азывала нам какую-нибудь ложь. Мы с твоей мамой все время говорили об этом. О том, куда ты ездила. Мы думали, что, возможно, ты воровала вещи и позже возвращала их людям, когда те замечали пропажу.
– Вы так не думали, – сказала она. – Вы не думали, что я их крала.
– Нет. Это в основном была догадка твоей матери.
– А что ты предполагал?
– Что велосипед являлся для тебя палочкой экстрасенса. Ты же слышала об этих инструментах? В старые времена можно было взять ветку тиса или ореха, помахать ими из стороны в сторону и найти источник воды. Звучит безумно, но там, где я вырос, люди не копали колодец, не обсудив это дело с лозоходцем.
– Ты не слишком далек от истины. Помнишь Самый Короткий Путь?
Отец задумчиво опустил голову. В профиль он выглядел почти таким же, каким был в тридцать лет.
– Крытый мост, – сказал он. – Ты и другие дети подбивали друг друга переходить его. Дай мне памяти. Он был готов упасть в реку. Его снесли. В 1985-м?
– Да. Но для меня он никуда не пропал. Когда мне нужно было найти что-нибудь, я ехала через лес, и он возвращался на свое место. Я проезжала через него и попадала к вещам, которые потерялись. В детстве я использовала мой «Рэйли». Помнишь «Тафф Бернер», который ты подарил мне на день рождения?
– Он был слишком большим для тебя, – ответил отец.
– Я росла. Как ты и сказал, мы сравнялись с ним.
Она помолчала, затем кивнула в направлении проволочной двери.
– Теперь меня ждет там мой «Триумф». Следующий раз, когда я отправлюсь через мост Самого Короткого Пути, меня ждет встреча с Чарли Мэнксом. Он – тот человек, который забрал Вейна.
Ее отец промолчал. Его голова оставалась склоненной.
– Для этого мост и существует, мистер Макквин, – сказал Луи. – Я верю каждому ее слову.
– Значит, ты просто поедешь по нему? – спросил ее отец. – Прямо сейчас? По этому крытому мосту?
– Три минуты назад я была в Айове. Видела женщину, которая знает – точнее, знала – о Мэнксе.
Луи нахмурился, услышав, что Вик говорит о Мэгги в прошлом времени, но прежде чем он перебил ее и задал вопрос, на который она не могла пока ответить, женщина продолжила:
– Папа, можешь не верить этому. Но однажды ты рассказал мне, как использовать АНФО. Теперь, когда мост снова появился, я могу отправиться в путь. Ты сам увидишь это. Он больше твоего дома. Помнишь Снаффлупагуса с «Улицы Сезам»?
– Воображаемого друга Большой Птицы? – спросил ее отец.
Она почувствовала его улыбку в сгустившемся мраке.
– Мост не такой. Он не вещь, в которую нужно верить. Его способна видеть не только я. Если тебе нужно убедиться в этом, я могу вернуть его прямо сейчас, но… лучше подождать, пока не придет время отъезда.
Она бессознательно потянулась к щеке и потерла место под левым глазом.
– У меня в голове уже словно бомба взрывается.
– Тебе не нужно уезжать прямо теперь, – сказал отец. – Ты только что приехала. Посмотри на себя. Ты не в форме. Тебе нужно отдохнуть. Возможно, понадобится доктор.
– Если я буду отдыхать, мне понадобится госпиталь. А если меня увидит какой-нибудь доктор, он выпишет мне пару наручников и быструю поездку в тюрьму. Федералы думают… Я не делала того, что они думают. Что, возможно, я убила Вейна. Или что я замешана в чем-то незаконном. Будто он забрал его, чтобы преподать мне урок. Они не верят, когда я говорю о Чарли Мэнксе. Я их не виню. Мэнкс умер. Доктор даже выполнил частичное вскрытие. Я кажусь им долбанутой обманщицей.
Она посмотрела на него в темноте.
– С чего бы тебе верить мне?
– С того, что ты моя девочка, – ответил он.
Он сказал это так просто и нежно, что она больше не могла ненавидеть его. Ком выросшей неожиданной боли поднялся в ее груди. Ей пришлось отвести взгляд и глубоко вздохнуть, чтобы ее голос не дрожал от эмоций.
– Ты бросил меня, папа. Ты не просто ушел от мамы, а оставил нас. Я была в большой проблеме, а ты ушел.
– Через некоторое время я понял, что это была ошибка, – ответил он. – Но прошлого уже не вернуть. Так обычно все и происходит. Я просил твою маму вернуться. Однако Линда сказала «нет». Она имела на это право.
– Ты все же мог поселиться поближе. Я приезжала бы к тебе на выходные. Мы проводили бы время вместе. Я хотела бы, чтобы ты был рядом.
– Мне горько за свое поведение. Я не хотел, чтобы ты смотрела на девочку, с которой мы стали жить. В тот раз, когда я увидел вас вместе, то понял, что вы с ней не поладите.
Он помолчал немного, потом добавил:
– Не могу сказать, что был счастлив с твоей матерью. Не могу сказать, что наслаждался пятнадцать лет под ее осуждающим взором. Она всегда считала, что мне нужно измениться к лучшему.
– Но ты давал ей знать об этом своими зуботычинами, – сказала Вик. – Пару раз я сама это видела.
Ее голос задрожал от негодования.
– Я бил ее, – ответил он. – Особенно в дни моего пьянства. Перед смертью Линды я просил ее простить меня. И она простила. Это важно, хотя я не извиняю себя. Я отдал бы все, чтобы вернуть то время назад. Но мне не верится, что такие заверения многого стоят.
– Когда она простила тебя?
– Прощала каждый раз, когда мы говорили. А я звонил ей каждый день в течение последних шести месяцев. Или она звонила, когда ты посещала встречи анонимных алкоголиков. Шутила все время. Рассказывала мне о том, чем ты занимаешься. Что ты рисуешь. Как подрастает Вейн. Какие у вас отношения с Луи. Она присылала мне фотографии Вейна.
Он посмотрел на нее и тихо произнес:
– Не жду, что ты простишь меня. Я сделал непростительный выбор. Все худшее, что ты думаешь обо мне, – это правда. Но я люблю тебя и всегда любил. Если я могу чем-то помочь тебе сейчас, то спрашивай, не стесняйся.
Она опустила голову – почти между колен. Вик чувствовала головокружение. Ее немного покачивало. Темнота вокруг нее, казалось, разбухала и сокращалась, словно какая-то жидкость – как поверхность черного озера.
– Я не пытаюсь оправдаться перед тобой, – сказал ее отец. – Мою жизнь нельзя оправдать. Хотя я сделал несколько хороших вещей, мне никогда не нравились мои поступки.
Она не сдержалась и засмеялась. Ее бока болели. Движения грудной клетки чувствовались, как позывы к рвоте. Но, подняв голову, она поняла, что может смотреть на него.
– Совсем как у меня, – сказала она. – Я сделала несколько хороших вещей, но никогда не была довольна собой. В основном. Лучше всего я продувала хорошие возможности в дерьмо. Так же, как и ты.
– Кстати, о дерьме, – произнес Луи. – Что будем делать с этим?
Он указал рукой на рюкзак, наполненный АНФО.
Вокруг его запястья обвивалась пластиковая лента. Вик посмотрела на нее. Он заметил ее взгляд, покраснел и оттянул рукав своей фланелевой куртки.
– Это взрывчатка, верно? Насколько безопасно курить рядом с ней?
Отец глубоко затянулся сигаретой, склонился к трубкам АНФО и намеренно поднес откурок к пепельнице, стоявшей рядом с рюкзаком.
– Вполне безопасно, пока ты не бросишь трубку в костер. Детонаторы находятся в сумке, которая висит на стуле, Вик.
Она оглянулась и увидела на ручке своего стула хозяйственную сумку.
– Одной палочки АНФО хватит, чтобы взорвать федеральное здание на твой выбор. Этого достаточно для того, что вы планируете?
– Нет, – ответила Вик. – Чарли Мэнкс направляется в место, называемое Страна Рождества. Это маленькое королевство, которое он создал для себя. Мэнкс считает, что там никто не сможет прикоснуться к нему. Я собираюсь встретить его в Стране Рождества, забрать Вейна и превратить это место в руины. Безумный старик хочет, чтобы каждый день был там Рождеством, но я устрою ему чертово Четвертое июля.
Каждый раз, когда Табита Хаттер замирала и переставала двигаться, москиты возвращались, попискивая то в одном ухе, то в другом. Проведя рукой по щеке, она спугнула двух и смахнула их с себя. Если бы Хаттер работала в слежке, она выбирала бы машину с воздушным кондиционированием и своим любимым айпадом.
Не жаловаться вслух было вопросом принципа. Она скорее умерла бы от потери крови, высосанная досуха чертовыми маленькими вампирами. Табита особенно не хотела ворчать по этому поводу перед Далтри, который присел с другими копами и замер, как статуя, с презрительной усмешкой и полузакрытыми веками. Когда москиты устроились на его виске, она прихлопнула их ладонью и оставила кровавое пятно на коже детектива. Он дернулся, но затем кивнул в знак признательности.
– Они любят вас, – сказал он Хаттер. – Москиты, я имею в виду. Они любят нежную женскую плоть, нежно маринованную в полицейской академии. У вас, наверное, вкус телятины.
В группе разведки, засевшей в лесу, насчитывалось трое полицейских, включая Шитру. Все они были одеты в черные дождевики поверх тактических бронежилетов. Один агент держал соническую тарелку – большое ружье с раструбом микрофона и смотанным телефонным проводом, соединенным с наушником в ухе.
Хаттер склонилась вперед, похлопала его по плечу и прошептала:
– Вы слышите что-нибудь?
Человек, державший в руках устройство, покачал головой.
– Надеюсь, другой отряд принимает что-то. Я получаю только белый шум. После того раската грома ничего, кроме статических помех, не приходит.
– Это был не гром, – сказал Далтри. – Этот звук не походил на гром.
Парень пожал плечами.
Дом был одноэтажным бревенчатым строением. Спереди располагался припаркованный пикап. Одно из жалюзи оставалось приподнятым до середины. Хаттер могла видеть телевизор (выключенный), кушетку и обои с охотничьим рисунком на стене. На другом окне висели какие-то девичьи белые ажурные занавески. Похоже, там находилась спальня. Здание состояло также из кухни, ванной, вероятно, второй спальни, хотя эти частности можно было отбросить в сторону. Но что именно обсуждали Кармоди и Кристофер Макквин? Зачем они перешли в заднюю часть дома?
– Они о чем-то шепчутся, – сказала Хаттер. – И ваше оборудование не может их запеленговать.