— Лишнего транспорта на Землю сейчас нет. — Несмотря на приличное расстояние, он услышал меня. — И госпожу академика, и госпожу гендиректора кремируют. Если отыщете коды, потом заберете их прах и переправите по своему усмотрению. А теперь извините, мне надо позаботиться о живых.
— Мне тоже, — ответил я тихо, так что он уже не мог услышать. Набрал номер Анны. На экране бродили круги видеофонного вызова — занято. Я на ходу вызвал Первого и попросил доступа в корпоративную сеть услуг. Тот некоторое время не отвечал, видимо, связываясь с Матвеем, а потом и вовсе отключился, но вместо него в видеофоне появилось гладкое, как у Шалтая-болтая, лицо виртуального оператора. Я заказал кар к центральному входу главного здания «Нако» и еще один — к дому Аполинарии Родионовны. У Анны снова оказалось занято, и я нашел местный телефон и позвонил бабушке Стерн. Она принципиально не пользовалась видеофоном, но ее поставленный глубокий голос лучше любой камеры демонстрировал эмоции пожилой дамы.
— Какое счастье, Носферату Александрович! — воскликнула она. — Объясните им, что я никуда не поеду! Это глупость, безобразие и бред! Да-да, Витязь, и не смейте трогать мои вещи. Все останется на своих местах!
— Полина Родионовна, я скоро буду у вас. — Спокойствие, которое давалось мне с таким трудом, оказалось заразительным. Старушка перестала возмущаться. — Позвольте Витязю собрать ваши вещи. Мне жаль, но настало время осуществить вашу мечту, пусть и не так, как вы предполагали. Вы полетите на Землю, моя дорогая Полина Родионовна. Вернетесь на родину предков, в Россию. Гробов там не так уж много…
«Возможно, очень скоро здесь их будет значительно больше», — добавил я про себя.
— Но есть люди, с которыми вы почувствуете себя как дома. Моя мать, думаю, обрадуется знакомству с вами и поможет устроиться. Марта, наша помощница по дому, не сомневаюсь, будет в бешенстве. У них обеих такой же безобразный характер, как у вас, поэтому вы не заскучаете. Соглашайтесь, моя дорогая.
Я улыбнулся на последнем слове, зная, что старая дама почувствует это.
— Умеешь ты уговаривать, негодник, — пробурчала она. — Какая же гадкая старуха откажется от хорошей склоки. Твоя домработница — достойная соперница в утренних пикировках? У нее хватит образования?
— В ней кровь кайзеров, — заверил я, — отсутствие школы она с лихвой восполняет доставшейся от предков волей, а за изяществом можете обращаться к моей маман. Вам ведь по нутру мое чувство юмора — оно унаследовано от Саломеи Шатовой… А еще — у нее постоянно валяется на столике в прихожей несколько лишних пригласительных в оперу, а на входе в любой музей достаточно сказать, что вы от Саломеи Ясоновны, — и вам открыты двери всех галерей.
— Все это слишком вкусно, — не сдавалась бабушка Стерн. — В чем подвох? Зачем ты мне все это рассказываешь, хитрый мальчишка? Мы ведь полетим вместе, да?
— Увы, моя дорогая Полина Родионовна, я не смогу. Есть дела. Но я постараюсь присоединиться очень скоро. Сейчас к вашему крыльцу подъедет кар. Окажите мне любезность — вылетайте на Землю как можно скорее, не заставляйте мою матушку ждать.
— Ферро, — в трубке послышался голос Анны. Полина Родионовна пробурчала что-то о невоспитанной молодежи, передавай ей телефон. — Ты можешь рассказать, что происходит?
— Могу, — ответил я. — Есть угроза для материка. В детали вдаваться не буду. Просто прошу — забирай нашу хозяйку, Райсов и улетайте.
— А ты?
— Марь оставила мне кое-какие полномочия. Мне придется немного задержаться, но я улечу с последним транспортом.
— Точно?
— Обещаю, — солгал я.
— Давай я перезвоню со своего, включи видеорежим.
Захотелось увидеть ее. Может быть, в последний раз. Взглянуть в ее серые глаза.
— Нет.
— Ты ведь простишь меня, Ферро? — прошептала она совсем тихо. — Ты же понимаешь, что я не имела права скрыть от комиссара информацию. Ведь ничего не случилось…
— Конечно, я тебя прощаю, — липовое прощение наполнилось искренней нежностью. Я все еще любил ее, но… самое грустное уже случилось. На этой планете мне больше некому доверять. Анна сделала свой выбор. И отчего-то я уже не нуждался в том, чтобы она передумала, чтобы осталась со мной на эти пять часов. Мне хотелось, чтобы она была счастлива, благополучна, безупречна, как всегда, но где-то там, на Земле, моя связь с которой с каждой минутой, с каждым сказанным словом становилась все тоньше. А невидимая пуповина, какой перед смертью соединила меня с Чигги Машка, за считаные часы грозила превратиться из паутинки в стальной трос. Права была бабушка Стерн — на этой планете появилось два очень дорогих мне гроба, и нити воспоминаний и сожалений накрепко связали меня с Грианой.
Я попросил Анну поторопиться со сборами и попрощался, сославшись на срочное дело. На этот раз не солгал. Передо мной уже были двери Машкиного кабинета. Я, припомнив, как это делала Машка, вытянул из стены пульт и посмотрел на мониторы. На всех щелкал цифрами обратный отсчет, а под ним темнели три пустые строчки. Я провел рукой над сенсорами.
«Введите код», — зажглось в верхней строке.
— Надеюсь, ты не переоценила мои способности, Мари, — пробормотал я и уселся в кресло.
В кабинете было прибрано, но от того порядка, что всегда любила Марь, не осталось и следа. Окно закрыли стеклопластовым щитом поверх покореженной рамы, на ковровом покрытии под ним еще виднелись осколки.
Я снова осмотрел рисунок с лотосом, не усидел в кресле и прошелся по кабинету. Раз или два в дверь сунулся кто-то из «соток», но не счел необходимым со мной заговорить. Я взял со стола графин и вылил остатки воды в плошку с чахлым папилио ноктурналис, перемазав пальцы желтой пыльцой. Поискал подсказки на столе, выдвинул пару ящиков — те, что не были заперты. Среди документов — по-чиггийски и по-русски — обнаружилась тоненькая пачка фотографий. Несколько — еще наших школьных. Мои валялись где-то на книгах в библиотеке. Машка хранила свои бережно. Я перебрал их, и воспоминания, солнечные и добрые, нещадно впились когтями в горло, перекрывая дыхание. Но неутомимый разум тотчас отыскал желанную точку опоры.
Я выскочил из кабинета, надеясь, что кар ждет у входа.
Чем заполнить первую строчку, я вспомнил сразу. Двадцать третье февраля в шестом классе. То, что Машка потом называла исключительно «случай с физруком». Мы забрались в преподавательскую каморку в спортзале, чтобы исправить в школьной базе мою двойку за кросс, а Машке вывести две пятерки по легкой атлетике и нарисовать трояк — она ужасно не хотела бегать за школу на городских соревнованиях, а с ее успеваемостью лучшей кандидатуры не находилось. Мы едва успели выключить компьютер на столе физрука, как в двери чиркнула карточка. Умница Машка, конечно, прикрутила блок на замок, но физрук был сильным мужчиной, сильнее магнитного замка. Он пришел не один — привел даму. Мы забились в кладовку для мячей и просидели на них, переплетясь, как шнурки на кроссовках, и тихо хихикая, пока физкультурник и его гостья не закончили зарядку для хвоста. Маша уже тогда понимала, что знание — власть над миром. Стоит ли говорить, что моя двойка исчезла сама собой и до конца школы я не получал по физкультуре ниже четверки, а Машка не только не отправилась на городское соревнование, но и вообще волшебным образом оказалась освобождена от физкультуры и появившееся время тратила на кружок по робототехнике?
Странно, что я так хорошо помнил тот день. А вот точную дату свадьбы Юла и Хлои забыл напрочь. Всю дорогу я звонил Райсам, но никто не брал трубку.
Дом на улице Фрегата был пуст. Ветер мел по тротуару желтую пыльцу и листья. На дорожке к дому остались следы автомобиля Креба. Я вспомнил, что так и не вернул Линде ее кар.
Аквариумы, оплетавшие дом Райсов, опустели. В стеклянных трубах лежали умирающие водоросли. Сторожевых рыб с собой им взять, скорее всего, не позволили, но, зная Креба, я был уверен, что пучеглазые сторожа переселились в соседний пруд и, стоит хозяевам прийти за ними, резво попрыгают в сачок, чтобы вернуться к работе.
Дверь была заперта, но я обогнул дом через сад и под кадкой с какими-то крупными розовыми бутонами, напоминающими медуз на стеблях, отыскал ключ от задней двери.
Прошел через кухню и комнаты с заботливо накрытой чехлами мебелью и опустевшими аквариумами, остановился у лестницы наверх. Многие фотографии Райсы забрали с собой, но свадебное фото Хлои висело на своем месте. Видимо, Линда все-таки уговорила Креба «не брать лишнего». Я перевернул фото. Магдола всегда отмечала дату, даже когда была уверена, что не забудет. На обратной стороне фотографии аккуратным круглым почерком был вписан код для второй строки.
Третьим… был день нашей встречи. Первое сентября. У Машки был такой огромный бант, что ее прозвали Хиросима. Но это прозвище очень скоро забылось, потому что слишком к ней шло, и никто не решался вызвать на себя гнев Ивановой. Бантик тоже исчез быстро. Уже в конце первой недели Машка остригла волосы так коротко, что ленту можно было только приклеить скотчем.
Я записал в коммуникатор получившиеся числа, сварил себе кофе.
У меня оставалось еще четыре часа. В Чигги стояла тишина, поэтому я отчетливо слышал, как проносятся над городом самолеты, увозящие беженцев и их андроидов на соседние материки.
Было еще четыре часа. Поэтому я неторопливо пил кофе, ощущая, как на мои плечи наваливается все то, что я гнал от себя в эти три дня. Горечь, разочарование, вина, усталость.
Когда я вышел на улицу, вязкие грианские сумерки уже клубились в садовой тени. Небо хмурилось, поднялся ветер и понес вдоль дороги золотую пыльцу «бабочки» и пару танцующих пакетов, которые бросил в спешке кто-то из уезжающих. Бумажный танцор приник к моим ногам, но тотчас рванулся прочь, подхваченный струей холодного осеннего воздуха.
Я двинулся вслед за ним, стараясь не отставать. На улице не осталось ни души. Было так тихо, что я невольно вздрогнул, когда зазвонил ком.