Там была маленькая фотография преступника: костлявое лицо с выпученными глазами и почти безгубым ртом. Вик пыталась прочитать статью, но текст расплывался у нее перед глазами.
Она вспомнила бельевую шахту, где ее глаза слезились, а легкие были заполнены дымом. Ей вспомнилась безрассудная паника, сопровождаемая музыкой из «Веселого Рождества».
Она выхватывала отдельные фразы из статьи: дегенеративная болезнь, похожая на Паркинсона… прерывистая кома… подозреваемый в похищении дюжин детей… Томас Прист… перестал дышать в два часа утра.
– Я не знала, – сказала Вик. – Мне ничего не сообщали.
Она была выведена из равновесия и не могла фокусировать ярость на Мэгги. Вик просто думала: Он умер. Он умер! И теперь ты можешь отпустить его. Эта часть твоей жизни завершена, потому что он умер.
Мысль не приносила радости, но она почувствовала шанс на что-то лучшее. Это было облегчение.
– Не знаю, почему мне не сообщили о его кончине, – прошептала Вик.
– Могу пос-с-спорить, они были растеряны. Вгляни на следующую статью.
Вик устало посмотрела на Маргарет Ли, вспомнив ее слова о том, что Мэнкс снова разъезжает по дорогам. Она подозревала, что сейчас они подойдут к личному безумию Мэгги Ли – лунатичности, которая заставила ее приехать сюда из Здесь, штат Айова, просто для того, чтобы передать эту папку Вик.
Она повернула страницу.
Труп подозреваемого серийного убийцы исчез из морга. Управление шерифа обвиняет «вандалов-извращенцев».
Вик прочитала первый параграф, затем закрыла папку и протянула ее обратно Мэгги.
– Какой-то псих украл тело.
– Н-н-не думай так, – ответила Мэгги.
Она не приняла папку.
Где-то на улице заработала газонокосилка. Вик заметила, как жарко было во дворе. Несмотря на облака, солнце пекло ее голову.
– Ты думаешь, что он подстроил свою смерть? Так ловко, что обманул двух докторов? Каким образом? Они начали вскрытие его тела. Хотя подожди! Ты думаешь, что он реально умер, а потом через сорок восемь часов вернулся к жизни? Выбрался из ящика в морге, оделся и ушел?
Лицо Мэгги – все ее тело – расслабилось, выражая глубокое облегчение.
– Да, я проехала т-т-так далеко, чтобы увидеть тебя, потому что знала – просто знала, – что ты п-п-поверишь мне. Теперь взгляни на следующую статью. Там говорится о челов-в-веке из Кентукки, который исчез из своего дома, уехав на винтажном «Роллс-Ройсе». Машине ммм-м-м-Мэнкса. В статье не пишется о том, что она принадлежала Мэнксу, н-н-о ты поссс-смотри на снимок…
– Я не собираюсь смотреть на это дерьмо, – сказала Вик, швырнув папку ей в лицо. – Убирайся ко всем чертям с моего двора, бешеная сучка.
Рот Мэгги открылся и закрылся, как у большого старого карпа в аквариуме – главной достопримечательности ее маленького офиса в Общественной библиотеке Хиа, который Вик детально помнила, хотя никогда не бывала там.
Ярость Вик наконец вскипела, и она хотела обжечь ею Мэгги. Не потому, что девушка преграждала ей путь к двери или ее бешеный лепет угрожал увести разум Вик от правды… украсть с трудом завоеванное благоразумие. Мэнкс был мертв – реально мертв. А эта лунатичка не позволяла Вик насладиться этим. Чарли Мэнкс, похитивший бог знает сколько детей, терроризировавший и едва не убивший саму Вик, – Чарли Мэнкс гнил в земле. Вик наконец сбежала от него. Только Маргарет трахнутая Ли хотела вернуть его обратно – выкопать и заставить Вик снова бояться его.
– Когда будешь уходить, забери это дерьмо, – сказала ей Макквин.
Направляясь к двери и обходя Мэгги, она наступила на несколько страниц. Вик постаралась не задеть ногой грязную, выцветшую на солнце, большую шляпу, лежавшую на краю нижней ступени.
– Он не ум-м-мер, Вик, – сказала Мэгги. – Я хотела – надеялась, – чтобы ты н-н-нашла его. Помню, что, когда мы впервые встретились, я с-с-сказала тебе не искать его. Но ты тогда была слишком юной. Не готовой к схватке. А теперь я думаю, ты единственная, кто может н-н-найти его. Кто может остановить Чарли Мэнкса. Если ты все еще знаешь, как сделать это. Потому что если ты не остановишь его, он сам н-н-найдет тебя.
– Единственное, что я хочу сделать, так это найти номер полиции. Меня здесь уже не будет, когда они появятся.
Затем, повернувшись и посмотрев в лицо Мэгги Ли, она крикнула:
– Я НЕ ЗНАЮ ТЕБЯ. Убирайся со своим безумным бредом куда-нибудь еще!
– Н-н-но, Вик…
Мэгги подняла папку.
– Неужели ты не помнишь? Я д-д-дала тебе сережки.
Макквин вошла внутрь и захлопнула дверь.
Вейн, который стоял в трех шагах и, возможно, слышал все, отпрыгнул назад. Хупер, топтавшийся за его спиной, съежился и тихо завыл, затем засеменил прочь в поисках более благоприятного места.
Вик повернулась к двери, прислонилась к ней лбом и глубоко вздохнула. Прошло полминуты, прежде чем она была готова посмотреть через глазок на передний двор.
Мэгги только что спустилась с нижней ступени и с некоторым достоинством водрузила на голову грязную шляпу. Она бросила на дверь дома последний несчастный взгляд и, повернувшись, пошла по лужайке. У нее не было машины, и ей предстояла долгая – в шесть кварталов – прогулка по жаре до ближайшей автобусной остановки. Вик наблюдала за ней, пока она не исчезла из виду. Наблюдала и неосознанно поглаживала сережки, которые были у нее в ушах, – любимые костяшки «Скраббла» с буквами Ф и У.
Когда через полчаса Вейн пошел выгуливать Хупера… нет, вычеркивается… чтобы оказаться подальше от матери и ее герметично несчастного настроения, папка лежала на верхней ступени. Все бумаги были аккуратно вложены в нее.
Он оглянулся на открытую дверь, но мать ушла на кухню – пить ледяной чай и думать о чем-нибудь покрепче. Он полагал, что она думала о джине или виски. Наверное, Вик смотрела сейчас на шкаф у холодильника – на тот, в котором бабушка держала джин. Его мать не пила с прошлой весны, когда закончила реабилитационный период. А бабушка завязала с алкоголем более легким способом – переехав на кладбище.
Вейн закрыл дверь. Он склонился, поднял папку и, открыв ее, посмотрел на тонкую стопку перепечаток. Подозреваемый серийный убийца. Вандалы-извращенцы. Исчезновение инженера прославленной компании «Боинг».
Сложив стопку бумаг вчетверо, Вейн сунул их в задний карман шорт. Он бросил папку за живую изгородь, росшую перед домом.
Вейн не был уверен, что хотел читать статьи. Ему исполнилось двенадцать лет. Он еще не понимал, что решил взглянуть на них, в тот миг, когда бросил папку за изгородь. Мальчик пересек лужайку и сел на бордюрный камень. Он чувствовал себя так, словно прятал в кармане нитроглицерин.
Он посмотрел через улицу на лужайку с увядшей пожелтевшей травой. Старик, живший там, реально запустил свой двор. Немец с забавным именем Зиг де Зоет. У него была комната с кучей маленьких солдатиков. В день бабушкиных похорон Вейн слонялся по улице, и старик показал их ему за то, что он был милым мальчиком. Зиг сказал, что однажды его мать раскрашивала нескольких солдат. «Уже тогда она прекрасно обращалась с кистью», – говорил он с немецким акцентом. Затем его добрая жена дала Вейну стакан ледяного чая с кусочками апельсина, которые на вкус были, как небеса.
Вейн подумывал о том, чтобы пойти туда и еще раз посмотреть на солдатиков старика. Там он укрылся бы от жары и на время забыл о бумагах в заднем кармане, на которые ему, возможно, не следовало смотреть.
Он даже встал с бордюрного камня и приготовился перейти дорогу, но затем оглянулся на свой дом и снова сел. Его матери придется не по вкусу, если он уйдет, не сказав ни слова о том, куда пошел. Вейн считал, что сейчас не время возвращаться с прогулки и спрашивать разрешение. Поэтому он остался там, где сидел, глядя на увядшую лужайку через улицу и скучая по горам.
Однажды, прошлой зимой, Вейн видел лавину. Он вместе с отцом был над Лонгмонтом. Им следовало поднять «Мерседес», который соскользнул с дороги и откоса. Семейство в машине было целым, хотя и потрясенным. Обычная семья: мама, папа и два ребенка. У маленькой девочки были белокурые кудряшки. Вот какими нормальными они выглядели. Вейн с первого взгляда мог сказать, что их мама никогда не лежала в психушке, а папа не хранил в шкафу щит имперского штурмовика. Он мог бы сказать, что их дети обладали нормальными именами, типа Джона и Сью, а не прозвищами, взятыми из комиксов. Они сидели на крыше «Мерседеса», и их отец спросил Луи, не может ли он расплатиться карточкой «АмЭкс». Не «Американ Экспресс», а «АмЭкс». Через несколько минут после встречи с ними Вейн полюбил всю эту семью с необъяснимым жаром.
Луи послал Вейна вниз по откосу, с крюком и тросом лебедки. Но когда мальчик приблизился к машине, послышался высокий звук – расщепляющий треск, такой громкий, как выстрел. Все посмотрели на заснеженные пики. Над ними выше сосен возвышались Скалистые горы.
Пока они смотрели, белый пласт снега – широкий и длинный, как футбольное поле, – оторвался и начал скользить. Это происходило за полмили от них. Им ничего не угрожало. После первого треска лавины они почти ее не слышали. Звук казался тихим раскатом далекого грома. Хотя Вейн чувствовал ее. Она отдавалась мягким шуршанием в земле под его ногами.
Большой пласт снега проскользил несколько сотен ярдов, ударился о линию деревьев и взорвался белым смятением – приливной волной снега в тридцать футов высотой.
Отец с карточкой «АмЭкс» поднял мальчика на плечи для лучшего обзора.
– Мы в дикой местности, малыш, – сказал он, пока акр горного леса был сметен шестьюстами тоннами снега.
– Вот это да! Что скажете?
Луи посмотрел вниз на откос, где копошился Вейн. Лицо отца сияло от восторга.
– А каково это быть под ней? Представьте все это дерьмо, которое спускается на тебя!
Иногда Вейн представлял себе такое зрелище. Наверное, это был лучший способ умереть – быть стертым падением снега и света. Мир, надвигаясь на тебя, ревет, как дикий зверь.