– Кто-то п-п-преследует тебя?
– Не думаю. Полиция ищет меня, но мост исчезнет раньше, чем они найдут его.
– П-п-полиция сюда уже приходила.
– Искала меня?
– Я не знаю. В-в-возможно! Я вернулась из аптеки и ув-в-видела их припаркованную машину с-с-спереди здания. Мне лучше было уйти. Я ос-с-стаюсь здесь иногда, хотя чаще бываю в других мес-с-стах.
– Где? Мне казалось, когда мы встретились, ты сказала, что живешь у родственников… у дяди или типа того?
Мэгги покачала головой.
– Он умер. Его т-т-трейлер исчез. Смыло водой.
Две женщины дохромали до задней двери в здание.
– Они, наверное, искали тебя после моего звонка. Теперь копы отслеживают твой мобильный телефон.
– Скорее всего, да. Я выбросила его после того, как ты позвонила. Поняла, что тебе не нужно снова з-з-звонить, чтобы найти меня. Не беспокойся!
Желтая лента, пересекавшая ржавую металлическую дверь, гласила ОПАСНО. Лист бумаги, сунутый в прозрачный пластиковый конверт и прикрепленный к ленте, извещал, что здание обвалоопасное. Дверь была незапертой и оставалась приоткрытой благодаря куску бетона. Мэгги пригнулась под лентой и толкнула дверь внутрь. Вик последовала за ней во тьму и руины.
Полки, стоявшие некогда в огромном, похожем на подвал хранилище, ароматно пахли десятками тысяч книг. Они мягко сырели во мраке. Большинство их свалилось друг на друга, как костяшки двенадцатифутового железного домино. Многие книги пропали, другие были собраны в сгнившие кучи, разбросанные здесь и там. Все воняло плесенью и разложением.
– Б-б-большой потоп был в 2008-м, а стены все еще мокрые.
Вик провела рукой по холодному влажному бетону и нашла подтверждение ее слов.
Мэгги поддержала подругу, когда они осторожно шли через обломки мебели и книги. Вик налетела на кучу пустых пивных банок. Ее глаза привыкли к мраку. Она увидела исписанные граффити стены: обычный ассортимент членов в шесть футов высотой и суповые тарелки обнаженных женских грудей. Но здесь было еще и большое сообщение, написанное потекшей красной краской:
ПОЖАЛУЙСТА, СОХРАНЯЙТЕ ТИШИНУ В БИБЛИОТЕКЕ, ЕСЛИ ОЖИДАЕТЕ ТЕПЛЫЙ ПРИЕМ!
– Мне очень жаль, Мэгги, – сказала Вик. – Я знаю, что ты любила это место. Кто-нибудь помогает тебе? Книги увезли в новое место?
– Конечно, – ответила Мэгги.
– Неподалеку?
– Д-д-довольно близко. На городскую свалку в м-ммиле по реке.
– Неужели ничего нельзя было сделать со старым местом? – спросила Вик. – Сколько ему? Сто лет? Оно должно быть исторической достопримечательностью.
– Ты совершенно права, – сказала Мэгги, и на миг в ее голосе не было вообще никаких следов заикания. – Это история, детка.
Вик увидела во тьме ее взгляд. В нем была искренняя боль, которая реально помогала ей с заиканием.
Офис Мэгги Ли по-прежнему располагался за аквариумом… если можно так выразиться. На дне пустого сосуда лежали грязные костяшки «Скраббла». Запачканные мутные стекла демонстрировали то, что раньше было детской библиотекой. Металлический стол Мэгги остался, хотя поверхность была сильно поцарапана. Кто-то нарисовал на одной стороне аэрозольной краской половые органы. Незажженная свеча печально стояла над лужицей фиолетового воска. Пресс-папье – чеховское ружье (да, Вик поняла теперь эту шутку) – прижимало ту страницу книги, которую читала Мэгги Ли. «Вымыслы» Борхеса. В комнате появилась твидовая кушетка. Вик не помнила ее. Она была куплена на дворовой распродаже. Кое-какие прорези выглядели заклеенными липкой лентой, а некоторые дыры остались вообще незалатанными, но, по крайней мере, она казалась сухой и не пахла плесенью.
– Что случилось с твоим карпом? – спросила Вик.
– Не знаю, – ответила Мэгги. – Наверное, к-к-кто-то съел его. Надеюсь, он п-п-послужил кому-то хорошей едой. Никто не должен голодать.
На полу валялись шприцы и резиновые трубки. Вик старалась не наступать на иглы, когда шла к кушетке. Она осторожно опустилась на нее.
– Это не м-м-мое, – сказала Мэгги, кивнув на шприцы.
Женщина пошла за метлой, прислоненной в углу, где прежде была стойка для шляп. Древко метлы треснуло от старости, и на нем висела грязная шляпа Мэгги.
– Я последний год нахожусь в завяз-з-з-зке. Слишком дорого для меня. Не знаю, как кто-то может платить так дорого при нашей жалкой экономике.
Мэгги водрузила шляпу на свои волосы цвета протухшего шербета. Это было сделано с достоинством и заботой пьяного денди, готового покинуть питейный зал, чтобы направиться в дождливую парижскую ночь. Она посмотрела на метлу и начала подметать пол. Шприцы зазвенели стеклянным перестуком по цементу.
– Я могу забинтовать твою ногу и дать тебе немного окси, – сказала она.
– Окси?
– Оксиконтина. Он более дешевый, чем героин.
Мэгги склонилась к столу, нашла ключ и открыла нижний ящик. Она достала оранжевую бутылочку, пачку сигарет и подгнивший пурпурный мешок с костяшками «Скраббла».
– Трезвость еще дешевле, чем оксиконтин, – сказала Вик. – Поверь мне.
Мэгги пожала плечами и ответила:
– Я принимаю его только по необходимости.
Она сунула сигарету в угол рта и зажгла спичку о ноготь большого пальца. Хороший трюк.
– При какой необходимости?
– Это болеутоляющее. Я принимаю его, чтобы уменьшить боль.
Она выдохнула дым и опустила коробку спичек на стол.
– Это все. Что случилось с тобой, в-в-Ввик?
Макквин устроилась на кушетке, держась за подлокотник. Она не могла согнуть левое колено или разогнуть его. Ей с трудом удавалось смотреть на него. Оно было в два раза больше другого колена, представляя собой пурпурно-коричневую карту синяков.
Вик начала рассказывать о двух прошлых днях, какими помнила их. Она вылавливала события без порядка, давала им объяснения, которые казались более смущающими, чем вещи, которые они описывали. Мэгги не перебивала и не переспрашивала ее. Фонтан бил полминуты, потом остановился. Вик издала резкий болезненный выдох, когда Мэгги прижала холодную сырую ткань к ее левому колену.
Библиотекарша открыла маленькую бутылочку и достала пару белых таблеток. Ароматный синий дым струился от сигареты, окутывая ее, словно призрачный шарф.
– Я не буду глотать это, – сказала Вик.
– К-к-конечно будешь. Только не принимай их насухо. У меня имеется лимонад. Он теплый, но довольно вкусный.
– Нет, я хочу сказать, что тут же засну. У меня и так сегодня было слишком много сна.
– На бетон-н-ном полу? После того как тебя одурманили газом? Это не с-с-сон.
Она дала Вик таблетку оксиконтина.
– Это бессознательное состояние.
– Может, когда мы поговорим?
– Если я пытаюсь помочь тебе узнать желательную информацию, ты обещаешь мне не ехать, пока не отдохнешь?
Вик сжала руку женщины.
– Я сделаю это.
Мэгги улыбнулась и похлопала по костяшкам Вик, но та не отпускала ее.
– Спасибо, Мэгги, – сказала Макквин. – За все. За попытку предупредить меня. За помощь. Я отдала бы все, чтобы повернуть время вспять и изменить свои действия там, в Хаверхилле. Я испугалась тебя. Это не оправдание. Это вообще не извинение. Существует много вещей, которые я хотела бы изменить. Ты не можешь себе представить. Я хотела бы как-то реабилитироваться перед тобой. Что-нибудь дать тебе кроме слов.
Лицо Мэгги озарилось. Ребенок увидел котика, который поднялся в синее-синее небо.
– Ах, дорогая в-в-Вик. Ты заставляешь м-м-меня плакать! Что в мире лучше, чем слова? Кроме того, ты уже с-с-сделала кое-что для меня. Ты приехала ко мне. Так прекрасно с кем-нибудь поговорить! Хотя это не так уж и весело – говорить со м-м-мной!
– Ш-ш-ш. Не заводи эту тему. Твое заикание не беспокоит меня наполовину так сильно, как тревожит тебя. Первый раз, когда мы встретились, ты сказала, что твои костяшки «Скраббла» и мой велосипед – это два ножа, режущие швы между реальностью и мыслью. Ты была права. И это не единственное, что они могут резать. Они и нас кромсают на куски. Я знаю точно, что мой мост – Самый Короткий Путь – причиняет мне вред. Вот в этом месте.
Она подняла руку и похлопала себя по левому виску.
– Я путешествовала по нему десятки раз. Слишком часто выходила из ума. Я переставала чувствовать себя нормально. У меня поднималась температура. В жизни все рушилось и ломалось. Я убежала от обоих парней, которых любила, потому что боялась навредить им, если останусь с ними подольше. Вот что мой нож делает со мной. А ты получаешь трудности с речью…
– Словно м-м-мне удалось порезать ножом свой язык.
– Кажется, только один человек ничего не теряет от использования своего психического ножа. Это Мэнкс.
– О нет! Нет, дорогая в-в-Вик! У м-м-Мэнкса дела обстоят еще хуже! Он обескровлен досуха!
Мэгги прикрыла глаза, выпуская облако дыма. Кончик сигареты пульсировал в темноте. Она вытащила сигарету изо рта и посмотрела на нее, размышляя какое-то время. Внезапно она ткнула ее в свое обнаженное бедро через один из разрезов на джинсах.
– Боже! – закричала Вик.
Она села с такой скоростью, что комната дернулась в одном направлении, а ее живот – в другом. От головокружения Макквин склонилась на подлокотник.
– Это во благо, – произнесла Мэгги сквозь сжатые зубы. – Я хочу понятным образом поговорить с тобой. Чтобы не разбрызгивать на тебя слюну.
Дыхание выходило из нее короткими болезненными выхлопами.
– Единственный способ, которым я могу заставить свои костяшки говорить что-нибудь толковое. Но иногда даже этого недостаточно. Мои действия были необходимыми. Итак, какой вопрос?
– О, Мэгги!
– Не такое уж большое дело. Начинай, или мне придется делать это снова. И чем б-б-больше я уменьшаю заикание, тем хуже метод работает.
– Ты говорила, что Мэнкс обескровлен досуха.
– Да, верно. «Призрак» делает его молодым и сильным. Он предохраняет Мэнкса. Но тот больше не может чувствовать жалость или симпатию. Вот что нож отсекает от Мэнкса – его человечность.