После перенесенного гриппа никак не приду в себя. Странными волнами приступают ватные приливы: день лежу – день бодрюсь. На следующий день снова едва ползаю. А на носу командировка в Москву.
Аннапална немного соплива и поэтому три последних дня тоже дома, чтобы не расплескать остатки здоровья к моему отъезду. Это я к тому, чтобы было ясно: стервятники дербанят полумертвый полутруп своей матери не первый день.
Сегодня «полутруп» как-то совсем сдох. Лежу и пытаюсь дипломатически договориться со стервятниками, чтобы они хоть на полдня отвалили к бабушке и дали поумирать спокойно.
Аннапална, как обычно, в отказ. Клянется, что она нисколечко мне не помешает, что она будет сидеть тихонечко, будет сама себя развлекать, всё сама делать!
– Мама, я тебя не потревожу, только можно я останусь с тобой? Я только с тобой хочу быть всегда. ПАЖАЛУСТА. Можно, я полежу с тобой немножко?
Лежит пять минут с одной стороны, пять с другой, потом отползает и начинает нарезать круги по комнате. Возвращается со здоровенным насосом от вакуумных пакетов. Через полминуты я чувствую, что меня ласково гладят по спине. Насосом. Потом легкий массаж тычками. Потом, не менее ласково, насос гладит меня по голове и аккуратно стыкуется с моим ухом.
Видимо, стараясь меня не потревожить, мне пытаются вакуумировать мозг, чтобы меньше места занимал в голове, наверное.
В этот момент полутруп, мобилизовав последние силы, одной рукой выдергивает из уха насос, а второй хватает с тумбочки телефон – и Аннапалне таки назначается наряд к бабушке без права на апелляцию.
Последние несколько месяцев Аннапалну крайне занимают вопросы эволюции в рамках отдельно взятой ячейки общества.
– Мама, – допытывается она, – а вот в нашей семье кто произошел от обезьяны? Бабушка уже от обезьяны произошла или еще нет?
Я вздрагиваю, представив, что бы сказала на это бабушка и в какой восторг пришел бы дедушка. Торопливо уверяю, что бабушка произошла, это точно. И давно. Силюсь как-то обозначить масштаб времен на словах, на предметах, рисую какие-то временные отрезки на бумажках, но через пару недель Аннапална опять подкрадывается ко мне с животрепещущим:
– Мама, а твоя прабабушка в каменном веке жила или уже в обычном?
Отвозившему нас таксисту вообще-то надо было заплатить по двойному тарифу: у него психотравма.
Аннапална оповестила его, еще вторую ногу с улицы в салон не подобрав, про свой сегодняшний день рождения. Дядька попался приветливый, заквохтал умиленно:
– Ах, ох, – говорит, – ты такая большая! Тебе, наверное, десять лет исполнилось?
Аннапална раздулась как индюк:
– Нет, – отвечает, – только семь!
– А так рассуждаешь по-взрослому, как будто десять.
Тут я отчетливо услышала в голове у Аннапалны щелчок и поняла, что что-то щас будет. И точно! Аннапална наклонилась к моему уху и жарко зашептала:
– Мама, мама, можно я расскажу этому дяде про зачатие ребенка? Ну, пожалуйста!
– Не стоит.
– Ну мне очень хочется, ну можно?
Пока мы препирались, таксист веселился:
– А не хочешь ли ты нам, – говорит, – песню спеть? Стишок рассказать или сказку? Ну, давай, давай! Рассказывай, не стесняйся!
О, несчастный, наивный! В конечном итоге, я поняла, что мизансцена затянулась чрезмерно.
– Да фиг с тобой, – говорю, – вещай.
– Я знаю, как происходит зачатие ребенка! – торжествующе заорала вырвавшаяся на свободу Аннапална. – Я знаю всё про сперматозоидов!
– Научно-популярные фильмы на Ютубе, – буркнула я в качестве извинительного пояснения.
Таксист, надо ему отдать должное, в обморок не упал, несколько принужденно похмыкал.
– Ну молодец, – говорит. – Что же, эээ… но, кроме этого, есть еще много разных других интересных вещей, которые тебе предстоит узнать…
Повисла небольшая пауза. И тут вдруг Аннапална резко поворачивается ко мне и тоном кокетливой кокотки как гаркнет в лицо:
– Я горячая штучка! – и жеманно всхохотнула.
Фейспалм, фейспалм, ФЕЙСПАЛМ! И параллельно: «Обожечтоэто! Откудаэто?!»
– Аня, – взвываю я, – Аня! Что это, вообще? Ты о чем?
– Да это реклама, – поясняет ребенок, снова вернувшийся в безмятежность, кивая на билборд, мимо которого мы как раз проезжаем.
Таксист непроизвольно вжался в кресло и больше особо не выступал с анимацией. Мануал «Как безвозвратно потерять лицо за пятьдесят секунд».
Я ухитрилась адски травануться кальмарами. Кальмары тихо-мирно преставились в холодильнике, но я, задумавшись, заметила это не сразу.
Я, когда сильно задумываюсь, могу многое. В детстве мама хотела показывать меня за деньги в цирке как пример полного дисконнекта с реальностью, воспрепятствовала бизнес-плану только непрогнозируемость очередного эпизода. В общем, я безмятежно сожрала пару ложек, но тут-таки опомнилась: изысканный аромат дошел до нейронов. Выкинула кальмары, поужинала гречкой с мясным соусом. Через полчаса тем же покормила Аньку.
Еще через полчаса меня резко и отчетливо замутило. «Кальмары? – думаю, ныряя ласточкой в фаянсовое жерло. – Или всё же мясо? Кальмаров было чуть. А вдруг мясо? А мясо ела и Анька позже меня. А вдруг щас и ее накроет?»
Улучив минутку между подходами к «тренажеру», я ринулась за ничего не подозревающим ребенком.
– Анна! – кричу, бешено вращая глазами. – Быстро! Два пальца в рот! Блевать! Срочно!
Аннапална в ужасе заорала и бросилась спасаться бегством. Дальнейшее помнится смутно. Я пыталась склонить Аннапалну к целительной профилактической очистке желудка, но незадача в том, что дар читать научно-популярные лекции о физиологии человека сильно страдает, если реплики приходится перемежать отскоками к санитарному колодцу.
– Котик! – кричала я. – Послушай меня! Нужно вывести токсины! Чем дольше они находятся в организме, тем сильнее он отрав… – буээээээ!
Аннапална, которая до этого полчаса тихо-мирно сидела и крошила ножницами какую-то цветную хню, вдруг оказалась в эпицентре фантасмагорического смерча. Она, конечно, в панику, в отказ, реветь, отбиваться.
Я в ужасе, прямо вижу, как токсины вгрызаются в её нежные слизистые желудка, пыталась разжать ей челюсти насильно. Соседи вздрогнули, я думаю, не единожды. Содом и гоморра, слезы, сопли, крики, топот, уговоры, рёв и блёв.
В какой-то из моментов, когда мне снова пришлось отвлечься от риторики на очередной торжественный выход кальмаров, перепуганный, но не сломленный ребенок забился в угол кровати и заснул весь в слезах, поверх покрывала и не раздевшись. Так и спала до утра. Мясо, к счастью, ни при чем оказалось.
Тяжело с чокнутой мамашей.
Аннапална за ужином.
– Мама, давай поиграем в угадайку. Угадай, что я больше люблю: сосиски или творожный сыр?
– Творожный сыр.
– Правильно.
– А макароны или сладкое?
– Сладкое.
– Неправильно. А теперь давай поиграем про тебя: что ты больше любишь – деньги или меня?
Хвастается:
– У моей воспитательницы вот точно такая же собака, как на этой фотографии, вот такая же точно.
– Какая такая?
– Точно такая. Большая и белая. И мохнатая.
– Ну, какой породы-то?
Напряженно вспоминает и наконец выпаливает радостно:
– Балалай!
Впервые ходила на школьное родительское собрание. После основной части меня отвели персонально за локоток в сторонку и сообщили, что дочь моя, Аннапална, «кладет ноги на свой стол и красится помадой посреди урока», а также предъявили вещдок: листочек с тестовыми примерами по математике. Под напечатанным заголовком «Повторение» Аннапалниными каракулями было приписано сбоку: «Мать курения».
В ответ на расспросы Аннапална всё горячо и запальчиво отрицала, потом нехотя признала:
– Ну, это было всего-то один раз! И вообще я не клала ноги на свой стол!
– А куда клала?
– На соседний!
Аннапална, впавшая в образ жертвы, несправедливо обиженной и оскорбленно страдающей, глухим загробным басом сообщает:
– Мне кажется, что твои роды были бессмысленны.
Аннапална – жертва вируса. С викториной для второго класса в руках валяется в одиннадцатом часу ночи, задрав ноги. Режим всмятку, вестимо. Она демонстрирует, в частности, глубину познаний в сельскохозяйственной отрасли. Читает вопрос:
– Где у коровы накапливается молоко? – Задумывается.
– Нуу-у, – подбадриваю я, – чем корова теленочка-то кормит?
– А-а! – светлеет челом Аннапална. – Знаю! Дынем! – Ловит выражение моего лица и торопливо поправляется: – Ой! То есть вынем, вынем!
Обсуждаем с Анной планы на завтра:
– А на чем мы поедем завтра к Мане в Балтийск?
– Может быть, за нами приедет Юля, Манина мама. А если нет, то на автобусе.
– На авто-о-бусе… – И с воодушевлением внезапного озарения: – А может, на такси?!
– Такси, малыш, стоит в десять раз дороже, чем автобус, а смысла никакого.
– Да? – Хихикает. – А Юля сколько стоит?
– Юля бесплатно. Юля – только за любовь и хорошее поведение.
– У меня есть любовь, – решительно сообщает Аннапална, интонируя в конце предложения жирную и окончательную точку.
– Блин, ну и какого черта?.. – говорю я, обнаружив дыру на колготках Аннапалны.
Таких, понимаете ли, специальных балетных колготках с понтами, специальной балетной фирмы, за которыми я особо таскалась в танцевальный магазин. И вот после одного раза, сразу после покупки, белые колготки все чОрные и с уверенной дырой на колене.
– Ну, понимаешь, – невозмутимо объясняет Аннапална, – просто на балете я расстроилась и поэтому полезла под рояль…
Тянет, конечно, на жизненную стратегию. В любой непонятной ситуации – полезай под рояль.