Доктор Карс подышал на очки и протер их кусочком замши, видно, ему все время хотелось сделать стекла еще чище и прозрачнее.
— Предположим, вашей актрисе удалось разгадать тайну Видванга, — начал он. — Предположим также, что эта разгадка пришла к ней подсознательно. Такие озарения подсознания иногда заменяют мыслительный процесс, я часто наблюдал этот феномен у пациентов, страдающих острой формой истерии. Поэтому нетрудно понять, чем было вызвано ее упрямство во время репетиций вашей пьесы, господин Нордберг. Она была вынуждена подчиняться другому сюжету и другому режиссеру, который руководил ею из недр ее подсознания.
Последняя пылинка была удалена с очков доктора Карса. Взгляд его под отполированными стеклами был ясный и пронзительный.
— Она вложила свое содержание в тот образ, с которым себя идентифицировала, в образ фру Дафны. И это подспудное содержание продиктовало ей роль с известной вам кульминацией — приступом удушья.
Странд подхватил нить анализа, производимого доктором Карсом:
— Итак, она пришла в себя, увидела подвальное окно и…?
— …И то, что находилось за семью печатями подсознания, стало вполне осознанной мыслью. В тот же миг ее приступ истерии как рукой сняло.
Доктор Карс откинулся на спинку кресла и сложил руки на животе. Он все разложил по полочкам, свел все концы с концами, все загадочное и иррациональное встало на твердую основу здравого смысла. История с привидениями превратилась в элементарный случай из медицинской практики.
Нордберг упрямо скрипнул креслом.
— Все понятно — «истерия». Снова магия слова! На тайну навешен ярлык — научный термин, и считается, что всем сразу все должно стать ясно!
— Истерия — одно из наиболее изученных явлений в психиатрии, — любезно пояснил ему доктор Карс. — Еще в восьмидесятые годы прошлого века ученый Шарко раскрыл механизм и описал основные признаки этого душевного расстройства. Мы знаем, что истерики — это подлинные актеры — «глина в руках хорошего режиссера». Организм истерика может имитировать рак, аппендицит, следы от гвоздей, которыми распяли Христа. И мы знаем, как это объяснить: он или она фактически играет роль, идентифицирует себя с той или иной личностью. А в качестве режиссера выступает подсознание.
Странд продолжил свое интервью:
— Ну а профессиональный актер может настолько войти в образ, чтобы это повлекло за собой истерические симптомы?
— В некоторых случаях — несомненно. — Доктор Карс потеребил свою острую бородку. — Однажды меня вызвали в театр, где только что кончилось представление. Играли пьесу, в которой несчастная героиня в последнем действии принимает яд и погибает. И вдруг актриса, исполнявшая эту роль, почувствовала все симптомы отравления мышьяком… Но в данном случае потребовалась помощь психиатра, а не терапевта.
Красивая женская рука взяла со стола бутылку коньяка и наполнила рюмку доктора Карса.
— Моя интуиция подсказывает мне, что вам хочется выпить, доктор Карс. Надеюсь, это не проявление истерии?
Элисабет Нордберг довольно долго слушала эту беседу, стоя в темном углу гостиной. Ее никто не заметил. Шаги у нее были неслышные, к тому же все были поглощены рассказом Нордберга и последовавшим за ним разговором.
— Уж эти мне картежники! — Элисабет с притворной обидой покачала головой. — Оставили меня возиться на кухне, а сами рассказывают тут интересные истории, да к тому же еще и про меня! Теперь-то я уже больше не уйду.
И она уселась на диван.
Доктор Карс был новым человеком в доме и, судя по всему, плохо знал представителей театрального мира. Он вдруг густо покраснел и, приоткрыв рот, уставился на хозяйку.
— Прошу прощения… Так это были вы?
— А вы не догадались? — Элисабет наградила своего супруга нежной улыбкой. — Нет, мужчины определенно лишены интуиции.
— При чем тут мужчины! Скажи лучше — ученые, — поправил ее Нордберг.
— В ту же ночь Алф сделал мне предложение, — сказала Элисабет, и глаза у нее просияли. — Вы правы, доктор Карс, мой приступ истерии доконал его.
— Но это уже не относится к мистической части моей повести, — сказал побежденный женоненавистник.
Он встал и подошел к камину, где огонь уже еле теплился. Пошевелил угли, подбросил новые поленья.
— Огонь горит, пора рассказывать очередную историю, — сказал Нордберг — Кто следующий?
— Может быть, предоставим решить это единорогу? — предложил Странд и кивнул на статуэтку на каминной полке. — На кого из нас он смотрит?
— По-моему, на Бёмера, — сказала Элисабет.
Доктор Карс оправился от удивления.
— Я согласен, что господин Нордберг рассказал нам весьма страшную историю, хотя она и имеет вполне реальную основу. Но я убежден, что подобные переживания — удел исключительно художников.
— Ничего подобного! — невольно вырвалось у директора Бёмера. — Я, например, не художник, а предприниматель, занимаюсь производством картона. И тем не менее… — Он запнулся и продолжал уже менее уверенно — Вернее, скажем так, речь пойдет не обо мне, а… о моем близком друге. Он тоже не художник, а самый заурядный обыватель.
— Стало быть, мы не услышим про черную магию и музыкальные шкатулки в стиле рококо? — спросил Странд.
— Нет, моя история случилась в обстановке гораздо более банальной, так сказать, в гуще норвежских будней. Тем не менее она достаточно загадочная. И в ней тоже речь пойдет о проделках сверхъестественных сил.
Он закрыл глаза, выстраивая свои воспоминания в нужном порядке. В камине потрескивал огонь. Все ждали затаив дыхание.
Наконец он начал:
— Вы, конечно, знаете, что некоторые дети придумывают себе невидимых друзей? Они беседуют с ними, играют…
— Это известный психологический феномен, — пояснил доктор Карс. — Обычно это случается с детьми, которые испытывают трудности в общении со своими сверстниками.
— Трудности в общении? — Директор Бёмер как будто пробовал на вкус это профессиональное выражение. — Что ж, вполне возможно. Я расскажу вам о таком ребенке, который завел себе подобного друга. Впрочем, друг был даже видимый, только не говорящий. Это была кукла. Однако кукла со своими причудами.
— О, эта история мне уже нравится, хотя я ее еще не слышала! — воскликнула Элисабет и уселась поудобнее, подобрав под себя ноги.
— Кроме того, речь пойдет о родителях, у которых были определенные… Как это вы выразились? — Директор Бёмер с улыбкой поклонился доктору Карсу. — Трудности в общении друг с другом.
История директора Бёмера Кукла из Царства Эльфов
В предлагаемом изложении эта история несколько отличается от той, которую рассказал директор Бёмер. Она приводится в том веще, как он записал ее по просьбе Нордберга. События, разумеется, полностью совпадают с тем, как они были изложены в его устном рассказе, но здесь добавлены кое-какие детали, опущенные им у Нордберга.
Там присутствовала дама, а как истинный дамский угодник, директор Бёмер не мог позволить себе вольность в ее присутствии.
Супруги Грам некогда обещали до последнего вздоха делить друг с другом и радость и горе. 25 сентября, день, когда началась эта история, радостью не отличался.
Молчание за завтраком не предвещало ничего хорошего. Супруги сидели на противоположных концах стола: он — укрывшись за газетой, она — сосредоточив внимание на яйце всмятку. При этом она внимательно наблюдала за воздвигнутой перед ней газетной стеной. За стеной находилась осажденная ею крепость, и она выжидала удобный для нападения момент.
Ригмур Грам было тридцать с небольшим. У нее были темные, пышные, но какие-то тусклые волосы. Красивое лицо портило горькое и скорбное выражение. Фигура сохранилась неплохо, но пышные формы грозили заплыть жиром. Брак не приносил ей удовлетворения, а тяжесть, лежащая на душе, нередко является причиной ожирения.
Ригмур угнетали не материальные трудности. Они с мужем жили в собственном доме в лучшем районе Осло, и их большая гостиная свидетельствовала о прочном достатке. Единственная причина горечи, разъедавшей душу Ригмур, пряталась в настоящую минуту за газетой «Афтенпостен», и это был ее муж, Гуннар Грам, директор акционерного общества «Крафт-картон».
Внешность Грама тоже могла бы считаться довольно привлекательной. У него был высокий интеллигентный лоб, и несправедливо было бы объяснять это только начинающимся облысением. Граму шел сорок третий год.
У него были умные глаза, чувственные, мужественные губы и властный, красиво вылепленный подбородок. Однако на лице Грама как будто застыло выражение вечной брюзгливости. Из-за сообщений об убийствах, грабежах и футбольных победах выглянула крайне кислая физиономия.
— Где Мирт? — спросил он.
— В постели, — сухо ответила Ригмур. — У нее болит горло, она не пойдет сегодня в школу.
На столе стояло три прибора, один из них не был тронут. Гуннар кивнул на него.
— А наша гостья? Куда она подевалась?
— Бибби еще спит. Она вчера поздно вернулась из гостей. Что это ты стал вдруг так интересоваться нашей жизнью? — неожиданно резко спросила Ригмур.
Гуннар мгновенно вспыхнул.
— Воспитанный человек в гостях всегда вовремя выходит к столу! — язвительно ответил он. — Сколько еще твоя кузина намерена прожить у нас?
— Примерно месяц. И ты это знаешь. До своего отъезда в Лондон, где она получила место манекенщицы.
Он начал считать, загибая пальцы:
— Июль, август, сентябрь — прошло уже три месяца, как она приехала из Саннефьорда и поселилась у нас. Вот наказание! Какого черта ты ее к нам пригласила? — Он не скрывал своего отвращения к отсутствующей кузине.
Ригмур с интересом разглядывала шторы у него за спиной.
— Наверно, для того, чтобы она скрасила мое одиночество. Тебя я дома не вижу… Между прочим, ты недоволен, что Бибби поздно возвращается домой, а сам вернулся вчера в четыре часа утра! Где, интересно, ты был?
Вечный вопрос, который жена задает мужу и на который она никогда не получает ответа. Гуннар склонился над чашкой с кофе и буркнул: