являются особенно ярким и очевидным свидетельством духовной беды подвижника. И не дай Бог, чтобы такая беда одного стала верой и бедой многих.
Приведенные примеры духовных уклонений показывают, насколько опасно доверие своему опыту, своим личным переживаниям без проверки их духовным опытом святых Отцов. Не случайно, как грозное предупреждение звучит голос Отцов: «Если ты видел монаха павшего, то знай — он поверил своему сердцу».
Духовная жизнь — это не «добавка» к «обычной» церковной жизни, но жизнь по учению святых Отцов, изложивших законы духовной жизни на основе заповедей Евангелия. Эти законы столь же незыблемы, как и законы материального мира. Поэтому отступление от них грозит катастрофой для человека. И одним из важнейших духовных законов (и критериев верного духовного пути) является всё большее видение человеком по мере духовного роста своей греховности и той милости Божией, которая очищает душу при покаянии. Это видение является залогом приобретения смирения, которое порождает истинную любовь — вершину всех добродетелей. Всё другое в церковной жизни: правильная догматическая вера, подвиги, исполнение церковных предписаний (молитв, правил, постов, богослужений, принятие таинств и т. д.), дела милосердия, благотворительность и т. д. — лишь определенные средства, позволяющие христианину при правильном к ним отношении увидеть первородную поврежденность человеческой природы, свою личную греховность и свое бессилие без покаянного обращения к Богу искоренить страсти.
Пример, с одной стороны, благоразумного разбойника, не имевшего ни знания веры, ни должных дел, но осознавшего всю мерзость своей жизни и покаявшегося, и потому первым вошедшего в рай, а, с другой — осужденных Христом архиереев, богословов, фарисеев и законников, исполнявших все церковные предписания и гордившихся своей праведностью — заставляет со всей серьезностью задуматься над важнейшим вопросом: что же спасает человека, что есть истинная духовность?
Предлагаемый сборник представляет собой тематический подбор мыслей по важнейшим вопросам духовной жизни известных русских подвижников не столь далекого прошлого. Прежде всего, святителя Игнатия (Брянчанинова) и единодуховных ему: схимонахини Ардалионы (Игнатовой), игумении Арсении (Себряковой), схиигумена Валаамского монастыря Иоанна (Алексеева) и игумена Никона (Воробьева). Приводимые в сборнике высказывания взяты из их бесед и писем к разным лицам. Их мысли освещают главнейшую проблему жизни — путь преображения христианина из состояния греховно–болезненного, страстного в состояние новое, богоподобное, духовное. Ценность этих мыслей для современного христианина вполне очевидна, они нашли всеобщее благодарное признание.
Замечательны эти искренние, любвеобильные строки «последних из могикан»! Их советы, размышления и наставления пронизаны неподдельным чувством смирения, глубоким осознанием своего недостоинства быть чьими–либо учителями. Они видят себя хуже всех тех, которые обращаются к ним за помощью, потому никого себе не подчиняют, не требуют себе «послушания». Они только советуют, постоянно обращаясь к творениям святых Отцов. Уже одно это — не ценнейшее ли сегодня духовное назидание и пастырям, и пасомым!
Составители настоящего сборника сочли, что для читателей, которые не имеют возможности познакомиться со всем наследием этих подвижников, убедительнее будет получить ответы на различные вопросы христианской жизни из их собственных уст, а не в чьем–либо переложении. Поэтому здесь приводятся только их подлинные слова. В случае необходимости узнать контекст той или иной мысли можно обратиться к первоисточникам этого сборника, которые многократно издавались в последние десятилетия. Приводимые цитаты даны по следующим изданиям:
Святитель Игнатий (Брянчанинов). Творения. СПб. 1905.
Письма Валаамского старца схиигумена Иоанна. М. 2010.
Путь немечтательного делания. Игумения Арсения и схимонахиня Ардалиона. М. 2003.
Игумен Никон (Воробьев). Письма о духовной жизни. Внимай себе. Изд. Сретенский монастырь. М. 2011.
А. Осипов
Краткие жизнеописания
Святитель Игнатий (Брянчанинов)
Святитель Игнатий (в миру Дмитрий Александрович Брянчанинов) родился 5 февраля (по ст. стилю) 1807 года в селе Покровском Грязовецкого уезда Вологодской губернии, и принадлежал к старинной дворянской фамилии. Отец его, Александр Семенович Брянчанинов, паж императора Павла Петровича, был предводителем дворянства этого уезда. Мать, Софья Афанасьевна, родила сына после продолжительного бесплодия, после горячих молитв и паломничеств по святым местам.
Очень способный и не по годам серьезный отрок получил прекрасное домашнее образование, о чем свидетельствует, в частности, знание им нескольких европейских, древнегреческого и латинского языков. Уже с детства Дмитрий выделялся среди всех своих братьев и сестер разносторонними способностями и особой любовью к уединению, чтению и молитве.
Когда Дмитрию исполнилось 15 лет, отец повез его в Петербург для продолжения образования. По дороге в столицу сын впервые открыто высказал желание стать монахом, но отец не обратил на это внимания.
Блестяще сдав вступительные экзамены в Главное Военное Инженерное училище (при конкурсе более четырех человек на место) Дмитрий не просто оказался первым, но и был единственным, которого зачислили сразу во второй класс. Первым по успеваемости он оставался и до конца обучения. В годы учения Дмитрий Александрович был желанным гостем во многих великосветских домах. На литературных вечерах в доме своего родственника президента Академии художеств А. Н. Оленина, Брянчанинов был любимым чтецом и декламатором, а своими литературно–поэтическими дарованиями приобрел благосклонное внимание А. С. Пушкина, И. А. Крылова, К. Н. Батюшкова, Н. И. Гнедича.
Но в шуме и суете столичной жизни Дмитрий не изменил своим духовным исканиям.
В ту эпоху разнообразных мировоззренческих и религиозно–мистических течений он усиленно ищет ответа на вопрос: где же истинная вера? В поисках смысла жизни он много читает различной философской и особенно религиозной литературы. Изучает сочинения восточных и западных подвижников. Вскоре он знакомится с монахами Валаамского подворья и Александро–Невской лавры. Они–то и помогли ему найти то, к чему стремилась его душа. Чтение творений святых отцов, назидательные беседы с иноками лавры, через которых он познакомился со старцем Леонидом (впоследствии оптинский иеромонах Лев), окончательно открыло ему истинность Православия и укрепило в желании вступить на монашеский путь жизни.
В своей замечательной статье «Плач мой» он так позднее писал о своем душевном состоянии в то время:
«Пред взорами ума уже были грани знаний человеческих в высших окончательных науках. Пришедши к граням этим, я спрашивал у наук: что вы даете в собственность человеку? Человек вечен, и собственность его должна быть вечна. Покажите мне эту вечную собственность, это богатство верное, которое я мог бы взять с собою за пределы гроба!.. Науки молчали.
За удовлетворительным ответом, за ответом существенно нужным, жизненным, обращаюсь к вере. Но где ты скрываешься, вера истинная и святая? Я не мог тебя признать в фанатизме, который не был запечатлен евангельскою кротостию; он дышал разгорячением и превозношением! Я не мог тебя признать в учении своевольном, отделяющемся от Церкви, составляющем свою новую систему, суетно и кичливо провозглашающем обретение новой истинной веры христианской, через осмнадцать столетий по воплощении Бога–Слова. Ах! в каком тягостном недоумении плавала душа моя!..
И начал я часто со слезами умолять Бога, чтобы Он не предал меня в жертву заблуждению, чтобы указал мне правый путь, по которому я мог бы направить к Нему невидимое шествие умом и сердцем. Внезапно предстает мне мысль… сердце к ней, как в объятия друга. Эта мысль внушала изучить веру в источниках — в писаниях святых Отцов. «Их святость, — говорила она мне, — ручается за их верность: их избери в руководители». Повинуюсь. Нахожу способ получать сочинения святых угодников Божиих, с жадностью начинаю читать их, глубоко исследовать. Прочитав одних, берусь за других, читаю, перечитываю, изучаю. Что прежде всего поразило меня в писаниях Отцов Православной Церкви? — это их согласие, согласие чудное, величественное…
Чтение Отцов с полною ясностью убедило меня, что спасение в недрах Российской Церкви несомненно, чего лишены вероисповедания западной Европы, как не сохранившие в целости ни догматического, ни нравственного учения первенствующей Церкви Христовой…
Оно [чтение Отцов] научило меня, что жизнь земную должно проводить в приготовлении к вечности, как в преддвериях приготовляются ко входу в великолепные царские чертоги. Оно показало мне, что все земные занятия, наслаждения, почести, преимущества — пустые игрушки, которыми играют и в которые проигрывают блаженство вечности взрослые дети».
Окончив Инженерное училище в 1826 году в чине поручика, Дмитрий Александрович сразу же подал прошение об отставке, заявив о желании уйти в монастырь. Это вызвало взрыв возмущения у его августейших покровителей. Родители категорически отказались благословить его на этот путь. Император Николай I вместо отставки предписал ехать ему в Динабург для руководства строительством крепости. Там он скоро сильно заболел, и осенью 1827 года его повторное прошение об отставке было принято.
Прилепившись всей душой к старцу Леониду, он всюду следует за своим духовным наставником, который вынужден был за короткое время сменить несколько монастырей[4]. В 1831 году Брянчанинов принимает монашеский постриг с именем Игнатия в честь священномученика Игнатия Богоносца. И в том же году епископом Вологодским Стефаном был рукоположен в иеродиакона и затем — в иеромонаха.
Вскоре император Николай I вызывает отца Игнатия в Петербург и при личной аудиенции объявляет ему: «Ты у меня в долгу за воспитание, которое я тебе дал, и за мою любовь к тебе. Ты не хотел служить мне там, где я предполагал тебя поставить, избрал по своему произволу путь – на нем ты и уплати мне долг твой. Я тебе даю Сергиеву пустынь, хочу, чтобы ты жил в ней и сделал бы из нее монастырь, который в глазах столицы был бы образцом монастырей». 1 января 1834 года отца Игнатия возвели в сан архимандрита.
Через 4 года его назначают благочинным всех монастырей Петербургской епархии.
Имя архимандрита Игнатия было широко известно. Его хорошо знали и ценили митрополит Московский Филарет (Дроздов), митрополит Киевский Филарет (Амфитеатров), другие архипастыри Церкви, насельники многих монастырей духовные и светские лица, ищущие духовной жизни. Знакомства с архимандритом Игнатием, его советов и наставлений искали многие выдающиеся люди России: М. И. Глинка, К. П. Брюллов, князь А. Н. Голицын, князь А. М. Горчаков, княгиня Орлова–Чесменская, герой Крымской войны флотоводец адмирал Нахимов и др. О нем в своем рассказе «Инженеры бессребреники» писал Н. С. Лесков.
27 октября 1857 г. архимандрит Игнатий был хиротонисан во епископа Кавказского и Черноморского. В речи при наречении он раскрыл стремления своей души: «Во дни юности своей я стремился в глубокие пустыни, но я вовсе не мыслил о служении Церкви в каком бы то ни было сане священства. Быть епископом своего сердца и приносить в жертву Христу помышления и чувствования, освященные Духом, — вот высота, к которой привлекались мои взоры».
В 1861 году свт. Игнатий уходит на покой в Николо–Бабаевский монастырь (при этом даже денег на отъезд у него не оказалось). Здесь он внимательно пересмотрел свои прежние сочинения, написал новые. Множество его назидательных писем относится к этому периоду.
30 апреля (по ст. стилю — 13 мая по н. ст.) 1867 года, в Неделю жен–мироносиц, келейник застал святителя лежащим на постели с раскрытым каноником. Смерть застала его ум занятым молитвою. Но его служение не прекратилось и по смерти.
Творения свт. Игнатия уже при его жизни получили благодарное признание у ищущих духовной жизни.
Многочисленные издания творений Владыки Игнатия быстро расходились по обителям и частным лицам по всей Русской земле. Это продолжается до настоящего времени. Даже на далеком Афоне творения святителя получили известность и благоговейное одобрение.
Как оценивали святителя Игнатия и его аскетическое наследие наши святые и подвижники 19–20 вв.?
Преподобный Макарий Оптинский сравнивает его с великим подвижником древней Церкви Арсением Великим. «Был Великий Арсений, и у нас в России был бы свой Великий Арсений, если бы он пошел другой дорогой. Это – Игнатий (Брянчанинов). Это был великий ум». Действительно, свт. Игнатий, вопреки своему самому ревностному желанию, промыслом Божиим был снят с пути уединения, с пути затвора и созерцательной жизни и поставлен на другую дорогу — руководства столичным монастырем (а затем и епархией) со всеми вытекающими отсюда последствиями. Об этом свт. Игнатий писал: «Ни к чему в ней не прилепилось сердце, ничего мне в ней не нравится. Я занимаюсь устроением ее как обязанностью, принуждаю себя любить Сергиеву пустынь. Обитель эта совершенно не соответствует потребностям монашеской жизни. Одного прошу, чтоб развязали меня с Сергиевой пустынью. Всякое решение Святейшего Синода приму с благодарностью». Так, вместо наставника монашествующих — Великого Арсения — Православная Церковь получила другого Великого наставника всех христиан, ищущих духовной жизни.
Прп. Лев Оптинский свое отношение к святителю Игнатию, своему бывшему послушнику и ученику, выразил в таких словах: «Я не в силах принести Вам моей благодарности за Вашу любовь и усердие к моему убожеству».
Прп. Варсонофий Оптинский не скрывает своего изумления перед его творениями, его умом: «Когда я читаю его сочинения, я удивляюсь прямо ангельскому уму, его дивно глубокому разумению Священного Писания. Я как–то особенно располагаюсь к его сочинениям, они как–то особенно располагают к себе мое сердце, мое разумение, просвещая его истинно евангельским светом». «Пятый том сочинений епископа Игнатия заключает в себе учение святых отцов применительно к современному монашеству и научает, как должно читать писания святых отцов. Очень глубоко смотрел епископ Игнатий и даже, пожалуй, глубже в этом отношении епископа Феофана. Слово его властно действует на душу, ибо исходит из опыта». «А когда хоронили святителя Игнатия, Ангелы дориносили его душу и пели: «Архиерею Божий, святителю отче Игнатие». Вот была ангельская песнь».
Прп. Никон (Беляев) Оптинский, находясь в калужской тюрьме, просит принести ему пятый том сочинений свят. Игнатия «Приношение современному монашеству». С этой книгой он не расставался. «На полях этой книги, на оставшихся незаполненными страницах и на небольших, аккуратно вклеенных листочках бумаги имеются карандашные записи, сделанные рукой старца Никона» (Даниловский благовестник. 1995. №7. С. 53). Он писал: «Сочинения преосвященного Игнатия необходимы, они, так сказать, азбука духовной жизни».
Игуменья Арсения (Себрякова) о пятом томе сочинений свт. Игнатия отзывалась: «Я читаю этот том, как изречения святых Отцов». «Читала с большим удовольствием, с душевным утешением и назиданием. Дороги слова самого Владыки».
Схиигумен Иоанн Валаамский (Алексеев): «Епископа Игнатия я читал еще новоначальным послушником, но все его слова помню и теперь: проходящим молитвенный подвиг просто житья нет от буквоедов. Ах, как справедливо сказал мудрый епископ, и это у него вытекало из своего духовного опыта».
Игумен Никон (Воробьев): «Как я благодарен ему за его писания! Не понять и не оценить его — значит, ничего не понимать в духовной жизни. Смею сказать, что сочинения епископа Феофана (да простит мне св. владыка) — работы школьника по сравнению с трудами профессора — творениями епископа Игнатия (Брянчанинова)».
«Все его писания взяты из Отцов и приспособлены для нас. Он пишет о самом нужном — о покаянии, которое есть единственная дверь ко всему доброму».
Эти высказывания являются лучшим ответом всем критикам Святителя и оценкой их духовного состояния, о котором апостол Павел писал: душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием; и не может разуметь (1Кор. 2:14).
Святитель Игнатий был причислен к лику святых Поместным Собором Русской Православной Церкви в 1988 году.
Что особенно ценного находим в творениях святителя Игнатия?
Игумен Никон
(в миру Николай Николаевич Воробьев) родился 22 мая 1894 году в крестьянской семье в Тверской губернии. Семья была совсем не богатой, поэтому с первых же лет обучения нужда была постоянным его спутником. После начальной школы он поступает в Реальное училище в Вышнем Волочке, где показал замечательные и разносторонние способности.
Уже в ранней юности в нем обнаружилась необычайная устремленность к исканию смысла жизни, исканию истины. В училище он с жаждой ринулся в изучение наук, наивно веря, что в них скрывается истина. И слепая вера в науку легко вытеснила у него столь же слепую в то время веру в Бога. Однако скоро Коля увидел, что эмпирические науки вообще проблемами познания истины, вечности, Бога не занимаются; вопрос о смысле жизни и не вытекает из природы самих этих наук. Увидев это, уже в старших классах он со всем пылом своей натуры занялся изучением истории философии. Чтобы читать нужную литературу в подлинниках он выучил немецкий и французский языки.
Жажда знания была у него столь велика, что часто, оставаясь в прямом смысле слова без куска хлеба, он на последние деньги покупал интересующую его книгу, которую читать мог только ночью. Зарабатывал же деньги он тем, что после занятий давал уроки отстающим ученикам.
Но чем взрослее становился Николай, тем всё обостреннее стал чувствовать бессмысленность этой жизни. Для себя жить нет смысла, для других также, ибо смерть и полное уничтожение личности — удел всех. Зачем же тогда живет человек? В философии каждый философ дает свой ответ, и кому же верить?
Разуверившись и в науке, и в философии он поступает в ПсихоНеврологический институт в Петрограде, надеясь там найти ответ на вопрос о сущности человека. Но здесь его постигло разочарование еще большее, нежели в реальном училище. Окончив первый курс, он вышел из института. Наступил окончательный духовный кризис. Борьба была столь тяжелой, что стала приходить мысль о самоубийстве.
И вот, однажды летом 1915 года, когда Николай впал в состояние близкое к полному отчаянию, у него как молния промелькнула мысль о детских годах веры: а что, если действительно Бог есть? Должен же Он открыться! И Николай, неверующий, от всей глубины своего существа воскликнул: «Господи, если Ты есть, то откройся мне! Я ищу Тебя не для каких–нибудь земных, корыстных целей. Мне одно только надо: есть Ты, или нет Тебя?» И… Господь открылся.
«Невозможно передать, — рассказывал батюшка, — то действие благодати, которое убеждает в существовании Бога с силой и очевидностью, не оставляющей ни малейшего сомнения у человека. Господь открывается так, как, скажем, после мрачной тучи вдруг просияет солнышко: ты уже не сомневаешься, солнце это или фонарь кто–нибудь зажег. Господь так открылся мне, что я припал к земле со словами: «Господи, слава Тебе, благодарю Тебя! Даруй мне всю жизнь служить Тебе! Пусть все скорби, все страдания, какие есть на земле, сойдут на меня — даруй мне все пережить, только не отпасть от Тебя, не лишиться Тебя»!
Так, в какое–то мгновение совершился поразительный переворот в его душе, произошло невероятное, явное чудо. Но оно было не просто действием Бога, а Его естественным ответом на искренние, с напряжением всех сил, искания молодого человека.
В 1917 году он поступает в Московскую Духовную Академию. Но через два года занятия в Академии прекратились. Затем в Вышнем Волочке он преподает математику в средней школе, откуда его увольняют за отказ работать на первый день Пасхи. После этого переезжает в Москву и устраивается псаломщиком в Борисоглебском храме, откуда вместе с настоятелем Феофаном (Семеняко), возведенном в сан епископа, переехал в Минск. Там 23 марта (ст. ст.) 1931 г. принимает монашеский постриг с именем Никона и рукополагается во иеродиакона и иеромонаха тем же епископом. В 1933 г. 23 марта (в день пострига) о. Никон был арестован и сослан на каторгу в сибирские лагеря на пять лет строить Комсомольск–на–Амуре. Чудом, по его словам, вследствие зачета рабочих дней, был освобожден в 1937 году.
Возвратившись из лагеря, устроился на работу в Вышнем Волочке у знакомого врача в качестве универсальной прислуги, где ему пришлось пройти еще один курс тяжелой науки терпения, поскольку жена врача Александра Ефимовна и ее сестра Елена Ефимовна, будучи ярыми атеистками, открыто глумились над верой, саном и монашеством о. Никона. Однако их насмешки кончились тем, что они не только отвергли свою веру в атеизм и стали искренними христианками, но одна из них даже приняла тайный монашеский постриг.
С открытием церквей батюшка приступил к священнослужению. В 1944 г. епископом Калужским он был назначен настоятелем Благовещенской церкви г. Козельска, где служил до 1948 года. Здесь он жил на квартире у одних Шамординских монахинь и вел строжайший подвижнический образ жизни. В 1948 году после ряда переводов по разным местам отец Никон был направлен настоятелем в захудалый в то время приход — в г. Гжатск (ныне Гагарин) Смоленской области.
Он очень любил служить. Кроме воскресных дней, как это было до него, ввел в обязательном порядке служение Литургии в среду, пятницу и субботу. Совершал богослужение просто, сдержанно, естественно. Запретил кому бы то ни было стоять в алтаре (за что мужички на него здорово обиделись). Во все воскресные и праздничные дни неукоснительно проповедовал. Сила его слова была широко известна. При назначении его в Гжатск местные власти были предупреждены, что к ним едет активный проповедник, способный влиять на народ. Говорил он горячо, от всей души. Основные его мысли: необходимость познания своего падшего состояния, видения своей греховности и покаяния, ибо только это приводит к спасительному смирению, которое только порождает истинную, немечтательную христианскую любовь. Он был смелым и умным человеком. С одной стороны, он никогда не затрагивал никаких политических тем в проповедях, в то же время без боязни вычеркивал из патриарших Рождественских и Пасхальных посланий всю, как он выражался, политическую мишуру. Запустелый до него храм стал наполняться верующими. Он не позволял петь на Запричастном каких–либо концертов. Запрещал некоторые Херувимские, Милость мира и другие песнопения, говоря, что это беснование перед Богом, а не молитва.
Отец Никон скончался 7 сентября 1963 года и похоронен за алтарем Вознесенского кладбищенского храма, в котором прослужил 15 лет. Нельзя не отметить пережитой многими молящимися той особой атмосферы мира и внутренней радости во время заупокойной Литургии и отпевания любимого батюшки, которые растворяли общую искреннюю скорбь.
Отец Никон завещал хранить веру всемерным исполнением заповедей Христовых и покаянием, избегать опустошающей душу суеты, и неотступно руководствоваться в своей духовной жизни бесценными творениями святителя Игнатия (Брянчанинова), которого он был истинным учеником.
Схиигумен Иоанн[5].
(в миру Иван Алексеевич Алексеев) родился 14 февраля 1873 года в Тверской губернии. Окончил курс церковноприходской школы.
После армии возвратился на несколько лет в свою родную деревню к родителям. 28 мая 1901 года поступил в Валаамский монастырь и позже в своих воспоминаниях писал: «Вот и живу с тех пор в монастыре, и мысли никогда не было, чтобы вернуться в мир».
Два года нес послушание в Петербурге, в Валаамской часовне у Калашниковской пристани (на Синопской набережной). В июне 1910 года послушник Иоанн был пострижен в монашество с именем Иакинф. После многих просьб игумен Маврикий разрешил отцу Иакинфу покинуть Калашниковское подворье и переселиться в Ильинский скит на Валааме. О Петербургском периоде он рассказывал: «Многомятежный сей град повлиял на меня вредно, и я, немощный духом, не смог вместить городской сутолоки, ибо мне приходилось закупать и отправлять на вокзал и пароход и принимать разные товары, какие требовались для монастыря».
19 октября 1921 года отец Иакинф был назначен настоятелем далекого северного монастыря — ТрифоноПеченгской обители с возведением в сан игумена. В октябре 1931 года отец Иакинф по собственной просьбе был освобожден от должности настоятеля. Весной следующего года он был принят в состав Валаамской братии и направлен на проживание в уже знакомый ему скит святого Иоанна Предтечи. В 1933 году он был пострижен в схиму с именем Иоанн.
Летом 1937 года он перешел из скита в монастырь и исполнял наряду с главным духовником монастыря отцом Ефремом послушание второго духовника.
В 1940 году в связи с военными действиями отец Иоанн вместе с братией был вынужден покинуть родную обитель и эвакуироваться в Финляндию. Там в местечке Паппиниеми (по–русски Поповка) был основан монастырь, который получил название Нового Валаама.
Кончина старца последовала шестого июня 1958 года. Похоронили его на кладбище Нового Валаама. Над его могилой стоит мраморный крест с мозаикой Спасителя.
Он был делателем молитвы Иисусовой, обладал удивительной кротостью. Его письма — лучший свидетель его святой духоносности.
Схимонахиня Ардалиона[6]
(в миру Анна Андреевна Игнатова) родилась 12 февраля (н. ст.) 1816 года в семье священника. Она была старшей из пяти детей. В 7 лет она лишилась отца.
Когда Анна выучилась читать, то страстно полюбила чтение. У своего деда, не взирая на его строгость, часто уносила из его домашней библиотеки книги, погружаясь в чтение на целый день, даже забывая о пище.
Когда в 1834 году Анна с паломниками прибыла в УстьМедведицкий монастырь, то не могла оторваться от святой обители и захотела остаться в ней навсегда. Вспоминая это время, схимница говорила впоследствии, что чувствовала тогда такую радость в сердце, такую легкость в душе, что «точно у нее были крылья».
В монастыре Анна проходила различные послушания: в огороде, на покосе, на клиросе, была золотошвейкой. Она была пострижена в рясофор с именем Алевтины.
Отсекая в себе привязанность к вещам, она неоднократно повторяла: «Еще в ранней молодости я стала понимать не только умом, но и внутренним глубоким чувством, что душа в час смерти разрывает все связи с земным миром, и как тяжело и трудно душе это разлучение, если в ней много пристрастных привязанностей к земным предметам. Чтоб легко было умирать, нужно прежде смерти умереть для всего, нужно уничтожить все земные пристрастия».
Духовного подвига матери Алевтины никто не видел, ничего особенного за ней не примечали, и мало было таких, которые могли понимать ее тайную жизнь. По принятии монашества в 1855 году она редко стала выходить из кельи. Иногда спрашивали ее сестры, отчего она никуда не ходит, мать Алевтина отвечала так: «Прежде я ходила чай распивать, а теперь чай не пью, и ходить по другим кельям незачем».
В 1859 году м. Алевтина приняла схиму с именем Ардалионы. После принятия схимы некоторое время м. Ардалиона жила в полном уединении, пока не сблизилась духовно с новопостриженной монахиней Арсенией (Себряковой). Переходя в ее келью, она, кроме двухтрех духовных книг, ничего не взяла с собою.
Скончалась схимонахиня Ардалиона 30 августа (н. ст.) 1864 года.
Игумения Арсения[7]
(в миру Анна Михайловна Себрякова) родилась 3 июля (с. ст.) 1833 года в семье помещика Донской Области Михаила Васильевича Себрякова.
С ранней юности у нее проявилось необычайное стремление к вопросам духовной жизни. В 17 лет поступила послушницей в УстьМедведицкий монастырь.
Там Анна предалась монашеским подвигам со всем пылом юной, стремящейся к Богу души. Она, несмотря на свое происхождение, проходила все послушания, в том числе самые трудные. Свободное от работы время она проводила в молитве и чтении святых отцов. Взяла на себя труд выучить наизусть всю Псалтирь.
В 1854 году Анна была пострижена в рясофор с именем Арсении. Через пять лет пострижена в мантию. В том же 1859 году Господь послал ей великое утешение: она, наконец, нашла себе духовную наставницу, которую так давно искала. Ей была монахиня Алевтина, принявшая схиму с именем Ардалионы.
Убедившись, как благотворно действует на душу учение схимницы, Арсения отдалась ей вполне, вскоре взяв ее и в свою келью. Так монахиня Арсения стала ближайшей ученицей и послушницей схимонахини Ардалионы. Таковой она оставалась до самой ее кончины.
В 1864 году м. Арсения была поставлена в игумении. В 1867 году заботами игумении было открыто в монастыре бесплатное четырехклассное женское училище с преподаванием в нем Закона Божьего, русского и славянского языков, географии, арифметики и русской истории.
В это же время игумения Арсения знакомится с творениями недавно почившего епископа Игнатия (Брянчанинова). Это знакомство буквально потрясло ее. С великой ревностью она принялась за изучение духовного наследия почившего святителя, прежде всего его «Аскетических опытов». Они, как писала она, сделали ей понятным путь духовной жизни.
Безболезненная и мирная кончина игуменьи Арсении последовала 21 июля (с. ст.) 1905 года.
Ангелы