– Я сказал «возможно». Ты получил бы телефонный звонок, если бы рассказал мне правду о байке твоей матери. Но я ничего не узнал. И не было речи о том, что звонок состоится сегодня. Думаю, нам нужно подождать до завтра. Думаю, что тогда ты получишь бесценный урок: никому не нравятся вруны.
Мэнкс закрыл дверь. Кнопка замка со стуком опустилась вниз.
– Нет! – закричал Вейн.
Но старик уже повернулся и шел через гараж, петляя между высокими зелеными баллонами к лестнице на мансарду.
– Нет! Так нечестно!
Вейн упал с сиденья на пол. Он схватил медную ручку ящика и потянул на себя. Та не поддавалась и была закрыта, словно шуфлядку прибили гвоздями. Он поставил одну ногу на разделитель между передним и задним купе и бросил весь свой вес назад. Его скользкие от пота руки сорвались с рукоятки, и он упал назад на сиденье.
– Пожалуйста! – закричал Вейн. – Пожалуйста!
Около лестницы Мэнкс обернулся. На его лице застыло выражение усталой трагедии. Глаза были влажными от порыва симпатии. Он покачал головой, хотя нельзя было сказать, что послужило причиной этого жеста – отказ или разочарование.
Он нажал на кнопку. Автоматическая дверь гаража опустилась вниз. Мэнкс щелкнул выключателем и выключил свет. Затем пошел наверх, оставив Вейна в «Призраке».
К тому времени, когда Хаттер закончила с ней, Вик чувствовала себя выжатой, словно после расстройства желудка. Ее суставы болели, спина пульсировала. Она была отчаянно голодна, но, когда увидела сэндвич с индюшкой, ее чуть не вырвало. Она даже не смогла съесть кусок тоста.
Вик рассказала Хаттер все свои старые байки о Мэнксе – как он чем-то уколол ее, сунул в машину и как она убежала от него в Колорадо, в Доме саней. Они сидели на кухне. Хаттер задавала ей вопросы, а Вик отвечала на них. В комнату то и дело входили копы, а чуть позже выходили из нее.
После того как Вик рассказала о похищении, Хаттер пожелала услышать о последующих годах. Она хотела узнать о расстройстве, из-за которого Вик лечилась в психиатрической больнице. Она хотела услышать о времени, когда Виктория сожгла свой дом.
– Я не хотела поджигать дом, – ответила Вик. – Мне просто нужно было избавиться от телефонов. Я сложила их в духовку. Это показалось мне самым легким способом прекратить телефоннные звонки.
– Телефонные звонки от мертвых людей?
– От метвых детей. Да.
– Это доминирующая тема ваших иллюзий? Она всегда вращается вокруг мертвых детей?
– Да, доминирующая тема, – ответила Вик. – Всегда вращается.
Хаттер посмотрела на Вик с непоколебимой любовью заклинателя змей, подходившего к ядовитой кобре. Вик подумала: Просто спроси меня. Спроси меня, убивала ли я Вейна. Открой свое главное предположение. Она, не мигая и не содрогаясь, встретила ее взгляд. Вик били хирургическим молотом, в нее стреляли. Она едва спаслась от смерти, лечилась, преодолевала зависимость, едва не сгорела заживо. Враждебный взгляд был для нее чепухой.
– Вы можете отдохнуть и освежиться, – сказала Хаттер. – Я анонсировала ваше заявление на пять двадцать вечера. Это даст нам максимальный эфир в самое лучшее время.
– Хотела бы сообщить вам что-то полезное, – ответила Вик. – Надеюсь, мои показания помогут вам найти его.
– Вы были очень полезны, – сказала Хаттер. – Спасибо. Я получила много ценной информации.
Она отвернулась, и Вик поняла, что интервью закончилось. Но когда Макквин встала, чтобы уйти, агент ФБР потянулась за рулонами, прислоненными к стене – листами бристольского картона.
– Вик, еще одно, – сказала Хаттер.
Макквин замерла, держась рукой за спинку кресла.
Хаттер поместила бристольскую доску на стол и повернула ее так, чтобы Вик могла видеть иллюстрации. Это были ее рисунки – страницы из новой книги «Пятая шестерня Поискового Движка». Праздничный выпуск. Она работала над ней, когда не собирала «Триумф». Хаттер перелистывала большую стопку иллюстраций, давая Вик время, чтобы рассмотреть каждый рисунок, сделанный карандашом, потом чернилами и, наконец, завершенный акварелью. Громко хрустевшая бумага заставляла Викторию думать о гадалке, тасующей карты таро для расклада очень неприятного события.
Хатьтер сказала:
– Как я говорила, головоломки «Поискового Движка» используют в Куантико для обучения студентов более тщательному наблюдению. Когда я увидела, что у вас в каретном сарае лежит часть новой книги, то не удержалась и посмотрела. Меня ошеломило то, что вы нарисовали на этих страницах. Вы действительно бросаете вызов Эшеру. Потом я присмотрелась к рисункам и начала недоумевать. Ведь это рождественская книга, верно?
Стремление убежать от бристольской доски – смять собственные рисунки, словно они были фотографиями освежеванных животных, – нахлынуло на Вик и тут же отступило. На миг ей захотелось сказать, что она никогда не видела этих иллюстраций раньше. Захотелось закричать, что она не знает, откуда они появились. Оба эти утверждения были бы относительно верными, но Вик подавила их, и, когда она заговорила, ее голос был усталым и незаинтересованным.
– Да. Это идея моего издателя.
– Ну, – сказала Хаттер. – Не думаете ли вы – я хочу сказать, вполне возможно, – что это Страна Рождества. Что человек, который похитил вашего сына, знал, над чем вы работали? Что имеется некая связь между вашей новой книгой и тем, что мы увидим, когда попытаемся отследить айфон вашего сына?
Она посмотрела на первую иллюстрацию. Та показывала Поискового Движка и маленькую Бонни, обнимавших друг друга на трескавшейся льдине где-то в Арктическом океане. Вик помнила, как рисовала механического кальмара, пилотируемого сумасшедшим Мобиусом Стриппом. Он мчался через льды за ними. Однако на этом рисунке были дети с мертвыми глазами. Они цеплялись за трещины льдин костлявыми белыми руками и, усмехаясь друг другу, демонстрировали рты, полные тонких крючковатых зубов.
На другой странице Поисковый Движок пробирался через лабиринт огромных башенных леденцов. Вик помнила, как рисовала эту иллюстрацию – рисовала в сладком ленивом трансе, покачиваясь под «Черные клавиши». Но она забыла, как изображала детей, прятавшихся на боковых аллеях и сжимавших в руках острые ножницы. Она не помнила, как рисовала маленькую Бонни, слепо ковылявшую и прижимавшую ладони к глазам. Они играют в ножницы для бродяги, – наугад подумала она.
– Я не понимаю, когда это нарисовано, – сказала Вик. – Никто не видел этих страниц.
Хаттер провела большим пальцем по краю стопки нарисованных картин и сказала:
– Меня немного удивило, что вы рисовали рождественские сцены в середине лета. Подумайте сами. Могла ли ваша работа быть связана…
– С решением Чарли Мэнкса отплатить мне за то, что я отправила его в тюрьму? – спросила Вик. – Вряд ли. Все очень просто. Я разозлила его, и теперь он поквитался со мной. Если мы все обсудили, мне хотелось бы лечь в постель.
– Да. Наверное, вы устали. Кто знает? Возможно, если вам удастся отдохнуть, вы вспомните что-то важное.
Тон психолога был достаточно спокойным, но Вик услышала в последнем заявлении намек, который они обе понимали – что Макквин могла бы сказать и большее.
Вик не узнавала свой дом. В гостиной появились магнитные доски, прислоненные к кушеткам. На одной из них висела карта, показывающая северо-восток. Другая изображала временной график, нарисованный красным маркером. Папки, набитые ксерокопиями, стояли на каждой доступной поверхности. Компьютерные эксперты Хаттер сжались на кушетке, как студенты колледжа перед игровой приставкой. Один из них говорил по блютузу, пока другие работали на лэптопах. Никто не смотрел на Викторию. Она не была важна.
Луи уединился в спальне – в кресле-качалке в углу. Она закрыла дверь и пошла к нему через темноту. Занавески оставались задернутыми. Комната выглядела мрачной и совсем без воздуха.
На его рубашке проступали черные отпечатки ладоней. Он пах байком и каретным сараем, а не затхлым одеколоном. На его груди лежал лист коричневой бумаги. В тусклом свете круглое лицо Луи казалось могильно-серым, а с запиской на его груди он выглядел дагерротипным снимком мертвого стрелка: ВОТ ТО, ЧТО МЫ ДЕЛАЕМ С ПРЕСТУПНИКАМИ.
Вик посмотрела на него: сначала с заботой, потом с тревогой. Она потянулась к его пухлому предплечью, желая пощупать пульс. Ей казалось, что он не дышит. Но он внезапно всхрапнул, с одной свистящей ноздрей. Лист с запиской упал на ботинки.
Она убрала руку назад. Ей никогда не доводилось видеть его таким усталым и больным. Серость угадывалась даже в его щетине. Это казалось каким-то неправильным для Луи, который любил комиксы, своего сына, сиськи, пиво и пирушки на дни рождения. Разве он мог стать за несколько дней настолько старым?
Она покосилась на записку, которая гласила:
Байк все еще неисправен. Требуются части, которые нужно неделями заказывать. Разбуди меня, когда захочешь поговорить о мотоцикле.
Эти слова – Байк все еще неисправен – были такими же плохими, как фраза Вейна нашли мертвым. Она почувствовала себя опасно близкой к самоубийству.
Который раз в своей жизни она хотела, чтобы Луи не подбирал ее в тот день на мотоцикле. Почему Вик не упала на дно шахты и не задохнулась там от дыма? Зачем всю оставшуюся жизнь она вытягивала свою задницу из неприятностей? Она тогда не потеряла бы Вейна, потому что его не существовало бы на Земле. И задохнуться дымом было бы легче, чем чувствовать нынешнюю горечь – надрыв, который нельзя было остановить. Ее тело стало разорванной простыней, которая скоро будет только грязными обрывками.
Она села на краю кровати, бесцельно осмотрела темноту и увидела свои рисунки – страницы, которые Табита Хаттер показала ей из новой книги «Поискового Движка». Она не понимала, как кто-то мог смотреть на такую работу и верить в ее невиновность: все эти утопленные дети, порывы снега, леденцы и безнадежность. Скоро ее отправят в тюрьму, и будет слишком поздно что-то делать для Вейна. Они отправят ее в тюрьму, и Вик не винила ни в чем полицейских. Наоборот, она подозревала Хаттер в слабости, что та не надела на нее наручники.