Перед входом в пещеру расселась целая стая иссиня-чёрных птиц, к ним с громким хлопаньем крыльев присоединились ещё несколько. Потом все они сбросили птичье оперение, и Тостен увидел странных, одетых в синее маленьких человечков. Они, видно, из-за чего-то ссорились – ругались и кричали во весь голос, перебивая друг друга, но слов Тостен разобрать не смог. Больше всех доставалось одному седобородому. Они его пихали, дёргали, а потом принялись таскать за клочковатую бороду. После они стали метаться по островку, завывая и причитая. В конце концов человечки снова надели оперение, и длинный косяк птиц улетел на другой остров.
Тостен долго лежал и прислушивался, прежде чем осмелился выйти наружу. Шторм немного поутих, вокруг – ни души. Был отлив, и на берегу Тостен нашёл черпак из своей лодки. Он наклонился, чтобы поднять его, и тут же заметил седого человечка. Тот сидел на камне и уплетал морского ежа прямо с иглами и потрохами.
Тостен набрался смелости и пошёл к нему. Но только седобородый его увидел, вскочил да давай зубами лязгать, визжать, ногами топать – противно смотреть. Тостен со страху возьми и тресни его черпаком прямо в лоб, тот и повалился.
Гляди-ка – и оперение рядом лежит. Тостен обрадовался: ну, теперь он скорёхонько до дому доберётся, да к тому же ему любопытно было, что остальные человечки делают. Накинул он оперение и полетел.
Около остова большого корабля одетых в синее человечков было видимо-невидимо. Они таскали ящики, катили бочки, что-то грузили – словом, работа кипела вовсю. Прямо в склоне горы Тостен увидел открытые настежь огромные ворота. Оттуда на землю падал голубоватый свет, и раздавались команды и окрики громадного ютула. Тут только Тостен и понял, что это за народ. Скорей, скорей домой!..
В деревне люди стали поговаривать, что Тостен каким– то чудаковатым сделался. Странно и то, что вернулся он без лодки. Тостен никому ничего не рассказывал, ни про то, что видел, ни про оперение – его он потихоньку припрятал в каменой осыпи. Когда выдавалось время, Тостен доставал его и летал понемногу в своё удовольствие.
Однажды страсть как захотелось Тостену снова слетать на птичий остров. Надел он оперение и отправился в путь. Он надеялся, что человечки его не узнают. На острове всё было по-прежнему: шум, гвалт. Тостен опустился прямо в стаю птиц с такими же перьями, как у него.
И это, скажу я вам, было большой глупостью. Тотчас же все забеспокоились и стали гадать: «А это кто такой? А это кто такой?.. Может, Сакариас?.. Это ты, Юхан?.. Кто это?».
«Ну, добром дело не кончится, – подумал Тостен, – надо выбираться отсюда». «Это я», – крикнул он, взмахнул крыльями и что есть мочи полетел. Поднялся ужасный переполох: «Да ведь это Тостен! Хватай его, это Тостен!». И птицы бросились вдогонку, воздух наполнился свистом крыльев. Тут и закончились полёты Тостена: птицы догнали его и разорвали на мелкие кусочки.
Битва ютулов
Высоко в горах всё внизу кажется таким ничтожным. В торжественной тишине летит мысль, широко распахнув крылья.
Свет вечернего солнца окрашивает багрянцем одну вершину за другой, будто великое божество степенно обходит свои владения и освещает их огромным фонарём.
Испуганной птицей вздрагиваю я в тревожной тиши каменистой пустыни – малейший шорох отдаётся здесь гулким эхом, как в пропасти. Спокойно и равнодушно взирают на мой смятенный трепет горы. Я ощущаю, как земной шар парит в мировом пространстве, как облака щекочут мне затылок. Всё вокруг такое величественное, такое пустынное… Смотри, солнце садится! Кровь стынет в жилах, и в сердце рождается отчаянная молитва: «Не отпущу Тебя, пока не благословишь меня!».
Над головой собираются тучи, предвещая непогоду, ледяной ветер проносится по нагорью, спрашивая на все лады: «Куда, куда?».
Что за чудовищный грохот прорезает тишину?
Тучи наливаются чернотой. И вокруг слышится шелест миллионов дождевых капель, как будто кто-то вдруг разразился слезами от нестерпимой боли.
Из тёмных туч сверкает молния. Горы гудят.
Нет, это не пастух гремит своей колотушкой!
Из тумана раздаётся вопль, такой громкий, что камни осыпаются с гор: «Я хозяин в Йотунхейме!».
Иллюстрация к рассказу «Битва ютулов» из книги «Волшебство», 1892.
И очертания двух ютулов, схватившихся в яростной битве, видны над остроконечными вершинами. Дрожит гора, грохочет лавина. Смотри, кровь плещется, словно горное озеро, тёмное и глубокое!
Во всю ширь открываются небесные шлюзы. Хлещет потоками дождь, грохочет гром, будто небесные тела сталкиваются друг с другом, раз за разом с треском сверкают молнии: это Тор кидает свой молот в Йотунхейм! Прячьтесь, прячьтесь! Смотри, олени кидаются врассыпную, только камни летят из-под копыт: «Клип-клап, клип– клап – прячьтесь!».
Становится темно, как в могиле. В горе ворчат сердитые великаны. Огромный молот Тора загнал их туда, заставил спрятаться.
Мягко и тихо падает дождь. Из расщелин и трещин по нагорью далеко разносятся звонкие голоса, рассказывающие об ужасном происшествии. И в звенящей темноте сливаются они в монотонную песню – шелест жёлтой листвы, опадающей с древа жизни.
Но далеко-далеко за горами всё ещё слышится глухое ворчание: «Я хозяин в Йотунхейме. Я хочу быть один. Не смейте нарушать мой покой – покой смерти!».
Русалка
Верно, ты знаешь ту дивную птицу,
Что в океане играет с волнами?
Где её дом, куда сердце стремится,
Рвётся безудержно вслед за мечтами?[11]
Сверкает и играет волнами море. Вокруг разносится его мечтательный шёпот, исполненный тихой, дрожащей печали. И вот уже море и воздух будто сливаются в единое целое, и весь этот трепещущий мир простирается далеко-далеко, дальше голубых очертаний вод.
Тогда из глубин и появляется русалка. Её роскошные золотые волосы волнами ниспадают на плечи, а взгляд бездонных, как море, глаз мечтательно устремлён на берег. Мерцая, будто жемчужины, пенятся вокруг неё белыми барашками волны, а она всё глядит вдаль, словно её мысли белыми птицами парят в скрытой от нас непостижимой вечности.
О чём она мечтает?
Нет, и не пытайся поймать эту легкокрылую чайку! Полюбуйся лучше, как кружит она на тонких, гибких крыльях, как взлетает и стремительно падает вниз!
А за синим горизонтом грохочет беспокойный мир. Даст ли он тебе золото, о котором ты мечтаешь? Не летит ли и твоя мысль тревожной, пугливой птицей неведомо куда?
Из бездонной морской пучины слышится песнь русалки, тихая, едва различимая. Там, в глубинах, среди водорослей и кораллов, родилась её тоска. Русалка стремится наверх, к свету, взглянуть, как небо куполом уходит ввысь.
Иллюстрация к рассказу «Русалка» из книги «Волшебство», 1892.
Тсс! Послушай, как она поёт.
Песнь русалки по-детски чиста и прекрасна. Звуки её искрятся, словно морская пена: то радостные, то печальные. Морская птица качается на волнах и прислушивается. Как она понимает русалку! Птица прихорашивается, вздымает крылья и молнией кидается в глубину.
Солнце опускается всё ниже и ниже. Море и воздух горят в золотом пламени заката. А русалка поёт свою дивную песнь. Огненный шар погружается в воды, и голос трепещет, исполненный тихой грусти. Ещё мгновение – и солнце скрывается, а вместе с ним – и русалка.
Ух как холодно! Море темно и неспокойно. Ветра носятся над ним, поднимая бурные, пенистые валы. На одинокий скалистый островок выбирается из пучины тюлень и устремляет взор, полный ледяной, безутешной печали, в иссиня-чёрную бесконечность. На горизонте появляется шхуна[12]. Она взрывает носом клокочущую стихию, и брызги стеной стоят вокруг неё. Ветер раздувает паруса. Не жалея сил, борются моряки за собственные жизни, за счастье и трудом добытые богатства: «Эй, ребята! Свистать всех наверх! Зарифить паруса! Ночь скоро. Похоже, шторм надвигается».
Норвежские народные сказки
Резная створка шкафа, изготовленного Киттельсеном для своего дома «Лаувлиа», не датирована.
Дворец Сория-МорияТеодор Киттельсен
«Крестьянин», 1913.
Как-то раз лежал Аскеладд по своему обыкновению у очага и копался в золе. Вдруг выкатились оттуда сверкающие угольки, видимо-невидимо, и сложились в чудный узор – золотой дворец. С тех пор потерял Аскеладд покой. Страсть как ему захотелось отыскать такой же прекрасный дворец.
Положила матушка Аскеладду еды в старенькую котомку, и отправился он по свету дворец искать. Шёл по горам, по долам, по дремучим лесам. Долго ли, коротко ли, наконец засверкало что-то вдали, будто крохотная звёздочка. Подходил он всё ближе, ближе – к востоку от солнца, к западу от луны искрился золотым блеском дворец Сория-Мория.
Вдруг на пути встал густой лес. Идет Аскеладд по лесу и видит: сидит лис Миккель.
«Ох, любезный, не найдётся ли у тебя чего перекусить? У меня в животе аж урчит и свистит от голода!» – простонал лис.
«Бедняжка Миккель! С собой-то у меня негусто, да чем могу – угощу», – ответил Аскеладд.
«Благослови тебя Господь за твою доброту!» – протявкал льстивый лис.
Пошёл Аскеладд дальше и встретил в самых дебрях медведя Ворчуна.
«Добр человек, накорми горемыку! – проревел медведь. – У меня от голода в брюхе всё бурчит и ворчит!».
«Боже милостивый! Придётся, видно, поделиться с тобой тем, что осталось», – ответил Аскеладд.
«Вот и славно, благодарствуйте. И не тужи, я много не съем», – сказал медведь.
«Видит Аскеладд – блестит что-то и сверкает вдали». Иллюстрация к сказке «Дворец Сория-Мория», 1900.
Меж тем стемнело, и из чащи засветились два жёлтых глаза.