По совету доктора Ригмур выбросила Пэка в мусорный бачок, но Пэку удалось избежать гибели. Женщины все делают тяп-ляп. После этого Ригмур уже ничего не предпринимала. Ну что ж, значит, тут необходим мужчина. Он сам позаботится о благе ребенка! Сейчас дома никого нет, момент самый подходящий. Надо действовать, и действовать решительно!
Через минуту Гуннар был уже в детской. Пэк лежал в кукольной коляске, забинтованный после утреннего происшествия в передней. Можно ли ненавидеть неодушевленный предмет? Гуннар, во всяком случае, испытывал нечто похожее на ненависть. Ты подставил мне ножку, из-за тебя я чуть не стал инвалидом. Ты внушаешь моему ребенку всякие вздорные фантазии. Но на этот раз ты не избежишь своей участи!
Одним рывком он выхватил Пэка из коляски. Почему у него вдруг по спине побежали мурашки? Гуннару показалось, что он держит в руках живое существо. Пора кончать! Быстро, насколько позволяла больная нога, он вернулся в гостиную и подошел к камину.
На мгновение он заколебался. Правильно ли он поступает? Да, несомненно. Все, что папа делает, все правильно. Он — наместник Бога на земле.
И Гуннар бросил Пэка в камин.
Прямо на большое полено, чуть в стороне от огня, чтобы его еще можно было выхватить, если он передумает. И отошел от камина. Нет, он не передумал. Огонь уже лизнул повязку. Прощай, маленькое отвратительное чудовище…
— Папа, ты хочешь сжечь фрекен Хермансен?
Гуннар быстро обернулся. Первое, что ему бросилось в глаза, — это Пэк, который сидел на низком столике у двери в холл и смотрел на него своими глазками-бусинками. Рядом с ним в открытых дверях стояла Мирт. Она тоже смотрела на Гуннара серьезно и проницательно.
— Фре… фре… Какую фрекен? — заикаясь и ничего не понимая, пролепетал Гуннар.
Он обернулся к камину. Под языками пламени марлевая повязка превратилась в пепел. И теперь огонь лизал уже то, что было скрыто бинтом.
Это была новая кукла с закрывающимися глазами.
Мирт взяла со стола Пэка и нежно прижала к себе. Держа его в объятиях, она медленно подошла к Гуннару.
— Ты хотел сжечь Пэка, да, папа? — В детском голосе звучали инквизиторские нотки.
— Да, должен признаться… — Гуннар был очень опущен, ведь его поймали на месте преступления. И он сказал, призвав на помощь весь свой родительский авторитет — Понимаешь, Мирт, доктор считает, что тебе вредно играть с этой куклой…
Ясные большие глаза светились неземным покоем. Никакие житейские мелочи не могли замутить этот взгляд. Мирт тряхнула головой, и косички взметнулись в воздух.
— Доктора ничего не понимают, папа! — Она погладила грязный желтый колпачок Пэка. — Они не знают, что эльфы бессмертны.
Это было сказано деловито и трезво, именно так, наверное, и следует говорить о потусторонних явлениях. Но Гуннар еще не оправился от неожиданности, он переводил взгляд с камина на Пэка и обратно.
— Ничего не понимаю, ведь утром ты забинтовала Пэка?
Мирт кивнула:
— Да, но эльфы не болеют подолгу. Несколько минут и все.
Опять эта невозмутимая деловитость. Должно быть, все ангелы деловиты. Это полезно знать, если вдруг встретишься с ангелом.
— Вот как? — Гуннар был благодарен за урок.
— Да. А тем временем фрекен Хермансен заболела корью, и ей потребовалась повязка Пэка…
Вот оно что, теперь понятно. Все очень просто и никакой мистики.
При свете камина отец и дочь наблюдали друг за другом. Нет, девочка совершенно здорова, думал Гуннар. Она здраво мыслит. Она — единственный здоровый человек в этом доме. А мы все смертельно больны.
Мирт твердо посмотрела отцу в глаза и взяла его за руку.
— Папа, обещай, что ты больше никогда не будешь пытаться сжечь Пэка, а то он на тебя рассердится!
— Обещаю!
— Честное слово?
— Честное слово! Клянусь! — И Гуннар торжественно перекрестился.
Они заключили нерушимый пакт. Теперь они стояли держась за руки и смотрели на крематорий, в котором догорала кукла. Она уже совсем обуглилась. Исчезли черные нейлоновые волосы, исчезли мечтательные голубые пластмассовые глаза, исчезли закрывающиеся веки с длинными ресницами. Она уже больше никогда не скажет: «Мам-ми!» Было что-то трогательное в кончине этой куклы с закрывающимися глазами. Из пластика ты вышла и в пепел обратишься…
Мирт крепко сжала руку отца.
— Бедная фрекен Херманеен! — сказала она, и в ее голосе звучало искреннее сочувствие.
Гуннар стоял, склонившись над камином, и шевелил золу щипцами для углей, он хотел замести следы своего преступления. Мирт ушла в детскую. И снова он пережил шок, услыхав голос из прихожей. На этот раз в дверях стояла Ригмур и принюхивалась к запаху гари.
— Какой странный запах? Ты что-то сжег? Пэка, да?
Нет, для одного дня это было уже слишком! Такого никто не выдержит. Сперва его обозвали любителем вульгарного портвейна, потом он вывихнул ногу, обнаружил, что потерял интерес к своей работе, был высмеян любовницей, пойман дочерью на месте преступления как убийца куклы, и вот теперь жена… Нет, поистине сегодня был Судный день. Огненный меч коснулся Гуннара.
Ригмур подошла к камину. У Гуннара не было причин чувствовать себя виноватым, ведь и Ригмур была согласна, что опасную куклу следует удалить из дома, она даже сама пыталась ее выбросить. И все-таки он чувствовал себя виноватым и смущенным.
— Ты сжег Пэка? — повторила она свой вопрос.
— Не Пэка, а твою кузину!
В голове у него как будто произошло короткое замыкание. В этот день, 29 сентября, Гуннар Грам окончательно сошел сума.
— Что? Ты сжег Бибби? — мягко спросила Ригмур.
— Не Бибби, а фрекен Хермансен! Понимаешь, она заболела корью!
— Корью?
— Да. Пришлось повязать ей повязку Пэка, ведь эльфы никогда не болеют подолгу. Ясно?
Ригмур с удивлением уставилась на него. Потом начала смеяться. Он тоже засмеялся, весело, с облегчением. Целую минуту они стояли друг перед другом и хохотали. Такого сердечного смеха в этом доме уже давно не было слышно.
Но вот Гуннар взял себя в руки. Он опомнился и опустил железный занавес — как-никак, а они находились в состоянии войны. Даже больше — он ее ненавидел. Она была Ксантиппой, фурией, Медузой Горгоной. Она мешала всему, что могло принести ему радость. А нынче утром дошла до того, что велела ему выполоскать рот перед уходом!
И вот уже серьезный директор укрылся за вечерним выпуском «Афтенпостен» и стал читать статью о Берлинском кризисе.
Ригмур ушла. В дверях она обернулась, чтобы еще раз взглянуть на своего непостижимого спутника жизни. И в глазах у нее мелькнуло давно забытое выражение.
На другой день пришла очередь Ригмур сердиться на несносного Пэка.
Она зашла в спальню и нашла Пэка перед зеркалом на своем туалетном столике. Его как будто швырнули туда, уронив при этом одну из баночек с кремом. Ригмур подняла баночку и увидела, что она покрыта пылью.
— Мирт! — позвала она дочь.
Мирт взбежала по лестнице.
— Ты меня звала, мама?
— Почему тут валяется твоя кукла? Что она здесь делает? — Ригмур показала на туалетный столик.
— У Пэка нет своего дома, и ему негде приткнуться, вот он и бродит всюду как неприкаянный. — Мирт всегда очень обстоятельно отвечала на вопросы. — Мама, сделай ему домик, ведь ты умеешь, ты архитектор!
Ригмур тяжело вздохнула:
— Да, когда-то умела, и даже неплохо.
На туалетном столике в рамке под стеклом стояла ее фотография, сделанная еще в девичестве. Мирт взяла ее в руки и стала с интересом разглядывать.
— Мама, какая ты была красивая!
Ригмур почувствовала себя задетой. У детей бывает неприятная манера говорить все, что они думают. И они умеют выбрать слова, которые обжигают как огонь.
— А сейчас я уже некрасивая?
— И сейчас красивая! Но уже не такая.
— Забери отсюда свою куклу! — Ригмур раздраженно показала на Пэка. Это по его вине ее женскому тщеславию было нанесено оскорбление.
Через открытую дверь Ригмур слышала, как Мирт разговаривала с Пэком, спускаясь по лестнице:
— Не ходи туда, где тебе нечего делать!
Очевидно, Пэк что-то ответил Мирт, потому что она с удивлением сказала:
— У тебя там были дела?.. Ну, тогда понятно!
Ригмур долго смотрелась в зеркало. Мирт права: когда-то она была очень красивая, но это было давно. Теперь на нее из зеркала смотрела бесцветная, кислая физиономия. Она вспомнила сцену за завтраком. Да, она всегда кислая, как уксус. Но ведь у нее есть на это причины!
Отражение в зеркале скорчило ей гримасу: можешь собой гордиться, Ригмур! Карать его ты умеешь. Скоро он уже рухнет под ударами твоего хлыста и завоет как собака. Тебе хочется этого?
Но разве я не права?
Права, конечно. Мораль на твоей стороне, гордись. А какой красоткой ты стала от этой своей правоты!
Но ведь всякому терпению приходит конец! Я порядочная женщина. Из хорошего дома.
Нет, Ригмур, твой дом был несчастным, и ты это прекрасно знаешь.
Я? Знаю?
Да! И таким же несчастным ты сделала свой новый дом!
Неправда!
Твои родители постоянно ссорились, и ты, единственный ребенок в семье, была свидетелем родительских баталий. А теперь ты так же караешь и свою дочь. Ты заставляешь ребенка расплачиваться за ошибки своих родителей, уже второе поколение расплачивается за них.
Неправда, я желаю Мирт только добра!
Конечно, но причиняешь зло. Ведь ты знаешь, что лучше выдрать ребенка розгами, чем делать его свидетелем родительских ссор. Какая же ты после этого мать!
Это не я, а он сломал нашу супружескую жизнь!
Да, но ведь все разыгрывалось по твоему сценарию.
Я не виновата!
Виновата. Ты прекрасно знала, чем все кончится, когда свела их вместе. Ты хотела воспользоваться Бибби, чтобы наказать Гуннара. Ведь Бибби сама по себе уже наказание, правда?
За что же мне было его наказывать?
За равнодушие к тебе. Он охладел от общения со снежной королевой.