— Мне надо идти, дядя Джинджер, — сказала Хармони. — Папа хочет с тобой поговорить. Между прочим, у меня появился кролик.
Выходя из дома, она слышала, как Морской Лев зарокотал в трубку:
— Хеллоу, Джинджер! Благополучно добрался? Что? Нет, конечно, не позволено… просто один тут подбросил какого-то паршивца… подержать где-нибудь до утра… придётся нести в зоомагазин, если хозяин не объявится.
— Никто не объявится, — твёрдо заявила Хармони, опять усевшись в курятнике на ящик из-под чая. — И тебя не отправят в зоомагазин. Вот увидишь. Теперь надо придумать тебе имя. Похоже, что ты девочка. Конечно! Ты Анита!
Ничего не подозревая, все дети в классе, где училась Хармони, были какими-нибудь животными. Ягнёнок мог сидеть за одной партой со львом, в компании, скажем, с дикобразом или попугаем или даже (поскольку познания Хармони в зоологии были обширными) с опоссумом или с колумбийской маленькой обезьянкой дурукули. А как только она останавливала взгляд на Аните, толстоватенькой маленькой девчонке с выступающими зубами и с волосами, забранными в два высоких пучка (вроде кроличьих ушей), то представляла, как та держит в лапках салат-латук и щиплет его. Итак, если Анита — крольчиха, то быть крольчихе Анитой.
Когда пришло время ложиться спать, Хармони уютно устроила Аниту. Она нарвала для её постели высокой сухой травы, налила в миску воды и сделала что-то вроде столовой в ящике для высиживания цыплят: стибренная из хлебницы горбушка, несколько морковок с огорода, упавшие яблоки и ещё одуванчики.
Хармони обо всём этом подробно рассказала Рэксу Рафу Монти, когда они лежали в кровати и смотрели на луну, тускло светившую сквозь деревья. Он молчал, но Хармони была уверена, что пёс рад за неё.
Оставалось ещё пять желаний!
Хармони проснулась очень рано и сразу вспомнила об Аните. Она оделась и побежала через росистый сад, таща за лапу старую собаку. На верхней ветке твердил свою песенку дрозд. Хармони явственно слышалось: «Какое желание — фьюить? Какое желание — фьюить?»
Анита и Рэкс Раф Монти были представлены друг другу, правда, без особого интереса с обеих сторон, а потом Хармони позволила крольчихе выйти на волю. Сад был огорожен с трёх сторон, так что Анита не могла выскочить на дорогу или к соседям; в худшем случае она направилась бы к дому или на газон. Хармони скоро убедилась, что пасти Аниту не составляет труда.
Через некоторое время послышался сигнал электрокара, развозящего молоко, а затем поверх забора показалась голова молочника. Для всех он был маленьким неунывающим человеком с желтоватыми волосами и остреньким носиком. Он постоянно что-то насвистывал и для Хармони конечно же был Канарейкой.
— Привет! — сказал Канарейка. — Ты сегодня рано проснулась.
— Я пасу моего кролика, — сказала Хармони.
Канарейка приподнялся на цыпочки и навострил свой носик поверх забора.
— Как его зовут?
— Анита.
— Славное имя, — чирикнул Канарейка, — и кролик славный.
— И ты, Канарейка, славный, — едва слышно сказала Хармони.
А он уже вспорхнул и залился трелью, перелетая от дома к дому.
Позвякивание бутылок с молоком навело Хармони на мысль и о других продуктах, которые он развозит, — сливки, яйца, йогурт.
— Я хочу есть, — сказала она Аните, — а тебе уже хватит.
Хармони подняла кролика и отнесла его обратно в курятник.
— Идём, — позвала она Рэкса Рафа Монти, — наверное, пора завтракать. — Но увидела, что шторы в доме ещё задёрнуты.
«Вот были бы у меня часы…» — подумала она, и вдруг её осенило. Это будет следующее желание! Невозможно представить, как это произойдёт, но оно сбудется. Надо только…
Хармони быстро вынула пятидесятипенсовик из кармана своих джинсов и повернула его так, чтобы волшебный краешек оказался под указательным пальцем. Она огляделась — не наблюдает ли кто за ней, — но только почтальон виднелся вдали на дороге.
Это для всех он был почтальоном, а для Хармони — Кенгуру, отчасти, конечно, из-за сумки, в которой носил письма, а отчасти из-за своих сильных на вид ног и какого-то овечьего лица.
Хармони надела свою Сосредоточенно Думаю гримасу.
— Так, — сказала она, прикрыла один глаз и, убедившись, что палец находится там, где надо, начала тереть монетку. — Я хочу большие наручные часы, электронные, которые показывают и месяц, и число, на широком кожаном ремешке, пятнистом, как змеиная кожа.
Хармони подождала немного, а потом уставилась на своё левое запястье. Она так при этом сосредоточилась, что не сразу услышала голос с тропинки за забором.
— Доброе утро! — повторил Кенгуру.
— О… извините. Доброе утро!
— Ты здесь живёшь? — спросил Кенгуру, указывая на дом.
— Да.
— Твоя фамилия Паркер?
— Да.
— Можешь взять вашу почту, если хочешь. Это сократит мне путь. Пожалей мои бедные ноги, — улыбнулся Кенгуру.
Хармони ещё не доросла, чтобы видеть поверх забора, но она могла хорошо представить ноги Кенгуру, длинные, сильные и костистые, с острыми когтями. Она подтянулась и взяла несколько писем и пакет.
— Спасибо, — сказал Кенгуру. — Я поскакал дальше.
Хармони рассеянно просмотрела почту. Три письма для Морского Льва, одно для Голубки и открытка для Сиамской Кошки. Она машинально перевернула пакет. Он был для неё.
Осторожно, затаив дыхание, Хармони положила монетку в карман. Дрожащими руками она кое-как развязала верёвку и сорвала клейкую ленту, которыми был переплетён пакет. Под коричневой бумагой оказалась синяя коробочка. Внутри синей коробочки — белая тонкая обёрточная бумага. А в этой белой обёрточной бумаге — большие наручные электронные часы, показывающие и месяц, и дату, на широком кожаном ремешке, пятнистом, как змеиная кожа.
ГЛАВА 5«Ледокол»
За завтраком родители, просматривая адресованные им письма, флегматично жевали и, казалось, ничего не замечали, в то время как Хармони безуспешно старалась привлечь внимание к своему запястью и перед самым их носом тянула левую руку то за тостом, то за маслом, то за мармеладом. Она даже начала есть кукурузные хлопья левой рукой, подолгу задерживая у рта ложку, выставляя циферблат часов напоказ то одному, то другому. Так продолжалось до запоздалого появления Мелоди.
— Откуда это у тебя? — спросила она, сразу же заметив часы.
— Прислали по почте.
— Кто?
— Дядя Джинджер. (В синей коробочке письма не было, но Хармони узнала печатные буквы на адресе, написанные чёрным фломастером, точно так же как в записках. К тому же на пакете была наклеена девонширская почтовая марка.)
«Очень хорошие» и «Как он добр» рассеянно сказали отец и мать, но Сиамка не могла не царапнуть.
— Какая глупость! — промяукала она ехидно, усаживаясь напротив. — Это мальчишечьи, вернее, мужские часы. На тебе они выглядят нелепо.
У Хармони была подходящая альтернатива гримасе Я Терпеть не Могу Мою Сестру, а именно — Так бы и Съездила Тебе по Физиономии. Она надела её, подтвердила действием и стремглав выскочила из комнаты. К своему полному удовольствию, она услышала отчаянный вопль Мелоди.
В саду, в безопасности (она знала, что погони не будет из страха перед засадой), Хармони лежала на траве между неподвижным Рэксом Рафом Монти и щиплющей травку Анитой, наблюдая, как идёт время. Что это были за классные часы!
И оставалось ещё четыре желания. Она нащупала в кармане пятидесятипенсовик. Большим пальцем Хармони могла чувствовать рельеф скреплённых в рукопожатии рук, а перевернув монету — голову королевы. Она могла также определить, где нос королевы. Хармони представила себя ковбоем и начала тренироваться, вытаскивая монету на скорость. Карман превратился в кобуру, волшебный краешек монеты — в спусковой крючок, который бы мгновенно сработал, загадай она следующее желание. Скоро она научилась безошибочно ставить палец напротив носа королевы. «Самое скорострельное оружие на Диком Западе, — подумала Хармони, — но помни: осталось только четыре пули».
Закончив пасти Аниту, она пошла обратно к дому. С предосторожностями, теперь уже больше индеец, чем ковбой, она как тень перебегала от дерева к дереву, пересекла лужайку и проскользнула к ступенькам, чтобы оказаться в безопасности своей комнаты прежде, чем мстительная Сиамка смогла бы на неё наброситься. Морской Лев уехал в город представлять свои трюки, а Голубка писала письмо. Хармони видела это, когда на цыпочках проходила через холл. Нижняя ступенька скрипнула под ногой, и она услышала, как мать позвала её.
Хармони надела гримасу Начинается! — нижняя губа выпячена, брови высоко подняты, глаза неистово вращаются.
— Да, мамочка?
К счастью, миссис Паркер обладала способностью легко забывать неприятное. На то она была и Голубка, чтобы больше всего наслаждаться своим воркованием. И гораздо более значительные события, чем какая-то перебранка между её дочерьми, могли пройти мимо неё незамеченными. Но порой она некстати вспоминала то, чего не нужно бы помнить. Так было и на этот раз.
— Тот пятидесятипенсовик, который дядя Джинджер дал тебе…
— Да? — напряглась Хармони.
— Ты его ещё не потратила?
— Нет.
— Вот и прекрасно. Я хочу заскочить на почту, а у меня нет марок, а там будет очередь в милю длиной — сегодня выдают пенсию, — но снаружи есть автомат, в котором можно купить блок марок на пятьдесят пенсов. Я дам тебе пять по десять.
— Но, мамочка…
— Да?
— Я… не хочу… я не могу… Я хочу сказать, этот особенный!
— О, не будь глупышкой, Хармони, на пять десятипенсовых купишь ровно столько же. Вот что, как только у меня появится пятидесятипенсовик, мы сможем опять поменяться. Ты же знаешь, что все пятидесятипенсовики одинаковы. Ну, давай же, дорогая, я тороплюсь. — И миссис Паркер, отсчитав пять монеток, протянула их дочери.
Впоследствии Хармони пришло в голову множество способов, с помощью которых можно было бы увильнуть. Она могла бы сбегать на почту сама и по пути поменять монетки в магазине. Она могла бы вызваться постоять в очереди и купить марки. Наконец, она могла бы просто броситься наутёк. Но, загнанная в угол, она инстинктивно прибегла к своему оружию. В мгновение ока Хармони сунула руку в карман, нащупала на монетке лицо королевы и потёрла.