров.
Спустя некоторое время и Замарашке захотелось пасти баронских зайцев. Ему казалось, что эта служба будет как раз по нему, — бродить по полям и лесам, бегать за зайцами, валяться по пригоркам на солнышке — то ли дело!
Старик же полагал, что лучше найти службу более подходящую, а то и с ним не вышло бы того же, что с братьями, коли не хуже. Заячьему пастуху нельзя быть увальнем, еле ноги таскать, как сонная муха. Да и пасти зайцев на холмах не то что блох ловить в рукавицах. Тут, коли хочешь спину уберечь, надо быть ловким, проворным, летать не хуже птицы.
Все уговоры, однако, ни к чему были. Замарашка заладил свое: хочу да хочу служить барону, и никому другому. Что же до зайцев, то не труднее же их пасти, чем козлов или телят! И вот взял он торбу с припасами и поплелся.
Шел-шел, шел-шел, стал его уже голод разбирать, вдруг видит, старуха нос в пне ущемила и бьется.
— Здравствуй, бабушка! — говорит Замарашка. — Что это ты нос точишь, бедняга?
— Вот уж сто лет никто меня бабушкой не называл! — говорит старуха. — Подойди же, помоги мне вытащить нос, да поесть дай чуточку, — сто лет не пила, не ела, — а я тебе пригожусь.
— Да, за такое время можно проголодаться! — согласился Замарашка.
Расколол он пень, старуха вытянула нос; потом Замарашка поделился с нею едой. У старухи аппетит, понятно, был волчий; она и съела добрую половину.
Наевшись, она дала Замарашке дудочку, да такую, что если подуть в нее с одного конца, то все, что хочешь убрать, точно ветром уносило во все стороны, а если подуть с другого — все опять собиралось в кучу. Да еще эта дудка возвращалась к хозяину, куда бы ее не унесли, стоило ему только пожелать этого. «Да, вот это дудка так дудка!» — подумал Замарашка.
Пришел он к барону и сейчас же получил место, — тут за службой дело не стояло. И стол и жалованье обещали хорошее, а коли упасет зайцев, так, пожалуй, и баронессу в придачу, зато если уж не упасет, потеряет хоть одного зайчонка, поплатится тремя ремнями из спины. И барон был так уверен в этом, что заранее нож пошел точить.
Сначала Замарашке показалось, что пасти зайцев ничего не стоит, такие они были смирные, ручные, точно стадо овец, пока он ходил с ними около дома да шел по меже на пастбище; но когда вышел с ними на поляну да время подошло к полудню и солнце начало припекать на открытых местах, зайцы все точно взбесились и начали разбегаться.
— Эх вы, ну! Пошли! — крикнул Замарашка и давай дуть в свою дудку: всех зайцев точно ветром размело во все стороны. Но дошел он до места, где прежде уголь жгли, и подул в дудку с другого конца. Не успел опомниться — зайцы все тут как тут, выстроились, точно солдаты на смотру. «Вот дудка так дудка!» — подумал Замарашка и завалился себе спать на солнышке, а зайцы разбрелись и паслись, где им самим хотелось, до самого вечера. Тогда Замарашка опять собрал их своей дудкой и привел домой, точно стадо овец.
Барон с баронессой и молодой баронессой стояли на крыльце и дивились, что это за молодец такой пасет зайцев, а как привел он их, барон принялся пересчитывать, сосчитал и еще раз пересчитал, — нет, верно: все до единого зайчонка налицо.
— Молодец! — сказала молодая баронесса.
На другой день пошел Замарашка опять пасти зайцев, развалился в лесу и лежит, а к нему и подослали служанку с баронского двора, чтобы она выпытала у него, как это он ухитряется упасти баронских зайцев.
Он и показал ей дудку, потом подул в нее с одного конца — всех зайцев точно ветром разнесло по горам и долам, подул с другого — все опять тут как тут, выстроились рядами.
«Да это дудка так дудка!» — подумала служанка. Она бы дала за нее сто далеров, только бы он продал.
— Нет, это дудка не продажная! — сказал Замарашка. — За деньги ее не получишь, а вот коли дашь сто далеров, да к каждому далеру по поцелую впридачу, — так и быть.
Еще бы! Она была готова дать ему хоть по два, да еще спасибо впридачу!
Получила она дудку и пошла домой; пришла — хвать, дудки-то и нет. Замарашка пожелал, чтобы она вернулась к нему, и вечером опять привел домой всех зайцев. Сколько ни пересчитывал барон, все было верно, все зайцы до единого оказались налицо.
На третий день, когда он пас, к нему подослали молодую баронессу, чтобы она выманила у него дудку. Баронесса заворковала с ним, точно голубка, и предложила ему двести далеров, только бы он продал ей дудку и научил ее, как донести дудку до дому.
— Это дудка не продажная! — сказал Замарашка. — Ну, да так уж и быть, для молодой баронессы он готов был уступить дудку за двести далеров и за столько же поцелуев впридачу. А уж донести дудку до дому ее дело; пусть глядит в оба.
Молодая баронесса поломалась было насчет поцелуев. — Это уж слишком дорого! — сказала она, но потом рассудила, что в лесу ведь их никто не увидит и не услышит, так пусть будет по его, — дудку ей нужно во что бы то ни стало.
Замарашка получил, что ему следовало, а молодая баронесса взяла дудку, пошла с нею домой и все время в руках ее вертела, но едва дошла до дому — дудка пропала между пальцами.
На следующий день отправилась к Замарашке за дудкой сама баронесса. Она-то уж добудет дудку!
Баронесса была поскупее и сначала предложила только пятьдесят далеров; пришлось надбавить до трехсот. Тогда Замарашка объявил, что хоть это и грошовая цена за такую дудку, но для баронессы он готов уступить, если она даст впридачу к каждому далеру по поцелую взасос. По этой части баронесса не стала скупиться, и Замарашка получил свое с лихвой.
Баронесса крепко-накрепко завязала дудку в платок, спрятала ее, но уберегла не лучше других. Пришла домой, хочет вынуть дудку, а ее и след простыл. Вечером Замарашка опять пригнал всех зайцев, точно ручных овец.
— Эх, вы, бабье! — сказал барон. — Вижу, самому надо взяться за дело и отобрать от него эту дрянную дудку!
И вот на следующий день, когда Замарашка был с зайцами в лесу, барон отправился туда сам и нашел Замарашку на том же самом пригорке, на солнышке, где целовались с ним служанка и баронессы.
Замарашка получил, что ему следовало, а молодая баронесса дудку…
Ну, конечно, разговорились по-дружески, и Замарашка показал барону свою дудку, подул в нее с одного конца, потом с другого, и барон решил, что такую дудку надо приобрести, сколько бы это ни стоило — хоть тысячу далеров.
— Да, такую дудку за деньги не купишь! — сказал Замарашка. — Но… видишь ты там белую лошадь? — спросил он барона.
— Да, это моя собственная лошадь! — сказал барон. — Белянка!
— Так вот, дашь тысячу далеров и поцелуешь эту кобылу, — дудка твоя.