Мне всего лишь хотелось показать ей Гриану — место, где можно быть счастливым без всяких «но». Показать ей Чигги — маленькую Машкину Россию, со всей педантичностью своей создательницы выстроенную правильно и честно. Так, как никогда не была устроена ее земная тезка. Здесь, на наполовину скрытой океанами Гриане, Чигги занимал свою одну седьмую часть суши. И только здесь можно было увидеть Россию не такой, какой ее знаем мы, а такой, какой хотели бы видеть и видели — в своих мечтах. Машку часто одолевала ностальгия по Земле — родной земле, не планетарного масштаба. Скорее, камерная ностальгия умной деловой женщины, которая понимает, что правильнее и полезнее для бизнеса будет не хотеть на родину, а построить ее вокруг себя. Завести потешные войска ученых и андроидов, выстроить потемкинские деревеньки, за аквариумными фасадами которых скроется мощная корпорация «Нако», через знание обретшая такую власть, какая не снилась самым смелым диктаторам прошлого.
Я шел по длинному коридору, отделяющему рабочее пространство Марь от всего остального мира — лабораторий, цехов, отделов. И чувствовал себя крошечной частицей, движущейся по аорте, отходящей от самого сердца Чигги. Оставалось решить, стану ли я добрым и трудолюбивым лейкоцитом, способным своей тушкой закрыть брешь в ткани корпорации и вступить в бой с молекулами зла, или, принявшись ворошить дело Греты, превращусь в вирус, вторжение которого обрушит иммунную систему «Накосивикосэ». Похоже, Матвей воспринимал меня исключительно как вирус. Поэтому, будучи главой корпоративного иммунитета, собирался прописать мне… полный курс противовирусных мер. Пожалуй, не стой между нами Марь, он быстро сделал бы все необходимое, чтобы я не сумел сунуть нос в дела компании.
— Извините, Носферату Александрович, — едва мы прошли внутренние ворота, обратилась ко мне шедшая передо мной секретарша Машки, длинноногая черноглазая и отчаянно некрасивая Саша Альварес, — мы сейчас никак не можем выйти. Марь Ванна еще не разблокировала лабораторный корпус и примыкающие к нему переходы и лифты, так что придется подождать минут десять или около того. Могу я предложить вам чай?
Она подошла к своему столику — в какой-то паре шагов от стеклянной громады парадной двери, сейчас — увы — наглухо заблокированной с компьютера Марь. Над столиком парил огромный монитор с эмблемой «Нако», а рядом, пересекая уголком голограмму, стоял полузакрытый — чтобы не уснул — старенький ноут. Видимо, принадлежащий самой Александре Мигелевне. В «Нако» все было как в России — боевая эклектика подступающего будущего. Грядущее не желало наступать равномерно, а плюхалось на поверхность настоящего жирными кляксами инноваций, смотревшихся на фоне незаштукатуренных брешей былого и потрескавшегося лака настоящего как бельмо на глазу. Саша Альварес проследила мой взгляд и тотчас обиделась за свой ноутбук.
— Не скажет ли мне прекрасная донна, по какому поводу нас заперли? — примирительно спросил я, садясь на диванчик. Оттуда стал виден экран ноута и замершая на нем заставка интерактивного любовного романа.
— Чай, кофе, сок? — попыталась мастерски уйти от ответа Альварес. Не красавица, она даже не пыталась быть очаровательной и милой, оставаясь подчеркнуто профессиональной, и так виртуозно пропускала мимо ушей то, что не стоило произносить, что я мысленно поаплодировал ей.
— Кофе, — ответил я и, когда она уже повернулась ко мне спиной, включая скрытую за пушистой кроной какого-то офисного дерева местной синелистой породы кофемашину, добавил: — Не переживайте так, Саша. У меня допуск первого уровня. Вы обязаны ответить на мои вопросы.
И я положил на край стола Гретин «допуск к телу». Альварес тщательно изучила его, проверив в сканере документов на наличие всех необходимых водяных знаков и перфорации. Убедившись, что документ подлинный, секретарша скривила и без того не слишком симпатичное личико и снова повернулась к кофемашине. Ей хватило пары секунд, чтобы взять себя в руки. Может, она любила Грету и переживала ее смерть, а может — не переносила таких любопытствующих, как я, этого узнать мне не посчастливилось. Так и не позволив мелькнувшей на лице эмоции оформиться во что-то законченное, секретарша подала мне чашку и подвинула на край стола «допуск».
— Вы правы, Носферату Александрович, — сказала она сдержанно, — я обязана дать вам информацию по делу о смерти главы исследовательского сектора, но, боюсь, то, что вас интересует сейчас, не имеет отношения к этому делу.
— Позвольте судить мне, — жестко отрезал я.
— Хорошо. — Альварес захлопнула ноутбук, заметив, что с моего места виден его дисплей. — Двери заблокированы, чтобы не допустить в лаборатории представителей Союза земных предпринимателей. Марь Ванна не считает необходимой проверку лаборатории на предмет… того, что они ищут.
— Спасибо, Сашенька, — поблагодарил я, примирительно улыбаясь. — Давайте кофейку вместе тяпнем, а? Не так часто приходится такому джентльмену удачи и бравому корсару, как я, коротать время в осажденной цитадели с прекрасной незнакомкой.
Секретарша поджала губы и села за компьютер. Включила затемнение голограммы с моей стороны, и большой парящий перед ее лицом экран мгновенно превратился для меня в огромное зеркало, в котором отразились я, диван и заблокированная дверь.
Я какое-то время молчал, поглядывая по сторонам. Марь всегда нравился строгий стиль. Ничего лишнего. Длинный коридор с антрацитовыми стенами, единственным украшением которых служит неширокая, в пару ладоней, зеркальная полоса. Дневной свет при полном отсутствии окон — ни одной открытой лампы, все спрятано под толстым матовым стеклом потолка. Темно-синее поблескивающее покрытие пола. Невольно в голову закралась мысль, что главное здание корпорации было спроектировано в точном соответствии с характером хозяйки. Все идеально, скрыто, холодно, практично. Только возле стола секретарши стоял зеркальный куб, заполненный землей, в котором — явно не страдая от отсутствия солнечного света — рос разлапистый куст той же темнолиственной грианской породы, что и в кабинете Марь. Но в отличие от начальницы Альварес, видимо, избегала плевков и стряхивания сигаретного пепла в своего фитонапарника, скорее наоборот — подкармливала и поливала растительное чудо настолько усердно, что оно вымахало в высоту метра на полтора, а в густой темнолистной кроне виднелись целые соцветия белых бутонов. Некоторые цветки уже распустились, и пол вокруг зеркального куба был усыпан золотой пыльцой.
Альварес проследила за моим взглядом, открыла потайную дверцу за кубом, вынула оттуда щетку и аккуратно подмела пыльцу. Нагнувшись, она продемонстрировала столь выгодный ракурс, что я невольно думал: если бедняжка хочет сменить интерактивный любовный роман на реальный, ей стоит чаще подметать при холостых посетителях. Ничто так не привлекает мужской взор, как работящая женщина.
Судя по следу рядом с кубом, цветок недавно передвинули сантиметров на десять в сторону, и секретарше было явно неудобно протискиваться мимо него к потайной дверце.
— Давайте, я его обратно передвину, Саша? — предложил я.
Но она покачала головой, а я, приглядевшись, заметил за ветками следы недавнего косметического ремонта.
— Штормило? — спросил я, уже догадываясь об ответе. — Марь Ванна опять предметами кидалась?
— Да ничего страшного, — заверила смущенно Альварес. — Это все земляне виноваты. Мучают они ее, бедную. А меня за столом тогда не было, — и добавила: — Честно.
Задумавшись, я вздрогнул, когда в кармане проснулся ком. Карта памяти в коммуникаторе теперь стояла моя, поэтому услужливая память кома вывела на дисплей не безликие цифры, а имя — «Гретхен».
— Ферро, ты где? — без предисловий обрушился на меня женский голос. Видимо, что-то в цитадели Марь глушило звонки, потому что я слышал ее еле-еле, словно через шум реки и плеск весел.
— Ты же умерла, — выдал я первое, что пришло в голову.
— Ну и шутки у тебя, Шатов. Хотя… Совсем забыла, откуда звоню. У тебя, наверное, номер определился. Это я, Анна. Я запросила полномочия у Земли, как твой представитель. Сейчас на квартире у Гретхен Эрн. Мы с господином Ситтоном ждем тебя, чтобы начать осмотр.
— А кто такой этот Ситтон? — спросил я, на мгновение растерявшись. Мне все-таки трудно каждый раз принять собственную романтичность. Секунду назад я был готов поверить в то, что Грета отыскала в Хароновой лодке мобильник и дозвонилась мне с дороги на тот свет, чтобы помочь разоблачить собственного убийцу. Хотя, пожалуй, Анна — помощник не хуже, хотя и прозаичнее. В то время как я собирал информацию и успокаивал Иванову, моя прекрасная следовательница уже взяла быка за рога и выехала на место преступления, пока грианские стражи порядка не попрятали улики по пакетикам и не забрали в морг тело.
— Ее уже увезли? — спросил я, надеясь на утвердительный ответ. Может, потому я и тянул с осмотром места, что боялся увидеть Гретхен мертвой. Я хотел запомнить ее живой и яркой, как летняя бабочка, во всем ее хитиновом блеске. Мне не хотелось наблюдать за тем, как ее бледное хрупкое тело запихивают в мешок для трупов.
— Да, тело уже в морге, — утешила Анна. — Лучше скажи, где ты. Я пока уговорила комиссара Ситтона подождать тебя, чтобы вместе провести обыск. Но на первый взгляд похоже на ограбление.
— Извини, Анечка, я в цитадели заперт. — Ее строгий и одновременно ласковый голос отрезвил меня. Образ мертвой Греты ушел, оставив злую решимость найти того, кто ее убил. — Я вчера видел Гретхен, и она говорила, что у нее есть мужчина. Как я понял, отношения были серьезными.
— Имя?
— Она не назвала, хотела нас познакомить. Хотя подожди минуту… — Я сбросил звонок и поманил пальцем секретаршу Марь. — Сашенька, включите мне вашу госпожу на минутку.
Альварес зло глянула на меня, но решила предоставить Марь Ванне самой разбираться со своим другом детства и пробежала пальцами по клавиатуре. Зеркальная завеса исчезла. На экране вращался значок вызова.
— Постоят и уберутся восвояси, — гневно ответила Марь кому-то. — Пу