– Нет, – наконец сказал Вейн.
– Так где ты услышал о нем?
– Сегодня к маме приходила одна женщина. Какая-то Мэгги. Она хотела поговорить о Чарли Мэнксе. И мама буквально сошла с ума. Я думал, что она даст ей под зад.
– Ого! – произнес Луи, гадая, кто была Какая-то Мэгги и какое отношение она имела к Вик.
– Его посадили за убийство какого-то парня, верно?
– Это та женщина, Мэгги, которая приезжала к твоей маме, говорила, что Мэнкс убил человека?
Вейн снова вздохнул. Он перевернулся в постели и посмотрел на отца. Его глаза блестели в темноте, как чернильные пятна.
– Если я скажу тебе, откуда знаю, что сделал Мэнкс, мне не достанется? – спросил он.
– Только не от меня, – пообещал Луи. – Ты смотрел о нем в Гугле или где-то еще?
Глаза Вейна расширились, и Луи понял, что сын даже не думал искать информацию о Чарли Мэнксе в Гугле. Хотя теперь он обязательно сделает это. Луи хотел шлепнуть себя ладонью по лбу. Вперед, Кармоди. Так держать, мать твою. Жирный и тупой ублюдок.
– Та женщина оставила папку с газетными статьями. Я их прочитал. Не думаю, что мама хотела бы знакомить меня с материалом. Ты не рассажешь ей?
– Какие статьи?
– О том, как он умер.
Луи кивнул. Ему казалось, что он начал понимать.
Мэнкс скончался через трое суток после того, как преставилась мать Вик. Луи услышал об этом по радио в тот же день, когда это случилось. Вик тогда завершила трехмесячный курс реабилитации и провела весну, присматривая за матерью. Луи не стал говорить ей о Мэнксе, опасаясь, что это выбьет почву у нее из-под ног. Он хотел рассказать ей позже, но возможность никак не представлялась, а потом, в какой-то момент, это было уже несвоевременно. Он прождал слишком долго.
Наверное, Какая-то Мэгги обнаружила, что Вик – это девушка, которая сбежала от Чарли Мэнкса. Единственный ребенок, удравший от него. Вероятно, Мэгги работала журналисткой или писала криминальные книги. Она нашла новый материал, приехала к Вик за комментариями, а та дала ей свой обычный ответ: что-то непечатное и, возможно, гинекологическое.
– Мэнкс не стоит того, чтобы думать о нем. Он не имеет к нам никакого отношения.
– Но зачем кому-то говорить о нем с мамой?
– Спроси об этом свою маму, – ответил Луи. – Мне точно не нужно говорить о Мэнксе. Иначе я получу по ушам мокрой тряпкой. Понимаешь меня?
Потому что таков был уговор – его сделка с Викторией Макквин. Они заключили соглашение друг с другом после того, как она забеременела и решила завести ребенка. Она позволила Луи назвать малыша, сказала, что будет жить с ним и заботиться о крошке. Уложив Вейна в постель, они предавались любовным забавам. Вик говорила, что будет ему женой во всем, кроме законного брака. Но мальчик ничего не должен знать о Чарли Мэнксе, пока она сама не расскажет ему.
Какое-то время Луи соглашался с ней, и все казалось разумным. Но он не ожидал, что это соглашение помешает его сыну узнать о своем отце лучшую вещь. А ведь однажды его отец преодолел свой страх и дотянулся до реального героизма легендарного Капитана Америки. Он увозил на мотоцикле красивую девушку, спасая ее от чудовища. А когда злодей настиг их и сжег одного парня в огне, это Луи сбил пламя с жертвы своей курткой. К сожалению, оказалось слишком поздно. Парень погиб. Но намерения Луи были чисты, и он рисковал собой, не думая об опасности.
Луи не нравились сведения, которые его сын знал о нем, – что он ходячий жирный анекдот; что он вытягивает людей из снежных заносов и чинит трансмиссии; что он не был в состоянии удержать при себе Вик.
Он мечтал получить еще один шанс. Луи хотел спасти кого-то, и чтобы Вейн это видел. Он с радостью остановил бы пулю своим большим толстым телом, лишь бы его сын был свидетелем такого подвига. Тогда в дымке славы он мог бы истечь кровью.
Существует ли надежда более жалкая – или более сильная, – чем желание получить еще один шанс для благого дела?
Его сын подавил тяжелый вздох и повалился на спину.
– Тогда расскажи мне о своем лете, – произнес Луи. – Что сегодня было самым лучшим?
– Что никто из нас не оказался в реабилитации, – сказал Вейн.
Луи ожидал какого-нибудь взрыва – это могло произойти в любую минуту, – когда Вик подошла и, засунув руки в карманы армейской куртки, сказала:
– Это кресло для меня?
Он посмотрел на женщину, которая никогда не была женой Луи, но которая – невероятно – родила ему мальчика и придала его жизни какой-то смысл. Мысль о том, что он держал ее когда-то за руку, целовал в губы или занимался сексом, казалась теперь нереальной, как укус радиоактивного паука.
Если честно, она выглядела потрясающе. Невозможно было сказать, кто становился шизофреником, когда она спускала штаны.
Вейн сидел на каменной стене и вместе с другими ребятами наблюдал за гаванью. Все постояльцы отеля вышли посмотреть на салют и собрались на площадке из старых красных кирпичей. Впереди были только волны и бостонские небоскребы. Некоторые сидели в железных креслах. Другие бродили с шампанским в бокалах. Дети бегали в темноте с бенгальскими огнями, вычерчивая в ней красные штрихи.
Вик смотрела на двенадцатилетнего сына со смесью любви и печальной тоски. Вейн не заметил ее пока. И она не шла к нему, утаив свое присутствие.
– Ты как раз вовремя, – сказал Луи. – Сейчас начнет ад.
Его мотоциклетная куртка лежала на пустом кресле рядом с ним. Он схватил ее и переместил на свое колено, освобождая место для Вик. Она улыбнулась, прежде чем села. Эта улыбка, где один уголок ее рта приподнимался вверх, выражала столько же сожаления, сколько и счастья.
– Мой отец любил заниматься этим, – сказала она. – Зажигать фейверки на Четвертое июля. Хорошее получалось зрелище.
– Ты никогда не думала съездить вместе с Вейном на денек в Довер, чтобы повидаться с отцом? Туда от озера не больше часа езды.
– Возможно, я встретилась бы с ним, если бы мне понадобилось что-то взорвать, – ответила она. – Если бы мне нужна была АНФО.
– Инфо?
– АНФО. Это взрывчатка. С помощью которой мой папаша убирает пеньки и камни, мосты и прочее. Это в основном большой и скользкий пакет лошадиного дерьма, предназначенный для разрушения.
– О ком идет речь? Об АНФО? Или твоем отце?
– Об обоих, – сказала она. – Я уже знаю, о чем ты хочешь поговорить.
– А если я просто хотел провести Четвертое июля вместе с тобой? – спросил Луи. – Как семья. Такое возможно?
– Вейн говорил о женщине, которая пришла к нам вчера домой?
– Он спрашивал меня о Чарли Мэнксе.
– Черт! Я послала его внутрь. Мне казалось, что он не услышит наш разговор.
– Но он подслушал часть его.
– О чем? Какую часть?
– Не знаю точно. Но достаточно, чтобы вызвать его интерес.
– Ты знал, что Мэнкс умер? – спросила она.
Луи провел сырыми ладонями по шортам.
– Ах, детка. Сначала ты была в реабилитационном центре, потом умерла твоя мама. Я не хотел взваливать на тебя еще одну проблему. Собирался рассказать тебе позже. Честно. Мне не хотелось тревожить тебя. Сама знаешь. Кому охота, чтобы ты…
Его голос угас. Она криво улыбнулась.
– Вернулась в чертов сумасшедший дом?
Он посмотрел через полумрак на их сына. Вейн зажег новую пару бенгальских огней. Он то вскидывал, то опускал руки. Он хлопал в ладоши, пока бенгальские огни горели и плевались искрами. Мальчик выглядел, как Икар.
Вот тогда все начало идти не так.
– Я хотел сделать ситуацию более легкой для тебя, – быстро произнес он. – Чтобы ты могла видеться с Вейном. Нет, я не возлагаю вину… Не попрекаю тебя за трудное время. У нас с Вейном все в порядке. Мы справляемся. Я слежу, чтобы он чистил зубы и делал уроки. Мы вместе выезжаем на работу. Я даю ему управлять лебедкой. Он любит это. Прекрасно разбирается в лебедках и прочем. Я просто думаю, что он умеет с тобой говорить. Или, возможно, ты знаешь, как его слушать. Короче, это что-то необъяснимое. Мамина магия.
Он помолчал и добавил:
– Но мне надо было рассказать тебе, что Мэнкс умер. Ты знала бы тогда, что могут набежать репортеры.
– Репортеры?
– Да. Та леди, которая появилась вчера… Она репортер?
Они сидели под низкой веткой дерева, на котором распустились розовые соцветия. Несколько упаших лепестков застряли в волосах Виктории. Луи лучился от счастья. Он не думал, о чем они говорили. Стоял июль. Он сидел рядом с Вик, и в ее волосах пестрели соцветия. Это было романтично, как одна из лучших песен «Джорни».
– Нет, – ответила Вик. – Она безумная.
– Ты хочешь сказать, что это был кто-то из больницы? – спросил Луи.
Вик нахмурилась, почувствовав лепестки в волосах, махнула рукой и смела их. Вот и вся романтика. Теперь она была такой же привлекательной, как пакет, наполненный свечами зажигания.
– Мы с тобой никогда не говорили толком о Чарли Мэнксе, – сказала она. – О том, как я попала к нему.
Их беседа двигалась в направлении, которое ему не нравилось. Они игнорировали тему нападения Мэнкса на нее, потому что Луи не хотел слышать о старом ушлепке, сексуально домогавшемся ее и два дня державшем Вик запертой в грузовике своей машины. Серьезные беседы всегда оставляли его с больным животом. Он предпочитал шутливую трепотню о «Зеленом фонаре».
– Я так понял, что когда ты захочешь поговорить об этом, – сказал Луи, – то вывалишь все на меня.
– Я молчала, так как не знала, что именно произошло.
– Ты хочешь сказать, что не помнишь? Да, я понимаю это. Тоже блокирую всякое дерьмо.
– Нет, – ответила она. – Я говорю, что не знаю. Помню, но не знаю.
– Если ты помнишь, то знаешь, что случилось. Разве «помнить» и «знать» не одно и то же?
– Нет, если ты помнишь двояко. В моей голове это две истории о том, что случилось со мной. Обе кажутся верными. Хочешь услышать их?
Нет. Ни в коем случае.
Тем не менее он кивнул головой.
– В одной версии, которую мне пришлось рассказать федеральному прокурору, я поругалась с мамой и убежала из дома. Поздним вечером меня занесло на вокзал. Я позвонила отцу и спросила, смогу ли остаться у него. Он велел мне идти домой. Повесив трубку, я почувствовала укол в задницу. Когда обернулась, мое зрение помутилось, и я упала в руки Мэнкса. Всю дорогу через страну Чарл