– Почему люди все время говорят о тех, кто напал на меня, как будто мы о них ничего не знаем? Это бесит меня. Я стала жертвой Чарли Мэнкса! Он и еще один мужчина увезли моего сына.
– Чарльз Мэнкс мертв, мисс Макквин. Он умер в мае.
– Предъявите тело!
Это заставило Хаттер на минуту замолчать. Поджав губы, она тихо сказала:
– У нас имеется сертификат смерти и его фотография в морге. Мэнкса вскрывали. Разрубили ему грудь. Коронер вытащил и взвесил его сердце. Короче, это убедительные причины верить, что он не нападал на вас.
– А у меня полдюжины причин не сомневаться, что он сделал это, – вскричала Вик. – Они тут – на моей спине. Вы хотите, чтобы я сняла рубашку и показала вам свои синяки? Каждый второй коп, который прибыл сюда, прекрасно рассмотрел их на моем теле.
Хаттер молча смотрела на нее. В ее взгляде читалось простое любопытство маленького ребенка. Вик потрясло, что ее так пристально рассматривают. Только нескольким взрослым людям позволялось смотреть на нее подобным образом.
Наконец Хаттер перевела взгляд на кухонный стол.
– Вы присядете рядом?
Не ожидая ответ, она подняла кожаную сумку, которую принесла с собой, и устроилась за кухонным столом. Психолог из ФБР посмотрела на Вик, ожидая, что та сядет рядом.
Вик взглянула на Шитру, словно спрашивала у нее совета. Она вспомнила, как та шептала ей свои утешения. Но полицейская-индианка хлопотала над сэндвичами.
Вик села.
Хаттер вытащила айпад из футляра, и зеленый экран засветился. Она снова выглядела студенткой, готовившей диссертацию о сестрах Бронте. Женщина провела пальцем по стеклу, пролистала несколько файлов и затем подняла голову.
– При последнем медицинском обследовании Чарли Мэнксу дали примерно восемьдесят пять лет.
– По-вашему, он слишком стар, чтобы совершать такие поступки? – спросила Вик.
– Я думаю, он уже мертв. Но расскажите мне, что случилось, и я попытаюсь изменить свою точку зрения.
Вик не стала говорить, что уже рассказывала эту историю три раза – от начала до конца. Все другие случаи не считались, потому что это был первый коп, заинтересовавшийся делом. Если копы вообще чем-то интересуются.
Вик сомневалась в этом. Чарли Мэнкс, как говорилось в досье, жил долгое время и обходился без задержаний, минуя сети закона, как серебристый дым. Детей, попавших в его машину, никто и никогда не видел снова.
Их сотни, – пришел ответ, безмолвный шепот мысли.
Вик рассказала свою историю – те части, которые она, по ее мнению, могла поведать чужому человеку. Она упустила сведения о Мэгги Ли. Она не упомянула, что ездила на мотоцикле по мосту воображения перед тем, как Мэнкс пытался прикончить ее. Она не обсуждала психотропную медитацию, которой больше не занималась.
Когда она рассказала о том, как Мэнкс бил ее молотом, Хаттер нахмурилась и попросила Вик подробно описать инструмент, клацая по клавишам кейборда на экране айпада. Хаттер вновь остановила Вик, когда та рассказала о том, что, поднявшись с земли, она порезала Мэнкса кулачковым ключом.
– Кулачковым что?
– Ключом, – сказала Вик. – «Триумф» изготовил их специально для своих мотоциклов. Это гаечный ключ типа отвертки. Я чинила мотоцикл и неосознанно сунула его в карман.
– Где он теперь?
– Не знаю. Он был в моей руке, когда я побежала. Наверное, я утопила его в озере.
– Это когда другой человек начал стрелять в вас? Расскажите мне об этом инциденте.
Она рассказала.
– Он выстрелил Мэнксу в лицо? – спросила Хаттер.
– Нет, не так. Он попал ему в ухо.
– Вик, я хочу, чтобы вы помогли мне представить это. Итак, пожилому мужчине – назовем его Чарли Мэнксом – во время медицинской проверки дали восемьдесят пять лет. Десять из них он провел в коме. Многим пациентам, проведшим в коме несколько лет, требуются месяцы реабилитации, прежде чем они снова смогут ходить. Вы говорите мне, что порезали его куличковым ключом…
– Кулачковым.
– После чего в него выстрелили. Но позже он сел за руль и уехал в неизвестном направлении.
Вик не могла сказать ей, что Мэнкс отличался от других людей. Она почувствовала это, когда он махал молотом, – по свернутой в спираль дикой силе, которая опровергала его возраст и тощее телосложение. Хаттер настаивала, что Мэнкс прошел вскрытие – что его сердце удалялось из тела. Вик не сомневалась в этом. Для человека, чье сердце изымалось и вставлялось обратно, большое отверстие в ухе не представляло опасности.
Подумав немного, она сказала:
– Возможно, машину вел другой парень. Вы хотите, чтобы я объяснила это? Не могу. Говорю только то, что случилось. К чему вы клоните? Мэнкс забрал моего двенадцатилетнего мальчика. Он собирается убить его, чтобы поквитаться со мной. Но мы по какой-то причине обсуждаем информацию ФБР. Почему?
Она посмотрела в лицо Хаттер – в ее спокойные холодные глаза – и все поняла.
– Господи! Вы не верите ни одному моему слову, верно?
Какое-то время Хаттер молчала. Когда она заговорила, у Вик было чувство, что она аккуратно подбирала слова.
– Я верю, что ваш мальчик пропал. И я верю, что вас сильно избили. У меня нет сомнений в том, что сейчас вы испытываете ад на земле. В остальном мой ум открыт для вопросов. Надеюсь, вы найдете это качество полезным и будете сотрудничать со мной. Мы обе хотим одного и того же – чтобы мальчику ничего не угрожало. Если бы это помогло, я уехала бы на его поиски. Но я не так нахожу плохих парней. Они попадают в тюрьму благодаря собранной мной информации и сортировке полезного материала. Фактически это почти не отличается от ваших книг о «Поисковом Движке».
– Вы знаете их? Неужели вы так молоды?
Хаттер слегка улыбнулась.
– К сожалению, нет. Это имеется в вашем файле. Кроме того, наш инструктор в Куантико использовал картинки «Поискового Движка» в своих лекциях. Он показывал, как трудно выбрать существенные детали в массе видимой информации.
– Что еще имеется в моем файле?
Улыбка Хаттер потускнела, но взгляд не изменился.
– В 2009 году вы подожгли дом в Колорадо. Затем провели в колорадской психиатрической больнице больше месяца. У вас диагностировали тяжелую психосоматическую дезадаптацию и шизофрению. Вы принимаете нейролептики и имеете алкогольную…
– Господи! – воскликнула Вик. – Вы думаете, что у меня были галлюцинации? И по поводу того, что меня избивали, и поводу того, что стреляли?
– Мы должны подтвердить, что стрельба имела место.
Вик оттолкнула от себя стул.
– Человек в противогазе стрелял в меня. Он выпустил шесть пуль. Опустошил обойму.
Макквин задумалась. Во время инцидента она находилась спиной к озеру. Возможно, все пули – даже та, что пробила ухо Мэнкса, – ушли в воду.
– Мы ищем доказательства.
– А мои синяки? – спросила Вик.
– Я не сомневаюсь, что вас кто-то избил, – сказала агент ФБР. – Вряд ли наши люди будут это отрицать.
В ее заявлении было нечто такое – какое-то опасное следствие, – которое Вик не могла понять. Кто стал бы избивать ее, если не Мэнкс? Однако она была физически истощена – слишком эмоционально растрачена, – чтобы пытаться осмыслить слова агента. Она не имела сил разобраться, о чем конкретно умалчивала Хаттер.
Вик снова посмотрела на ее ламинированный бейджик. ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ ЭКСПЕРТИЗА.
– Подождите минуту. Подождите… Вы не детектив. Вы доктор.
– Почему бы нам не посмотреть на некоторые фотографии? – спросила Хаттер.
– Нет, – ответила Вик. – Это полная трата времени. Мне не нужно никуда смотреть. Послушайте меня. Один из них носил противогаз. Другой был Чарли Мэнксом. Я знаю, как выглядит Чарли Мэнкс. Господи, почему, черт возьми, я говорю с доктором? Мне нужен детектив.
– Я не прошу вас смотреть на фотографии преступников, – сказала Хаттер. – Меня интересуют фотографии молотов.
Услышав такое неожиданное предложение, Вик замерла на месте. Она открыла рот, не в силах издать ни звука.
Прежде чем к ней пришла какая-либо мысль, в соседней комнате началась суматоха. Шитра о чем-то спросила – голос дрожащий и раздраженный. Далтри что-то ответил. Затем послышался третий голос. Среднезападный акцент. Тон эмоциональный. Вик тут же узнала этого человека, но не поняла, как он оказался в ее доме. Луи следовало быть в самолете, если не в Денвере. Недопонимание замедлило ее реакцию, поэтому она так и осталась сидеть на стуле, когда ее бывший парень вошел в комнату, а за ним последовала свита копов.
Он едва походил на самого себя. Пепельный цвет лица и черные круги вокруг глаз. Казалось, что он потерял десять фунтов с тех пор, как Вик видела его двумя днями раньше. Она встала и протянула к нему руки. В тот же момент он обвил ее своими руками.
– Что же мы будем делать? – спросил ее Луи. – Что, черт возьми, мы будем делать, Вик?
Когда они сели за стол, Вик сжала руками его ладонь. Самая естественная вещь на свете. Она с удивлением почувствовала жар в его пухлых пальцах и снова посмотрела на измученное потное лицо Луи. Вик отметила, что он выглядел серьезно больным, но списала это на страх.
Теперь на кухне их было пятеро. Луи, Вик и Хаттер сидели за столом. Далтри прислонился к кухонной стойке, сморкаясь в носовой платок. Офицер Шитра находилась у дверей, по команде Хаттер выталкивая других копов.
– Вы Луи Кармоди, – сказала агент ФБР.
Она говорила, как режиссер школьного театра, сообщавшая Луи, что он будет играть в весеннем сезоне.
– Вы отец мальчика.
– Виновен, – сказал Луи.
– Повторите, – попросила Хаттер.
– Виновен по всем пунктам, – сказал Луи. – Я отец. А вы кто? Социальный работник?
– Я агент ФБР. Меня зовут Табита Хаттер. Многие парни в офисе зовут меня Табби Хатт.
Она слегка улыбнулась.
– Забавно, – ответил Луи. – Многие парни на моей работе зовут меня Джабба Хатт. Только они делают это, потому что я жирный ублюдок.
– Вы к нам из Денвера? – спросила Хаттер.