NOS4A2 ехал на юг, и какое-то время никто не разговаривал. Вейн воспользовался тишиной и задумался.
За всю свою жизнь он ни разу не был так напуган, как вчерашним днем. Его горло до сих пор хрипело и болело от криков. Хотя теперь он напоминал скорее кувшин, из которого вылили плохие чувства. Интерьер «Роллс-Ройса» озарялся золотистым солнечным светом. В его лучах мелькали пылинки. Мальчик поднял руку, чтобы разогнать их и посмотреть, как они будут кружиться, словно песок, опускавшийся в воде…
…его мать нырнула в озеро, чтобы спастись от Человека в противогазе. Подросток вспомнил это мгновение и вздрогнул. На пару секунд Вейн почувствовал приступ вчерашего страха – такого свежего и сильного, словно он прикоснулся к оголенному медному проводу и получил заряд током. Его пугало не то, что он был пленником Чарли Мэнкса. Вейну не понравилось, что на какое-то время он забыл о своем похищении. Минуту назад он восхищался солнечным светом и чувствовал себя почти счастливым.
Мальчик перевел взгляд на ореховый ящик под передним сиденьем, где был спрятан его телефон. Подняв голову вверх, он увидел, что Мэнкс наблюдал за ним в зеркало заднего вида – наблюдал и слегка улыбался. Вейн отпрянул на спинку сиденья.
– Вы говорили, что должны мне услугу, – сказал он.
– Я держу свое слово, – ответил Мэнкс.
– Хочу позвонить моей маме. Хочу сказать ей, что со мной все в порядке.
Мэнкс кивнул, не сводя глаз с дороги. Его руки спокойно лежали на руле. Разве вчера автомобиль не ехал сам по себе? Вейн помнил, что рулевое колесо поворачивалось по собственной воле, пока Мэнкс стонал, а Бинг вытирал кровь с его лица… Но это воспоминание имело гиперреальное качество сна, которое бывает у человека, заболевшего лихорадкой. Теперь, при ярком солнечном свете Вейн не знал, что случилось на самом деле. Жаркий день не позволял ему видеть свое дыхание.
– Очень правильно, что ты хочешь позвонить своей маме, – сказал Мэнкс. – Сообщить ей, что с тобой все в порядке. Когда мы приедем в то место, куда собираемся, я ожидаю, что ты будешь звонить ей каждый день! Это просто проявление заботы! И, конечно, она захочет узнать, как ты себя чувствуешь. Мы пообщаемся с ней, как только сможем. Я не помню, какой у меня долг перед тобой, но только лютый зверь не дал бы ребенку позвонить своей матери. К сожалению, тут плохое место, чтобы останавливаться для разговора, и к тому же ни у кого из нас не имеется с собой телефона.
Он повернул голову и посмотрел на Вейна.
– Ты же не взял один с собой?
Старик улыбнулся.
Он знает, – подумал Вейн. Мальчик почувствовал, что его внутренности сжались, и на миг он был близок к слезам.
– Нет, не взял, – ответил он.
Его голос звучал почти нормально. Ему приходилось напоминать себе не смотреть на деревянный ящик под ногами.
Мэнкс перевел взгляд на дорогу.
– Это хорошо. Еще слишком рано звонить Виктории. До шести утра остается несколько минут, а после вчерашнего дня нам нужно дать ей поспать!
Он вздохнул и добавил:
– У твоей мамы татуировок больше, чем у моряка.
– Однажды в Йеле жила молодая леди, – произнес Человек в противогазе. – Какой только знаток не татуировал ее передок. А сзади, слепеньких ради, все повторяли на Брайле.
– Ваши стихи немного утомляют, – сказал Вейн.
Мэнкс засмеялся – грубым несдерживаемым смехом – и хлопнул ладонями по рулевому колесу.
– Это точно! Старый добрый Бинг Партридж – рифмующий демон! Библия говорит, что они, являясь низшими демонами, тоже приносят пользу.
Бинг прислонил голову к окну, глядя на проплывавшую мимо холмистую местность и на пасшихся овец.
– Прощай, черная подруга, – тихо прошептал он. – Дашь ли шерсти ты для друга?
– Все эти татуировки на теле твоей матери… – сказал Мэнкс.
– Да? – произнес Вейн, подумав, что, если он заглянет в ящик, телефона там, возможно, не будет.
Скорее всего, злодеи забрали его, пока он спал.
– Может, я старомоден, но мне кажется, что это приглашение слабохарактерным мужчинам посмотреть на нее. Ты думаешь, ей нравится такое внимание?
– Жила-была шлюха из Перу, – прошептал Бинг и тихо захихикал себе под нос.
– Они милые, – ответил Вейн.
– Это из-за них твой отец развелся с ней? Потому что ему не нравились ее голые разрисованные ноги, привлекающие взгляды других мужчин?
– Он не разводился с ней. Они никогда не были женаты.
Мэнкс снова рассмеялся.
– Какой сюрприз!
Они свернули с шоссе и въехали в спящий городок – какое-то жалкое заброшенное место. На закрашенных витринах магазинов белели объявления с надписью: СДАЕТСЯ. К дверям кинотеатров были прибиты фанерные листы. На фасадах ларьков читалось: СЧАС ГО ЕСТВА. САХАРН НИК! Над ними свисали рождественские гирлянды, хотя была середина июля.
Вейна не оставляли мысли о телефоне. Он мог бы открыть ящик ногой. Носок его ботинка был под ручкой.
– Нужно отдать ей должное, у нее атлетическая фигура, – сказал Мэнкс, хотя Вейн почти его не слышал. – У нее есть бойфренд?
– Она говорит, что я ее бойфренд, – ответил мальчик.
– Ха-ха. Каждая мать говорит это сыну. Твой отец старше ее?
– Не знаю. Догадываюсь, что ненамного.
Вейн поймал ручку ящика гибким носком ноги и открыл шуфлетку – на дюйм, не больше. Телефон находился там. Он пригнулся, чтобы закрыть ящик. Но было уже поздно. Если бы мальчик сделал хотя бы одно движение, они забрали бы айфон.
– Как, по-твоему, она посмотрела бы благосклонно на мужчину более старшего возраста? – спросил Мэнкс.
Вейна удивляло, что старик продолжал говорить о его матери – о ее тату и о том, что она думала о более взрослых мужчинах. Он был бы так же смущен, если бы Мэнкс задавал ему вопросы о морских львах или спортивных машинах. Мальчик даже не помнил, как они начали эту тему, и старался изменить канву разговора.
Если будешь думать задом наперед, – подумал Вейн. – Наперед. Задом. Думать. Будешь. Если. Мертвая бабушка Линда приходила к нему в сон. И все, что она говорила, исходило задом наперед. Многие из ее слов забылись теперь, но некоторые вернулись к нему с идеальной ясностью, как сообщение. Они напоминали невидимые чернила, которые темнеют и появляются на бумаге, если их подержать над пламенем. Если будешь думать задом наперед, то что получится? Этого он не знал.
Машина остановилась на перекрестке. На обочине стояла женщина среднего возраста – всего в восьми шагах. В шортах и головной повязке, она выплясывала на месте джигу. Женщина ожидала зеленый свет, хотя никакого транспорта перед ней не было.
Вейн действовал не раздумывая. Он бросился к двери и застучал руками по стеклу.
– Помогите! – закричал мальчик. – Помогите мне!
Танцевавшая женщина нахмурилась и осмотрелась по сторонам. Она взглянула на «Роллс-Ройс».
– Пожалуйста, помогите! – кричал Вейн, колотя руками по стеклу.
Она улыбнулась и помахала в ответ.
Свет изменился. Мэнкс спокойно проехал через перекресток.
Слева, на другой стороне улицы, Вейн увидел мужчину в форме. Тот выходил из магазина пончиков. На нем была фуражка, похожая на полицейскую, и синяя штормовка. Вейн метнулся через салон и застучал кулаками по другому стеклу. При этом, рассмотрев его получше, мальчик понял, что имеет дело с почтальоном, а не полицейским, – приземистым мужчиной лет пятидесяти.
– Помогите мне! – кричал Вейн дрожащим голосом. – Меня похитили! На помощь! На помощь!
– Он не слышит тебя, – сказал Мэнкс. – Или, точнее, слышит не то, что ты хочешь.
Почтальон посмотрел на проезжавший мимо «Роллс». Он улыбнулся и поднял два пальца к краю фуражки, отдав небольшой салют. Мэнкс поехал дальше.
– Ты закончил поднимать тревогу? – спросил его старик.
– Почему они не слышат меня? – поинтересовался Вейн.
– Это вроде того, что говорят о Лас-Вегасе? То, что случается в «Призраке», навсегда там и остается.
Он направился к другому концу городка, постепенно ускоряясь и оставляя за собой кирпичные здания и пыльные витрины.
– Не волнуйся, – сказал Мэнкс. – Если ты устал от дороги, мы скоро приедем. Лично я готов к небольшому перерыву. Мы уже близко к месту назначения.
– К Стране Рождества? – спросил Вейн.
Мэнкс недовольно поморщился.
– Нет. Она еще далеко.
– К Дому сна, – сказал Человек в противогазе.
На мгновение Вик закрыла глаза и, открыв их, посмотрела на ночной столик. Часы показывали 05:59. Затем целлулоидные стрелки перешли на шесть утра, и зазвонил телефон.
Эти два события произошли так близко друг к другу, что Вик сначала подумала о звонке будильника. Но она не могла понять, зачем поставила его на такой ранний час. Телефон зазвонил опять, и дверь спальни открылась. В комнату заглянула Табита Хаттер. Ее глаза выглядели яркими за круглыми очками.
– Сейчас шесть ноль три, – сказала она. – Вам лучше ответить на звонок. Это может быть он.
Ей не нужно было говорить, кто это он. Вот почему именно Вик следовало ответить на звонок. Макквин не видела никого, кто прослушивал бы линию или настраивал компьютер, чтобы отследить звонок, но она смотрела фильмы с Томми Ли Джонсом и знала, что такие вещи делались.
Вик, спотыкаясь, подошла к телефону. Трубка казалась теплым пластиком в руке. Еще раньше, чем человек на другом конце линии заговорил, она могла сказать, что звонок шел не из Страны Рождества.
– Я до позднего вечера ничего не знал, – сказал ее отец. – И мне потребовалось время, чтобы вспомнить твой номер. Ждал, сколько мог, на тот случай, если ты захочешь поспать. Как ты там, девочка?
Вик отодвинула трубку ото рта и сказала:
– Это мой отец. Он в Довере.
– Скажите, что разговор записывается, – произнесла Табита Хаттер. – Все звонки по этому номеру будут фиксироваться несколько недель.
– Ты слышал это, Крис?
– Слышал. Ладно. Пусть делают все, что им нужно. Господи! Как приятно услышать твой голос, милая.