— Я тебя ненавижу, — сказала она, выпив следом и его воду.
Адолин усмехнулся.
— Ой! — вдруг сказал Узор, оторвавшись от миски и зависнув в воздухе. — Вы говорили о спаривании! Я должен убедиться, что вы случайно не начнете спариваться, так как спаривание запрещено человеческим обществом, пока вы не исполните соответствующие ритуалы. Да, да. Мммм. Обычай требует следовать определенным законам прежде, чем вы сможете начать совокупляться. Я изучал это!
— Ох, Отец Штормов, — сказала Шаллан, прикрыв глаза свободной рукой.
На миг появилось даже несколько спренов стыда, тут же исчезнув. Второй раз за неделю.
— Очень хорошо, вы двое, — сказал Узор. — Не спариваться. НЕ СПАРИВАТЬСЯ.
Он загудел, довольный собой, после чего снова опустился на тарелку.
— Что ж, это было унизительно, — сказала Шаллан. — Может быть поговорим о книгах, что ты принёс? Или о древней воринской теологии, или стратегиях для подсчета песчинок? О чем угодно, кроме того, что только что случилось? Пожалуйста?
Адолин захохотал, затем потянулся за тонкой записной книжкой, лежавшей сверху кипы.
— Мэй Аладар разослала команды, чтобы опросили семью и друзей Ведекара Перела. Они узнали, где он был перед смертью, кто в последний раз его видел и записали всё, что показалось подозрительным. Я подумал, что мы можем прочитать доклад.
— А остальные книги?
— Ты казалась растерянной, когда отец спросил тебя о политике макабаки, — сказал Адолин, наливая вина — легкого, всего лишь желтого цвета. — Так что я поспрашивал, и выяснилось, что некоторые арденты притащили сюда всю свою библиотеку. Я попросил слугу найти несколько книг о макабаки, которые мне понравились.
— Книги? — спросила Шаллан. — Ты?
— Я не провожу всё свое время, избивая людей мечами, Шаллан, — сказал Адолин. — Джасна и тетя Навани хорошо постарались, чтобы мое детство было наполнено бесконечными часами, проведенными за прослушиванием лекций ардентов о политике и торговле. Кое-что из этого засело в моем мозгу, наперекор моим естественным склонностям. Эти три книги лучшие из тех, которые, как я помню, мне читали, хотя последняя из них — обновленная версия. Я подумал, это может помочь.
— Очень мило с твоей стороны, — сказала она. — Серьезно, Адолин. Спасибо тебе.
— Я подумал, знаешь ли, если мы собираемся продвинуться с помолвкой…
— А почему не должны? — спросила Шаллан, внезапно запаниковав.
— Я не знаю. Ты Сияющая, Шаллан. Что-то вроде полубожественного создания из мифологии. И всё это время я думал, что мы подобрали тебе выгодную партию.
Он поднялся и начал мерить комнату шагами.
— Бездна. Я не хотел так говорить. Прости. Просто я… Я не перестаю волноваться, что каким-то образом всё это испорчу.
— Ты волнуешься, что как-нибудь все испортишь? — спросила Шаллан, чувствуя тепло внутри, исходящее не только от вина.
— Я не очень хорош в отношениях, Шаллан.
— Существует ли кто-нибудь, кто на самом деле хорош? Я имею в виду, есть ли там кто-нибудь, кто в самом деле смотрит на отношения, и думает: «Знаете что, а я в них хорош»? Что до меня, то я предпочитаю думать, что все мы идиоты, когда дело касается отношений.
— Для меня это хуже.
— Адолин, милый, последний мужчина, к которому я проявляла романтический интерес, был не только ардентом — которому вообще было запрещено ухаживать за мной — но и оказался убийцей, который через меня хотел поближе подобраться к Джасне. Думаю, ты переоцениваешь возможности других людей в этом отношении.
Он остановился.
— Убийца.
— Серьезно, — сказала Шаллан. — Он почти убил меня ломтем отравленного хлеба.
— Ого. Я должен услышать эту историю.
— К счастью, я ее только что рассказала. Его звали Кабзал, и он был невероятно милым со мной, так что я почти могу простить его за то, что он пытался меня убить.
Адолин усмехнулся.
— Что ж, приятно слышать, что мне не надо слишком уж стараться, чтобы превзойти его — всё, что я должен делать, это не пытаться тебя отравить. Хотя ты не должна рассказывать мне о своих прошлых возлюбленных. Ты заставляешь меня ревновать.
— Да брось, — сказала Шаллан, макая свой хлеб в остатки сладкого карри. Ее язык до сих пор не восстановился. — Ты ухаживал, должно быть, за половиной военных лагерей.
— Всё не настолько плохо.
— Разве? Из того, что я слышала, мне пришлось бы ехать в Хердаз, чтобы найти женщину, за которой ты не ухлестывал.
Она протянула ему свою руку, чтобы он помог ей подняться на ноги.
— Издеваешься над моими неудачами?
— Нет, я приветствую их, — сказала она, встав рядом с ним. — Видишь ли, Адолин, дорогой, если бы ты не разрушил все те отношения, то не был бы здесь. Со мной. — Она прижалась крепче. — Так что, фактически, ты самый лучший по части отношений из всех существующих. Ты разрывал только плохие, видишь ли.
Он наклонился. Его дыхание отдавало специями, униформа — свежим, чистым крахмалом, как того требовал Далинар. Его губы коснулись ее губ, и ее сердце затрепетало. Так тепло.
— Не спариваться!
Она резко остановился, оторвавшись от поцелуя, и увидела Узора, зависшего возле них, быстро сменяющего формы.
Адолин засмеялся, и Шаллан не смогла не присоединиться, учитывая всю нелепость ситуации. Она отступила от него, но продолжила держать его за руку.
— Никто из нас этого не испортит, — сказала она ему, сжимая его руку. — Несмотря на то, что иногда может казаться, что наши лучшие попытки направлены на обратное.
— Обещаешь? — спросил он.
— Я обещаю. Давай поглядим на эту записную книжку и посмотрим, что в ней говорится о нашем убийце.
Глава 14Оруженосцы не могут брать в плен
В этой книге я не утаиваю никаких секретов. Я постараюсь не избегать сложных тем и не выставлять себя в ложном героическом свете.
Каладин крался под дождём, пробираясь в мокрой униформе по камням, пока наконец не смог взглянуть сквозь деревья на Несущих Пустоту. Чудовища из мифов прошлого, враги всего правильного и хорошего. Разрушители, уничтожавшие цивилизацию бесчисленное количество раз.
Они играли в карты.
«Что, во имя Бездны, здесь происходит?» — подумал Каладин. Несущие Пустоту выставили только одного часового, но существо попросту сидело на пне и его легко можно было обойти. Приманка, предположил Каладин, полагая, что найдет настоящего караульного наблюдающим с высоты деревьев.
Если скрытые часовые и были, Каладин их не заметил — так же, как и они его. Тусклый свет хорошо скрывал его, и ему удалось устроиться в кустах прямо на краю лагеря Несущих Пустоту. Между деревьев они растянули парусину, которая ужасно протекала. В одном месте они установили хорошую палатку, полностью закрытую стенками, и он не мог видеть, что находится внутри.
Укрытий на всех не хватало, так что многие сидели под дождем. Каладин провёл несколько мучительных минут в ожидании, что его обнаружат. Все, что от них требовалось, это заметить, как кусты втянули свои листья, когда он их задел.
К счастью, никто не заметил. Листья робко выглянули обратно, заслоняя его. Сил приземлилась ему на руку, уперев руки в бока, рассматривая Несущих Пустоту. У одного из них был набор деревянных хердазианских карт. Он сидел на краю лагеря, прямо перед Каладином, используя плоскую поверхность камня в качестве стола. Напротив него сидела женщина.
Они выглядели не так, как он ожидал. Во-первых, их кожа имела другой оттенок — у многих паршменов здесь, в Алеткаре, была мраморная, белая с красным кожа, а не черная с темно-красным узором, как у Рлаина из Четвертого моста. Они находились не в боевой форме, но и не в какой-то ужасной, могущественной форме. Хотя они были грузными и приземистыми, их единственный панцирь рос по бокам предплечий и выступал на висках, оставляя открытой макушку, полную волос.
Они до сих пор носили простые рабские робы, стянутые на поясах веревками. Никаких красных глаз. Возможно, они изменялись так же, как его собственные глаза?
Мужчина, отмеченный тёмно-красной бородой из неестественно толстых волос, наконец-то положил карту на камень возле парочки других.
— Ты можешь так делать? — спросила женщина.
— Думаю, да.
— Ты говорил, что оруженосцы не могут брать в плен.
— Если только другая моя карта не касается твоих, — ответил мужчина. Он почесал бороду. — Я так думаю?
Каладина пробрал холод, будто капли дождя просачивалась сквозь его кожу, проникая в саму кровь, пронизывая его. Они говорили на алети. Без намёка на акцент. Закрыв глаза, он даже не смог бы отличить эти голоса от голосов обычных темноглазых жителей Хартстоуна, за исключением того, что у женщины был более глубокий голос, чем у большинства человеческих женщин.
— Итак… — сказала она. — В конце концов, ты говоришь, что не знаешь, как играть в эту игру.
Мужчина начал собирать карты.
— Я должен знать, Хен. Сколько раз я наблюдал за тем, как они играют? Стоя там с подносом, полным напитков. Я должен быть экспертом в этом, разве не так?
— По всей видимости, нет.
Женщина поднялась и зашагала к другой группе, в которой безуспешно пытались развести огонь под куском парусины. Требовалось особое везение, чтобы разжечь огонь на улице во время Плача. Каладин, как и большинство в армии, научился жить в постоянной сырости.
Здесь находились украденные мешки зерна — Каладин мог видеть их сложенными под одним из кусков брезента. Зерно разбухло, отчего несколько мешков лопнуло. Несколько паршменов ели сырое зерно из пригоршни, так как у них не было мисок.
Каладин хотел бы не почувствовать в тот же миг вкус этой кашеобразной гадости в своем рту. Ему частенько доставался неприправленный вареный таллий. Бывало, он и это считал удачей.
Говоривший мужчина все еще сидел на камне, держа деревянную карту. Это была лакированная, прочная колода. Каладин иногда замечал подобные в армии. Людям приходилось экономить в течении нескольких месяцев, чтобы позволить себе колоду, которая не развалилась бы под дождем.