И все же, когда это случается, мы пойманы врасплох.
Остров появляется перед носом, но не отличается от остальных. То, что с самого утра драконий форштевень направлен прямо на темную полоску суши на горизонте, значит немного, так уже бывало десятки раз, и десятки раз мы торчали на палубе с оружием в руках только затем, чтобы оставить очередной остров с одного из бортов и позволить ему исчезнуть за кормой.
После завтрака мы видим горы, вырастающие посредине острова, но Грюнальди таращится на них, как баран на новые ворота, нахмурившись, ни в чем не уверенный. А потом приходит ветер и разгоняет тучи. Это продолжается с пару часов, и вдруг выходит солнце, а мы, будто одурев, глядим, как оказывается, на замок, сверкающий темно-зеленым и желтым базальтом, ощетинившийся башнями и гребнями стен, и мы всего в паре миль от берега, плывем прямо в темную пасть порта, окруженную вытянувшимися в море пирсами, словно тот протягивает к нам руки.
Мы таращимся бессмысленно на крепость, вросшую в куполообразную гору с обрезанной, как у Фудзиямы, вершиной, и это длится несколько секунд, а потом на палубе воцаряется хаос. С топотом ног и беготней.
К счастью, мы отрабатывали это столько раз, так что каждый знает, что ему делать. Беготня прекращается. Варфнир и Грюнальди перекидывают через спину свои мотки веревки, затыкают за пояс складные «кошки», я и Спалле снимаем брезент со стоящей на палубе лодки, Сильфана взбирается на мачту и привязывает к перекладине бома солидный блок, который мы получили от сына Вяленого Улле вместе с лодкой. Мы со Спалле выбираем скрипящий, жесткий линь, шлюпка повисает над палубой, колышется, Варфнир и Грюнальди толкают ее вбок, чтобы киль оказался за ледяным бортом. Мы подаем помалу, и лодка съезжает вниз по выпуклому ледяному боку драккара, пока не ударяет с плеском о воду. Сильфана ждет со швартовым, привязанным к утке на носу шлюпки. Мы дергаем за петли лине́й, охватывающих ее корпус, пока лодка не освобождается и не соскальзывает вдоль борта, тормозя только благодаря швартовому в руках девушки. Варфнир и Грюнальди ныряют под палубу, я слышу, как они топочут по ледяному полу, а потом открывают расположенный в ахтере спуск, которым некогда, далеко отсюда, мы взошли на борт ледяного корабля. Спалле выбирает лини и разбирает блок, я же отбираю у Сильфаны швартовы и перевожу брыкающуюся, как жеребчик, шлюпку на корму, под открытые сходни. Драккар тем временем движется навстречу замку все быстрее, вода за бортом кипит, шлюпку бросает из стороны в сторону. Я вижу ладонь Грюнальди, как он тянется со сходней и притягивает нос лодки ближе, Варфнир прыгает внутрь, Грюнальди сразу за ним, и тогда раздается жутковатый рев. Оглушающий, немного похожий на аэродромную сирену, а немного – на трубление слона. Он одновременно механический и животный, мы приседаем от впечатления, хватаясь за оружие, и только я не выпускаю швартовый, но присаживаюсь под борт, будто опасаясь обстрела.
Штевень носа выгибается дугой назад, ледяной дракон разевает пасть и рычит, а потом плюется огненным шаром, который с треском летит и тянет за собой дымный хвост.
– Спокойно! – ору я во всю глотку. – Это лишь наш вшивый дракон! Сообщает замку о нашем прибытии! Ничего не происходит! Найдите дорогу!
– Сейчас поглядим! – кричит Варфнир в ответ из лодки. – Бросай!
Отпущенный швартовый вьется за палубой, как змея, и исчезает за бортом. Лодка, подпрыгивая на волнах, пропадает позади, и я вижу, как она уменьшается между волнами в нашем вспененном следе за кормой, Варфнир вытягивает и свертывает из воды швартовые, Грюнальди готовит весла.
Крепость растет на глазах: башни в остроконечных шлемах, зубчатые стены, охватывающие склон пятью-шестью террасами, длинные флаги, вьющиеся на шпилях башен. Стены блестят, у них гладкая, будто цветное стекло, поверхность. Строение велико. Примерно размеров крепости в Дубровнике. И настолько же солидная, пусть и выглядит совершенно иначе. У нее подчеркнуто готический характер – она встает этажами оборонных линий вверх по склону и выстреливает в небо десятками башен. Ее строили не против тяжелых кулеврин Мехмета Завоевателя. Ставил ее кто-то, кто хотел получить Камелот, Каркассон, Мариенбург и Боузов в одном.
И он ждал там, внутри.
За пирсами аванпорта, в пределах обстрела четырех башен и зубчатых стен, куда мы через минуту вплывем и окажемся в полном его распоряжении, как таракан в ванной.
Драккар рвется вперед все быстрее, как конь, почуявший конюшню.
Откуда-то из-за стен вылетает гудящий оранжевым огнем снаряд, прочерчивает в небе параболу черного дыма, а потом пролетает высоко над нами и с шипением падает в воду в трехстах метрах от левого борта, расплескивая по поверхности огненное пятно.
– Спокойно, – говорю я. – Это сигнальный выстрел. Показывают, что знают о нас.
От крепости доносится мрачное рычание: давящий звук поющего кита, отзывающийся вибрациями в солнечном сплетении.
– Раковина, – мрачно замечает Спалле, сильнее затягивая ремешки панциря и пряча меч в ножны. – Раковина Ледяного Сада.
Сильфана сегодня выглядит как валькирия: юбка с разрезами открывает длинные ноги, до колен покрытые щитками, тщательно подогнанный под ее фигуру кожаный панцирь, покрытый ламеллярными бляшками, украшают гравированные золотом танцующие языки пламени, пламя вьется и по глубокому шлему с наносником и длинными нащечными пластинами, узор сделан в эклектическом, ахайско-викинговом стиле. Она грозно притаптывает по палубе, проверяя, все ли хорошо на ней сидит, поправляет пояс с мечом, надевает на левую руку перчатку с кольчужной защитой на кисти и засовывает ее в держатели щита. А потом перебрасывает заплетенную косу за спину – и она готова.
Сестра стирсмана Людей Огня. Воительница.
Наследница главы клана.
Вождь.
Сам я тоже приодет во все, что у меня есть, и я как нельзя лучше подхожу ко всей этой оперетке. Мы должны привлечь внимание обитателей сада и не пасть сразу же под возможным градом стрел. Я надел полупанцирь, наголенники и карваши. На свой композитный шлем я примонтировал все, что вез во вьюках. Наносник с защитой для глаз, козырек, защиту щек и солидный пластинчатый назатыльник. Выгляжу я сейчас, словно обезумевшая смесь Одина с Токугавой Иэясу. «Песнь о Беовульфе» на подмостках Токийской Императорской Оперы.
Просим.
Замок, кажется, растет, протягивая к нам защитные пирсы аванпорта, башни ввинчиваются в небо, ревут раковины, им вторит низкий, медленный ритм барабанов.
Невермор, мрачно сидящий на корме, каркает и тяжело взлетает в небо.
– Трус, – цежу я, пристегивая к шлему подбородочную защиту.
– Если я умру сейчас, – говорит Спалле, – то, по крайней мере, именно так, как мне хотелось, при всем параде. Под трубы и даже барабаны. Это куда лучше, чем сдохнуть от старости в соломе или пасть от удара сраным шилом в каком-то кабаке, как мой дядя. Мне нравится. Хинду тоже понравится.
Я вздыхаю.
– Едем, – говорю. – Вперед, лошадей на палубу. Знаете, что вы должны делать?
– Знаем, – отвечает Сильфана хмуро. – А ты знаешь, что делаешь?
– Надеюсь.
Я подтягиваю наплечники, поправляю панцирь, а потом иду на корму. Снизу раздается уже глухой перестук копыт, люк трюма опускается с одной стороны, как сходни, Спалле выезжает, склоненный, в полном доспехе, со щитом в руках и лукам за спиной, за ним топают жеребцы Грюнальди и Варфнира. Сильфана выезжает следующей, ведя на поводу Ядрана. Скакуны ржут, неохотно ступая по палубе, и прижимают уши.
– Тррруп! – каркает Невермор сверху.
Палуба становится влажной и лоснящейся. С бома и паруса начинает капать вода, борта принимаются потеть, по кормовому штевню текут ручейки. Я слышу, как вода журчит по шпангоутам и стекает с плеском за борт.
Корабль начинает таять.
Мы дрейфуем на льдине.
Я не могу больше оттягивать.
– Работаем, Цифраль, – говорю. – Давай-ка закинемся тем коксом.
Она появилась сразу же, таща за собой полосу сверкающей бриллиантовой пыли. Драккайнен мрачно взглянул на нее сквозь забрало шлема, а потом шагнул в сторону трона, упертого спинкой в кормовой штевень. С одной стороны прислонил щит, с другой – лук. Сплюнул, развернулся и сел.
Сильфана, следящая за ним с седла, закусила губу и отвернулась, когда он с треском замерз, превращаясь в ледяную, покрытую мхом инея статую.
Драккар вздрогнул, но продолжил плыть прямо в сторону порта. Дракон шевельнул головой, а потом принялся осматриваться.
Вход в окруженный стенами залив и портовые бассейны загораживала растянутая между пирсами монструозная цепь из метровых кованных звеньев, покачивающаяся над водой, омываемая волнами. Когда нос драккара оказался метрах в десяти, из двух массивных донжонов, неприятно напоминающих бункеры, раздалось стальное тарахтенье огромных шестерен, и цепь с плеском погрузилась в воду, и очередные звенья вылезали из каменных клюзов вслед тонущему барьеру.
Драккар разрезал воду аванпорта и вплыл в залив, под охрану стен, после чего развернулся у причала, где тесно стояли корабли и лодки. Траккены с Побережья Парусов, какие-то стройные ладьи с острыми носами и латинским парусом, две мрачные трехуровневые галеры с несколькими аркабалистами на верхней палубе, двумя мачтами и торчащими вперед таранами, направленными в открытое море.
Однако драккар свернул у причала, кренясь на один борт, и поплыл прямо к воротам еще одного пирса, увенчанным охранной стеной. Еще одна цепь плеснула о воду, ощетинившийся шипами запор отвалился в сторону, и корабль вплыл в небольшой портовой бассейн, над которым вставали стены и две большие башни с балконами, на которых стояли мощные баллисты, окруженные воинами.
Носили они зеленые куртки с нашитым символом серебряного дерева и глубокие шлемы с мощными нащечниками в стиле греческих гоплитов. Острия дротиков, лежащих на ложах катапульт, целились прямо в ледяную палубу. На стенах появились ряды людей с луками и, похоже, мощными арбалетами.