«Призрак» начал отдаляться от дома и от сгоревших обломков церкви, стоявших на холме. Когда машина находилась ярдах в десяти, Бинг поднялся на ноги и побежал, но дистанция быстро увеличивалась между ними. Затем он остановился посреди дороги и начал бить кулаками голову, ударяя себя в основном по ушам. Его розовые солнечные очки криво повисли на носу. Одно стекло было разбито. Широкое отвратительное лицо казалось ярким от ядовитого оттенка красного цвета.
– Я сделаю все что угодно! – кричал Бинг. – Что угодно! Просто! Дайте! Мне! Еще! Один! Шанс!
«Призрак» остановился на знаке СТОП, затем повернул за угол, и Бинг скрылся из виду.
Вейн повернулся к Мэнксу. Тот посмотрел на него в зеркало заднего вида.
– Мне очень жаль, что ты видел все это, Вейн, – сказал Мэнкс. – Ужасно знать, что кто-то так расстроен. Особенно наш добросердечный коллега Бинг. Это просто ужасно. Но также… и очень весело, как ты думаешь? Разве ты не видел, как он не отпускал рукоятку двери? Я думал, мы потащим его до самого Колорадо!
Мэнкс снова засмеялся – довольно искренне. Вейн прикоснулся к губам и с болезненным уколом в животе осознал, что он тоже улыбается.
Дорога пахла – зеленью, водой и деревьями.
Вик ожидала звука полицейских сирен, но когда она посмотрела в левое зеркало, то увидела лишь полмили пустого асфальта. Кроме оглушающего рева «Триумфа» она вообще не слышала посторонних шумов.
В двадцати четырех тысячах футов над ней по небу в направлении запада скользил пассажирский самолет – бриллиантовое копье света.
На следующем повороте она оставила дорогу вдоль озера и выехала в зеленые холмы, громоздившиеся у Уиннипесоки в направлении запада.
Вик не знала, как приступить к следующей части задания – не знала, как отыскать крытый мост, – но чувствовала, что у нее мало времени. Днем раньше она нашла путь к мосту, однако теперь это казалось фантастически далеким событием – таким же давним, как детство.
Сейчас было слишком солнечно и ярко для любого маломальского чуда. Ясность дня поддерживала мир логического разума, который управлялся известными законами. За каждым изгибом дороги был асфальт, роскошный и свежий в сиянии солнца.
Вик следовала извивам серпантина, взбираясь на холмы подальше от озера. Руки на руле были скользкими, а ноги болели от проталкивания тугого переключателя через коробку передач. Она ехала все быстрее и быстрее, словно могла прорвать дыру в этом мире одной лишь только скоростью.
Она промчалась через город, который был короче, чем желтый сигнал светофора, висевший на пересечении четырехполосного шоссе. Вик решила гнать на байке, пока не кончится горючее, а затем бросить его – оставить «Триумф» в пыли – и бежать прямо по центру дороги, бежать, пока перед ней не появится чертов мост Самого Короткого Пути… или у нее не откажут ноги.
Только ничего этого не происходило, потому что мост отсутствовал. Единственное место, где он существовал, находилось в ее уме. С каждой минутой этот факт становился для нее все более ясным.
Вот о чем говорил ее психиатр: лазейка, в которую она выскакивала, когда не могла справиться с реальностью, – комфортная улучшающая фантазия жестко подавленной женщины с большой историей травм.
Вик мчалась все быстрее, беря повороты на шестидесяти милях в час. Она ехала с такой скоростью, чтобы думать о слезах, струящихся из глаз, как о реакции на ветер, дувший ей в лицо.
«Триумф» начал снова карабкаться вверх по внутренней стороне холма. Ближе к гребню мимо нее пронеслась полицейская машина. Она двигалась в другую сторону. Вик, находившаяся почти у двойной линии, почувствовала, как воздушный поток подхватил ее и дал краткий миг опасной вибрации. На мгновение водитель-коп был на расстоянии вытянутой руки. Его локоть высовывался из открытого окна. Парень с жирным загорелым лицом и зубочисткой в углу рта. Вик находилась так близко, что могла выхватить ее из губ мужчины.
Через миг он исчез, и она оказалась на вершине холма. Он, вероятно, поехал к тому перекрестку с желтым предупреждающим сигналом. Парню придется преодолеть весь путь по дороге в город, потом повернуть и погнаться за ней. Это примерно минута форы.
Байк промчался по высокому изгибу шоссе, и она бросила беглый взгляд на залив Пагус – темно-синий, холодный и тихий. В голове промелькнула мысль: возможно, ее скоро посадят, и когда она в следующий раз увидит воду? Вик столько времени провела в различных институтах, питалась казенной пищей, жила по административным правилам. Освещение до 8:30. Пилюли в бумажном стаканчике. Вода со вкусом ржавчины, словно из старых проржавевших труб. Туалетные сиденья из стали. Голубую воду видишь только тогда, когда нажимаешь на кнопку смыва.
Дорога поднялась и опустилась в маленькую впадину. Там, слева от Вик, располагался сельский магазин. Это было двухэтажное здание, сложенное из ошкуренных бревен, с белой пластиковой вывеской над дверью, говорившей: ВИДЕО СЕВЕРНОГО КРАЯ. Здесь все еще сдавали фильмы напрокат – не только ДВД, но и видеокассеты. Вик почти проехала магазин, но решила свернуть на грязную стоянку и спрятаться подальше от проезжавших машин. Парковочная зона, тянувшаяся за строением, была затемнена высокими соснами.
Она опустила ногу на задний тормоз и уже собиралась повернуть, когда вспомнила, что этой опции у нее не было. Она сжала рукой передний тормоз. До нее вдруг дошло, что он тоже мог не работать.
К счастью, он работал. Передний тормоз схватил колесо так твердо, что она едва не перелетела через руль. Заднее колесо вращалось на асфальте, рисуя черный след. Она еще скользила, когда попала на грунтовую парковку. Колеса взрыли землю, поднимая облако коричневого дыма. «Триумф» проехал еще двенадцать футов – мимо ВИДЕО СЕВЕРНОГО КРАЯ – и наконец остановился в задней части стоянки.
Под вечнозелеными растениями ее ожидал ночной мрак. Позади строения провисшая цепь загораживала выход на тропу – пыльную ложбину, протоптанную среди травы и папоротника. Грунтовая велодорожка или заброшенный туристский путь. Вик не заметила съезд с дороги – да и никто бы не заметил в такой густой тени.
Она не слышала полицейской машины, пока та не приблизилась к ней. Ее уши заполнял звук прерывистого дыхания и уставшего сердца. Автомобиль проехал мимо. Шины трещали, давя замороженные листья.
На краю зрения она увидела какое-то движение. Вик посмотрела на витрину, наполовину заклеенную плакатами, рекламирующими гироскопический тренажер «Пауэрбол»: на нее, широко раскрыв глаза от тревоги, смотрела какая-то толстая девушка с кольцом в носу. Она прижимала к уху телефон, а ее рот автоматически открывался и закрывался.
Вик взглянула на тропу по другую сторону цепи. Узкую колею усыпала хвоя. Дорожка спускалась вниз. Макквин не знала, что было там. Наверное, маршрут номер 111. Если путь не приведет ее к шоссе, она поедет по нему, пока он не закончится. Потом Вик припаркует байк в соснах – в красивом месте, где хорошо будет сидеть и ждать полицию.
Она перешла на нейтральную скорость и преодолела цепь, после чего подняла каблуки на подножки и позволила гравитации сделать остальное.
Вик перемещалась через гладкую темноту, которая сладко пахла иголками и Рождеством… мысль, от которой она содрогнулась. Местность напомнила ей Хаверхилл, городской лес и холм за домом, где она росла. Колеса натыкались на корни и камни. Байк покачивался на неровной почве. Требовалась большая концентрация внимания, чтобы управлять мотоциклом на узкой тропе. Она стояла на подножках, глядя на переднее колесо. Ей пришлось прекратить процесс мышления – выбросить из головы полицию, Луи, Чарли Мэнкса и даже Вейна. Она и без того не могла разобраться с делами. Ей нужно было сохранять равновесие.
В любом случае почти невозможно оставаться неистовой в сосновом мраке, со светом, бьющим вниз через ветви, и с атласным белым облачком, висевшим в небе над головой. Поясница закостенела от напряжения. Но эта боль была сладкой. Она заставляла Вик чувствовать свое тело, работавшее вместе с байком.
Ветер шумел в верхушках сосен, как река в период половодья.
Ей хотелось бы хоть раз покатать Вейна на мотоцикле. Если она сможет показать ему эти леса с раскинувшимся под широким небом колючим ковром порыжевшей хвои, едва освещенной первыми лучами июльского солнца, это будет воспоминанием на всю их оставшуюся жизнь. Какой приятной станет такая поездка. Они проедут по душистым теням, и Вейн будет цепляться за нее. Они свернут на грунтовую тропу, найдут спокойное место и остановятся, чтобы съесть взятый из дома ланч и запить его содовой, а потом подремать у байка в древнем доме сна, с его полом из мшистой земли и высоким потолком из перемежающихся ветвей. Закрыв глаза, она почти чувствовала руки сына на своей талии.
Но она лишь на мгновение осмелилась закрыть глаза. Вик взглянула вверх, и в этот момент мотоцикл достиг подножия склона и проехал двадцать футов ровного места до крытого моста.
Она нажала ногой на задний тормоз – рефлекторный жест, который ничего не сделал. Мотоцикл продолжал ехать. Он подкатился почти к началу моста Самого Короткого Пути, прежде чем Вик вспомнила о переднем тормозе и остановила байк.
Это было нелепое зрелище. Крытый мост в двести футов длиной стоял на земле среди деревьев, ничего собой не соединяя. За поросшим ивами входом была кромешная темнота.
– Да, – сказала Вик. – Ладно. Вполне по Фрейду.
Только ничего фрейдистского здесь не было: мост не походил на мамину киску, не являлся детородным каналом, а байк не выглядел символическим членом или метафорой сексуального акта. Мост представлял собой дистанцию между потерянным и найденным – наверное, чуть свыше того, что было возможным.
Что-то издавало в стропилах трепещущие звуки. Вик вдохнула запах летучих мышей: заплесневелый животный аромат, дикий и острый.
Все те прошлые разы, когда она раньше пересекала мост, не являлись фантазиями эмоционально подавленной женщины. Здесь причина путалась со следствием. Временами она действительно была эмоционально подавленной женщиной, но именно из-за тех случаев, когда пересекала мост. Возможно, он представлял собой не символ, а выражение ее мыслей, и, пересекая его, Вик вызывала перемены в своей жизни. Доски настила начали щелкать. Зашуршал мелкий мусор. Летучие мыши проснулись и залетали вокруг.