– Клянусь, я буду хорошим! Буду хорошим, обещаю. Таким хорошим, как сахар и приправа! Не оставляйте меня! Мне так ж-ж-а-а-л-ль!
Его противогаз запотел изнутри. Он говорил между рыданиями.
– Я хотел бы пристрелить себя! Честное слово! Лучше бы я выстрелил в собственное ухо! Ох, Бинг, Бинг! Ты полный придурок!
– Как много и нелепо ты шумишь! У меня и без этого голова болит.
Кнопка замка поднялась вверх. Человек в противогазе открыл дверь и упал в автомобиль.
– Я не хотел этого! Клянусь, не хотел. Я сделаю все. Все, что скажете!
Его глаза расширились в порыве вдохновения.
– Я могу отрезать себе ухо! Свое ухо! Мне ничего не стоит! Мне оно не нужно! У меня их два! Хотите, я отрежу себе ухо?
– Я хочу, чтобы ты заткнулся. Если тебе не терпится что-нибудь отрезать, начни со своего языка. Тогда, по крайней мере, у нас будет какой-то покой.
Машина по-прежнему ехала задним ходом. Она ускорилась и выскочила на асфальт. Шасси заскрипели. Оказавшись на дороге, автомобиль накренился вправо и повернулся точно в направлении шоссе. Рычаг коробки передач снова переключился, и машина помчалась вперед. Все это время Мэнкс не касался ни руля, ни рычага, а продолжал держаться за свое ухо. Повернувшись на сиденье, он сердито посмотрел на Человека в противогазе.
Пряничный дым, – с тусклым изумлением подумал Вейн. Из-за этого дыма ему мерещилась всякая всячина. Машины не ездят сами по себе. И заднее сиденье не уходило в вечность.
Человек в противогазе сжал голову руками и начал раскачиваться взад и вперед. Он издавал тоскливые и жалобные звуки.
– Глупый, – прошептал мужчина в отчаянии. – Какой же я глупый!
Он сильно ударился головой о приборную панель. И еще раз.
– Прекрати это немедленно, или я оставлю тебя на обочине дороги, – сказал Мэнкс. – Незачем вымещать свои неудачи на прекрасном интерьере моей машины.
Автомобиль, рванув вперед, все больше удалялся от коттеджа. Руки Мэнкса были прижаты к лицу. Руль постоянно двигался из стороны в сторону, удерживая «Роллс» на дороге. Вейн прищурился, следя за ним. Он сильно ущипнул себя за щеку, но боль не прояснила зрения. Машина управлялась самостоятельно, потому что пряничный дым вызывал у него галлюцинации или… Но никакого «или» в этой цепочке размышлений не было. Ему не хотелось думать о каком-то «или».
Вейн повернул голову и посмотрел на овальное заднее стекло. Он бросил последний взгляд на озеро под низким пологом тумана. Вода выглядела гладкой, как лист только что отлитой стали – как лезвие ножа. Если его мать была там, он не видел следов ее существования.
– Бинг, загляни в бардачок. Думаю, ты найдешь там ножницы и пластырь.
– Хотите, чтобы я отрезал себе язык? – с надеждой спросил Человек в противогазе.
– Нет, я хочу, чтобы ты перевязал мне голову. Конечно, если не собираешься сидеть и смотреть, как я истекаю кровью. Наверное, это будет зрелищный спектакль.
– Нет! – в ужасе закричал спутник Мэнкса.
– Ладно. Позаботься как следует о моем ухе и голове. И сними противогаз! Невозможно говорить с тобой, пока ты носишь его.
Голова маленького мужчины появилась из-под маски с громким хлопком, похожим на звук пробки, выдернутой из бутылки вина. Его лицо раскраснелось и пылало. Крупные слезы стекали по его дряблым дрожащим щекам. Он покопался в бардачке и вытащил рулон хирургического пластыря и маленькие серебристые ножницы. Расстегнув молнию курки, он выставил наружу грязную белую майку и волосатые плечи, напоминавшие седую спину гориллы. Бинг нарезал полосы из майки и застегнул спортивную куртку.
Поворотник замигал. Машина замедлилась на сигнал СТОП и затем повернула на магистральное шоссе.
Бинг взял в руки длинные полосы майки. Он аккуратно сложил одну и приложил ее к уху Мэнкса.
– Придержите здесь, – сказал Бинг и самым жалким образом икнул.
– Хотелось бы знать, чем она порезала меня, – произнес Мэнкс.
Посмотрев назад, он встретил взгляд Вейна.
– У меня, знаешь ли, давняя ссора с твоей матерью. Общение с ней похоже на драку с мешком кошек.
– Чтоб ее личинки ели, – сказал Бинг. – Чтоб они слопали ее глаза!
– Фу, какой отвратительный образ.
Бинг обмотал длинные полосы майки вокруг головы Мэнкса, закрыв ими прокладку около уха и рубец на лбу. Он начал закреплять бандаж кусочками хирургического пластыря.
Мэнкс все еще смотрел на Вейна.
– Ты что-то притих. Ничего не хочешь мне сказать?
– Отпустите меня, – попросил Вейн.
– Конечно, отпущу.
Они промчались мимо закусочной «Зеленая ветвь», где этим утром Вейн и его мать заказывали себе завтрак с сэндвичами. Утро вспоминалось, как полузабытый сон. Неужели, проснувшись, он видел тень Чарли Мэнкса? Кажется, видел.
– Я знал, что вы придете, – сказал Вейн.
Он был удивлен, услышав свой голос.
– Знал весь день.
– Трудно удержать ребенка от мыслей о подарках в ночь перед Рождеством, – сказал Мэнкс.
Он подмигнул Бингу, который в это время закреплял пластырем очередную полоску майки.
Рулевое колесо мягко покачивалось из стороны в сторону, машина следовала изгибам шоссе.
– Ваш автомобиль едет самостоятельно? – спросил Вейн. – Или я вижу это, потому что он брызнул мне в лицо какой-то газ?
– Ты много болтаешь! – закричал на него Бинг. – Кто будет молчать, потом не станет кричать! Поиграй в игру «молчок», сохранишь свой язычок!
– Когда ты перестанешь говорить об отрезанных языках? – возмутился Мэнкс. – Я начинаю думать, что у тебя навязчивая идея. Я беседую с мальчиком. Мне не нужен тут рефери.
Пристыженный Бинг повернулся, чтобы взять новую полоску пластыря.
– Ты не видишь галлюцинаций, и машина не ездит сама по себе, – сказал Мэнкс. – Автомобилем управляю я. То есть я являюсь машиной, а она представляет собой часть меня. Это настоящий «Роллс-Ройс» «Призрак», выпущенный в Бристоле в 1937 году. Он был привезен в Америку в 1938 году и входит в число других пятисот машин, которые имеются на этом берегу. Еще эта красавица служит расширением моих мыслей и может возить меня по дорогам, существующим только в моем воображении.
– Вот, босс, – произнес Бинг. – Все приладил.
Мэнкс рассмеялся.
– Чтобы все приладить, нам нужно вернуться и обыскать лужайку той женщины. Отыскать хотя бы несколько кусков моего уха.
Лицо Бинга сморщилось. Его глаза сузились до щелочек. Плечи приподнялись и задергались в безмолвных рыданиях.
– Но он брызнул мне что-то в лицо, – напомнил Вейн. – Что-то, пахнущее как пряники.
– Он просто хотел, чтобы ты расслабился. Если бы Бинг использовал этот препарат правильно, ты бы уже мирно дрых в глубоком сне.
Мэнкс бросил холодный презрительный взгляд на своего спутника.
Вейн подумал над его словами. Процесс обдумывания походил на перемещение тяжелых ящиков по комнате – слишком много напряженных усилий.
– Почему же вы не воспользуетесь Пряничным ароматом, чтобы немного поспать? – спросил Вейн.
– Хм? – воскликнул Мэнкс.
Он посмотрел на свою белую шелковую рубашку, ставшую алой от крови.
– Оставаясь в заднем купе, ты как бы находишься в карманной вселенной. Я не позволяю вещам оттуда переходить в переднюю часть.
Он тяжело вздохнул.
– Эту рубашку уже не сохранить. Я чувствую, мы должны объявить о ней минуту молчания. Она изготовлена фирмой «Риддл Макинтайр». Этого лучшего производителя на Западе не существует вот уже сто лет. Джеральд Форд не носил рубашек, кроме тех, что были выпущены фирмой «Риддл Макинтайр». А эту вещь я могу использовать только как ветошь для очистки шасси и деталей двигателя. Говорят, что кровь не смывается с шелка.
– Кровь не смывается с шелка, – шепотом повторил Вейн.
Это утверждение, казалось, имело эпиграммное свойство и ощущалось важным фактом.
Мэнкс спокойно рассматривал его с переднего сиденья. Вейн в ответ уставился на высокого мужчину через полосы света и темноты, как будто облака то открывали, то закрывали солнце. Но ночью солнца не было. Эта пульсирующая яркость существовала в его голове – за глазами ребенка. Он находился на грани шока – в том месте, где время шло по-другому, рывками, замирая на месте и снова прыгая вперед.
Он услышал далекий, сердитый и настойчивый вой. На миг ему показалось, что кто-то кричит. Он вспомнил, как Мэнкс бил его мать серебристым молотом. Мальчик подумал, что, возможно, заболел. Но когда звук усилился и приблизился к ним, он узнал в нем полицейскую сирену.
– Твоя мать поднялась к дому и позвонила копам, – сказал Мэнкс. – Я вынужден отдать ей должное. Она не медлит, когда нужно создать мне проблемы.
– И что вы будете делать, когда полиция заметит нас? – спросил Вейн.
– Не думаю, что копы ищут «Роллс». Они едут к твоей матери.
Передние машины начали прижиматься к обочинам дороги. Голубовато-серебряные стробирующие огни взлетели на вершину низкого холма, опустились на склон и помчались к ним навстречу. «Призрак» свернул к краю дороги и значительно замедлился. Но не остановился.
Полицейская машина пронеслась мимо них на скорости почти шестидесяти миль в час. Вейн повернул голову, провожая ее взглядом. Водитель даже не посмотрел на них. Мэнкс спокойно управлял автомобилем. Точнее, машина ехала дальше. Мэнкс вообще не прикасался к рулю. Он опустил щиток и осматривал себя в зеркале.
Чередование яркости и тьмы теперь шло более медленно, как будто крутящееся колесо рулетки, говорившее о том, что шар скоро остановится на красном или черном. Вейн уже не чувствовал того ужаса, который одолевал его во дворе матери. Он поднялся с пола и устроился на сиденье.
– Вам нужно показаться доктору, – сказал мальчик. – Высадите меня в лесу и отправляйтесь к врачу. Ваше ухо починят, прежде чем я доберусь до города или кто-нибудь найдет меня.
– Спасибо за заботу, но я предпочитаю не получать лечение в стальных наручниках, – ответил Мэнкс. – Мне поможет дорога. В дороге мне всегда становится лучше.