– Не слишком. Родители умерли, с братом я ссорился, детей у меня нет, моя жена погибла в несчастном случае. Но вот книжек не хватает. Таких, старосветских, с текстом, от девятнадцатого до двадцать первого века. Особенно классики. Ну и фильмов.
– Что за проблема? Создай себе книгу. Ты ведь чертов маг! Вот давай, Фьольсфинн, какая твоя любимая книга?
– А я знаю… Глупый вопрос. Раз та, раз другая. – Я действительно любил читать.
– А какую бы почитал сейчас?
– Хм… «Улисса»? А может, что-то Саке?
– Давай бери свой фактор «М» и создавай «Улисса»!
Фьольсфинн некоторое время смотрит своей сюрреалистической маской, но непросто прочесть выражение лица того, у кого на голову до самого носа насажен макет замка. По одним губам я не могу понять, смеется ли он или собирается расплакаться.
Он встает и ведет меня по лестнице на галерею, что опоясывает весь зал. Находит соответствующее место и тянется за толстенным, оправленным в кожу томом на полке. На обложке золотом вытеснен знак ирландской арфы и надпись: «Джеймс Джойс. Улисс».
Я открываю тяжелый переплет, набитый чем-то мягким, и вижу чистые страницы. Это записная книжка, а не книга. Листаю и вдруг наталкиваюсь на одинокое предложение: «–А цыплят боится, – поддразнил он ее. – Боится цыпцыпочек. В жизни не видал такой глупой киски. Жестокая. Это у них в природе»[8]. А потом снова ничего. Затем еще: «Даже если немного проглотишь ну и что это просто как кисель или типа как-то так», а через сколько-то чистых страниц: «– Выходи, Клинк! Выходи, иезуит несчастный!» Нахожу также: «– А ты сказал, – ответил Стивен ему, – Да так, просто Дедал, у которого мамаша подохла». И: «В подарочек Молли За лихость в застолье Дам ножку гуся, Эх, ножку гуся». И ни с того ни с сего: «Цокопыт сталезвон».
– Я читывал это давно, но мне казалось, что роман подлиннее, – говорю я осторожно. – Ты не должен обменять его на другой экземпляр?
– Так оно и выглядит, – отвечает он печально. – Я, возможно, и смог бы восстановить книгу, когда бы помнил ее наизусть и мысленно написал. Но тогда зачем бы мне ее воссоздавать? Общего впечатления или знакомства с содержанием недостаточно. Нужны конкретные слова, которые должны находиться на странице. Соответствующий шрифт, поскольку миг невнимательности – и получишь Невермор, написанный рунами Соннермана-Вайгля.
– Все эти книги, вся библиотека здесь, наверху – обманки? Собрание изрезанных цитат из головы? – я охватываю галерею жестом рук. Библиотека выглядит интересно, тут можно было бы тренироваться в велогонках вдоль полок, набитых томами.
– Почти, – отвечает он. – Есть тут и немного того, что я сумел записать сам: местные легенды, сказания, песни и эпос. Если создаю книгу, слушая, как кто-то рассказывает, то как-то оно удается и почти нет ошибок – при условии, что я знаю язык. А знаю только язык Побережья Парусов и пару слов по-амитрайски. У меня есть несколько версий Песни Людей, «Слово о Скульдорфе Жестяном Листе» и другие песни скальдов, которые выступали для меня. Но земную литературу это мне не заменит.
– А откуда взялась та цитата из «Сердца тьмы»? Только ее ты и помнил? Кстати сказать, корабль заморозил двух хороших и добрых людей, когда приплыл. Меня – нет. Как он меня узнал?
– Ты должен был подумать: «Конрад». Или: «Heart of Darkness». Или: «Ужас, ужас, ужас». Или, по крайней мере, иметь четкую ассоциацию с земной литературой, пусть даже и невербальную. Эдакий эффект: «Ага!», узнавание в ритме мозговых волн, человеку соответствующих. Я над этим поработал.
– Вы дурень, профессор Фьольсфинн. Вот что я вам скажу. Не будь у меня таких чокнутых, не приспособленных к жизни родителей, я бы уже был мороженым. «Сердце тьмы», милость господня! Вы не могли использовать что-то из поп-культуры? «Hit my baby in your car, she’s gynecoid hey nah nah…» или чего-то такого?! Чего-то, что все знают? «Приветствуем в стране Микки Мауса»?! «Соябургер на обед – разум шлет тебе привет»?! Кто читает книги из двадцатого века, кроме семьи Драккайненов?!
– Это было не без причины. Я полагаю, что мы носим определенные истории в головах. Эдакие культурные топосы. Архетипы. Поэтому боюсь, что мы пропитаны литературной фикцией. Говорим фразами из фильмов, книг и игр, определяем себя по этому. Ситуация ассоциируется с Конрадом. А этот мир – прямиком из наших снов. Он требует определенных архетипов. Потому драккар тебя и нашел, и привез – потому что ты как Виллард. Снято ведь штук десять версий, какую-то ты да видел.
– Какая-то юнгианская хрень, – отвечаю я, кривясь. – Мало нам тут безумия?
– А то, что случилось с тобой в первом же поселении? Это ведь был чистый «Беовульф». С подробностями вплоть до лапы Гренделя, прибитой над воротами, и матерью чудовищ как женой короля.
– Да ладно, – говорю я, хотя и у меня были подобные мысли. Но это слишком глупо. И бессмысленно. Еще чуть-чуть – и придется принимать участие в «Макбете» или «Улице Сезам». – Это был призрак урочища и мог выглядеть как угодно. Наверняка кто-то из тамошних оставил его как эдакую живую мину. И он совершенно не напоминал Гренделя. Ладно, а фильм? Отчего ты не создашь себе фильма, чтобы смотреть его в каком-нибудь ледяном шаре или в чем-то таком? Ты ведь можешь все. Сними в «Звездных войнах» Хэмфри Богарта и Саманту Никс и преврати фильм в порно. Или с Клаудией Кардинале и Чарли Чаплином в ролях второго плана.
– Я отнюдь не могу всего. Даже мой акевитт – подделка.
Он кое о чем мне напомнил, а потому я спускаюсь в зал навстречу камину и смаге в ледяной рюмке.
– Я должен понимать свойства этого явления, Фьольсфинн. Я, хочу заметить, спасаю твою задницу, а потому сотрудничай, perkele! Каковы ограничения? Что этот сукин сын может сделать? Как этому противостоять? Мне нужно что-то конкретное: огненные шары, выстреливаемые из рук, или наоборот – какое-то антимагическое поле. Нужна боевая магия. Вертолет! Ты сможешь сделать вертолет изо льда?
– Первое ограничение – наличие фактора «М». Второе – возможность договориться. Это нечто – псевдоразумное, по крайней мере, интерактивное. Если не поймет, о чем речь, сделает все абы как, если сделает. Ван Дикен не построит мост к вратам Ледяного Сада, поскольку такого количества фактора нет во всем мире. Не создаст и атомной бомбы, поскольку холодный туман его не поймет. Если же он очень подробно вообразит себе просто Большой Бум, который делает гриб дыма до самой стратосферы, то фактор «М» неохотно, но послушно подорвет его. А третье – это Песнь Людей. Если мы сделаем нечто, что будет слишком выламываться из культурного образца, то оно либо не будет действовать, либо разрушится, либо обернется против нас. А если мы обойдем все эти ограничения, то вызовем чертов мертвый снег.
– Погоди-ка, – говорю я. – А есть возможность, что он обанкротится? Сделает настолько ценные чудеса, что тумана ему не хватит?
– Возможно, отчего же нет, вот только то, что он создаст, уже станет материальным и останется, разве что потребует его искусственного поддержания. Если он сделает тех виверн, о которых ты говорил, так, чтобы магия постоянно удерживала их при жизни, то когда она исчерпается, они просто подохнут. Но если он использует туман, лишь чтобы изменить уже существующих животных и превратить их в драконов, то они продолжат жить.
– Ты ученый, Фьольсфинн. Дай мне доклад о механике чудес. О функционировании магии. Хороший доклад, как на семинаре: граничные расходы, вероятности, ограничения, синтетические алгоритмы. Материалы, гипотезы, дискуссии.
– Но я, коллега, ксеноэтнолог. А тут надо крутого квантового физика со склонностью к метафизике. Я могу дать тебе обзор роли магии в культуре Побережья Парусов или анализ метрического стиха в Песни Людей, вывести подобие в культуре викингов или кельтов. Ты слыхал когда-нибудь о специализации?
– А кто по образованию ван Дикен?
– Культурный лингвист и философ. Два факультета за спиной. Тут ведь была группа ксенокультуры.
У меня опускаются руки.
– Я знаю одно: если ван Дикен покорит Побережье Парусов, а он сделает это почти наверняка, то Ледяной Сад станет первой из следующих его целей. И твоя голова-башня повиснет на пике. Но лишь когда он выдавит из тебя всю силу и все знание, до последней капли. Я же – твоя последняя надежда.
– Мы ведь говорим искренне. Я просто не знаю, что можно сделать.
– Ты проклятущий король этого места, а потому лучше бы тебе начать знать. Он готовится, нам придется тоже. Эти ледяные драккары… Сколько ты можешь их сделать, как быстро, и лучше ли они в битве, чем эти их джонки? Сколько у нас может быть обычных кораблей, и сколько из них мы можем перевооружить магически? Сколько можем сделать? Какие запасы холодного тумана? Сколько его нужно для защиты?
– По очереди: драккар не оптимальная конструкция. Его я сделал, чтобы у тебя возникла ассоциация с Землей. Он быстрый, но не такой мобильный и универсальный, как «волчьи корабли». Кроме того, он использует слишком много фактора. Для плаванья, навигации и боя. Шар огня эффективен, но это аналог напалма или «греческого огня», который есть здесь, и куда результативней.
– Драконье масло… – я сплетаю ладони на столе, опираюсь подбородком на пальцы и смотрю на норвежца. Увы, эта его маска лишена выражения. Интересно, башни на голове эластичны, как, например, уши, или же тверды, как рога? – Ты не знаешь технологии изготовления, верно? Покупают его на Побережье Парусов. На вес золота. А вернее, покупали, поскольку теперь идет война и никто не продает драконьего масла. И никто не знает, как его делают. Запасы кончаются и расходуются. А может, я ошибаюсь?
– Увы, нет. И действительно никто не знает рецепта, кроме тех, кто его создает. Какой-то народ вверху Драгорины.
– Это их тайна, – признаю я с удовлетворением. – Приданное, которое они получили у своего бога-кузнеца. Обращаю внимание, что в их исполнении это согласовывается с Песней Людей. Почитатели огня. Те, с кем я сотрудничаю. И те, чьи поселения окажу