– Ну? – равнодушный, лишённый любых намёков на эмоции, голос Коргёра словно вернул гному разум.
Бродденаур смерил взглядом боцмана, вальяжно рассевшегося на складном кресле у столика, и тяжко вздохнул.
– Говорил я тебе, нельзя ушастого в машинное ставить! – буркнул гном.
– Говорил, – согласился боцман и, поморщившись, спросил: – и что он опять натворил?
– Сходил в гости к саламандрам! – рыкнул вновь начавший распаляться гном. Гарни побледнел.
– Жив? – спросил он, поднимаясь со слишком маленького для его массивного тела креслица.
– Да что этому тапуту[24] будет! – отозвался гном, глядя снизу вверх на воздвигшегося в полный рост боцмана. – Обгорел, конечно, пока мои парни с него саламандр сгоняли, но жить будет. Дирк его подлечил чутка… Правда, теперь этот шебутной хафл требует сдать ушастого «настоящим» лекарям. Иначе, говорит, за жизнь этого дурного полуальва ручаться не сможет.
– Та-ак… – Орк на миг прикрыл единственный глаз, глубоко вдохнул и, кивнув машинному мастеру на выход из каюты, буквально выдавил несопротивляющегося гнома в узкий дверной проём. – К старпому. Доложишь ему сам, а пока идём, я тебя слушаю. Стоп. Свист!
На разнёсшийся по проходу рёв боцмана тут же явился, будто ожидал зова, мальчишка-человек, лет тринадцати-четырнадцати на вид, наряженный в выходную белую робу, невообразимо широкие чёрные клёши и натёртые до блеска туфли. Точно на берег собрался, пострел! Не поднимая на боцмана плутоватого взгляда серых глаз, вихрастый юнга замер навытяжку.
– Звали, боцман? – звонким голосом спросил он.
– Звал-звал, – орк окинул взглядом паренька и, хмыкнув, разразился потоком приказов. – Про ушастого уже знаешь? Замечательно. Значит так, ноги в руки и мухой в кубрик, вашему стармасу[25] скажешь, что мне нужны двое толковых матросов из вашей вахты для доставки раненого в больницу. Немедленно. Как довезут этого тапута, пусть выслушают докторов и тут же возвращаются на судно. Как выполнишь, дуй на берег, и чтоб к моменту схода санитарной команды на причале была коляска. Всё понял?
– Ага, – кивнул повеселевший юнга, уже было распрощавшийся с грядущим коротким отпуском на берегу, и моментально исчез в переплетении железных кишок-переходов трампа.
– Идём, Брод, – проводив взглядом шустрого мальца, орк кивнул машинному мастеру. – И рассказывай уже, как этот драххов полуальв оказался в гостях у саламандр.
– Как-как… – пробурчал гном, семеня следом за боцманом. – Как всегда, по глупости! Мы котлы заглушили и, как водится, начали проверку механизмов. Я отправил ушастого к промежуточной камере, чтоб осмотрел и проверил её на герметичность, а он, дурак, сразу обе заслонки отворил – и смотровую, и топочную! Естественно, саламандры из погасшей топки на свежий воздух полезли. Ему бы смотровое окно хоть рукавицей заткнуть, раз уж про аварийный рычаг не вспомнил, да ты ж знаешь придурка… ему, видите ли, в рукавицах несподручно, вот и получилось…
– Дела-а, – протянул боцман и, застыв перед каютой старшего помощника, решительно обрушил кулак на полотно двери. Та содрогнулась, но устояла.
– И зачем ломиться в пустую каюту, если вы знаете, что я сегодня на вахте? – раздался из-за спин гостей чуть насмешливый голос старшего помощника капитана. – А если бы я не зашёл за плащом, вы бы здесь до восьмых склянок куковали?
– Мейн[26] Гратт, – моментально развернувшись на сто восемьдесят градусов, Коргёр по привычке, въевшейся за годы службы на военном флоте, вытянулся перед старпомом во фрунт.
– Оставьте, боцман, – чуть заметно поморщился высокий и статный, но совершенно, можно сказать, насквозь гражданский человек. – Рассказывайте, что у вас случилось…
Коргёр, как ему показалось, незаметно ткнул гнома локтем в плечо, и тот, тяжко вздохнув, начал свой рассказ заново, но с куда большими подробностями… И чем дольше машинный мастер говорил, тем мрачнее становился старпом. К концу повествования гнома он всё же не выдержал и длинно, витиевато выругался на смеси доброй полудюжины восточных наречий. И было отчего. По идее, «Резвый Скечуа» должен был покинуть Пампербэй перед закатом, но происшествие с незадачливым альвом напрочь срывало этот план, а значит, возрастал риск не уложиться в сроки доставки груза. И ладно бы получатель был один, небольшую неустойку в рамках страхового пакта Нобарра хозяева трампа вполне потянули бы. Но получателей грузов, как и мест доставки, было несколько, а значит, возможная неустойка возрастала… в разы.
Понимающе переглянувшись с боцманом, старпом ожесточённо потёр моментально покрасневшее лицо и, скорчив кислую мину, молча направился к каюте капитана. Но едва боцман с машинным мастером дёрнулись следом, как старпом остановил их одним жестом.
– Мастер, возвращайтесь на пост. Боцман, на тебе доклад капитану после возвращения матросов из госпиталя, – коротко бросил он, и подчинённые тут же отстали.
Это утро выдалось на диво суматошным и… бессмысленным. Сначала выяснилось, что я умудрился проспать свой «будильник». Притерпелся, значит, к громыхающим за окном вагонам, сотрясающим моё жилище дважды в сутки. Пришлось отказаться от завтрака и, наскоро приняв душ, мчаться на работу. А добравшись до рыночной площади, я обнаружил, что моих обычных работодателей просто нет на месте. Да на площади вообще никого не было! Пусто.
Впрочем, о причине этого казуса мне даже голову долго ломать не пришлось. Холодный и колкий от льдинок дождь, поливавший Тувор всю ночь, с восходом солнца и не думал заканчиваться, да и ветер… В общем, если бы я не так сильно суетился из-за возможного опоздания и был бы более восприимчив к холоду, то мог и сам догадаться, что нынче рыночная площадь будет пустовать. И правильно! В такую погоду нормальный хозяин даже собаку на улицу не выгонит, что уж тут говорить о городских обывателях…
Пришлось мне разворачиваться и топать обратно. Всё равно до времени встречи с поставщиком ингредиентов делать было нечего, а в съёмной квартире меня дожидался недочитанный библиотечный том… и поздний завтрак.
В Пампербэй я… нет, не приехал. Прибежал аккурат к полудню, то есть на добрых полтора часа раньше, чем рассчитывал. Да, бегом я добрался до порта куда быстрее, чем на повозке, запряжённой двумя флегматичными и до жути ленивыми ящерами-чаберсами. И за такую скорость передвижения я должен сказать спасибо не только нынешнему, оказавшемуся поистине неутомимым, телу, но и своему странному телекинезу, позволившему совершать гигантские прыжки, вызвавшие у меня не только совершеннейший восторг, но и серьёзный приступ головной боли, оставивший после себя смутное понимание слова «гравитация» и не менее смутные образы закованных в несуразно толстые белые доспехи странных существ, передвигавшихся неуклюжими, но весьма длинными и высокими прыжками по серой унылой пустыне под чёрным, усеянным множеством ярких звёзд небом.
Впрочем, думается мне, что первые опыты по ускорению собственного движения телекинезом, в глазах возможных, но, к счастью, отсутствовавших на пустынной дороге наблюдателей, должны были выглядеть не менее смешными и нелепыми. Но я быстро приноровился, и уже спустя несколько минут мои движения пусть и не приобрели грациозность лани, но стали вполне естественными и… комфортными, что ли? Нет, в самом деле, мне было вполне удобно передвигаться по склонам подступающих к дороге холмов, длинными, не меньше перша, а то и двух, прыжками. Удобно и привычно. Честно говоря, я так увлёкся посетившими меня ощущениями, что не заметил, как добрался до портового городка, но быстро очухался и сбавил ход, после чего всё же убедился, что в такую погоду прохожих в Пампербэй, желающих поглазеть на скачущего по улицам синего носорога, так же мало, как и торговцев на рыночной площади Граунда сегодня утром. И хорошо. Или, как говорит Падди, «слава Многоликому»… кто бы он ни был.
Не то чтобы я опасался демонстрировать кому-то свои успехи на ниве постижения доставшихся от тела турса талантов, вовсе нет. Просто, как я успел убедиться за время жизни в Тувре, здесь не принято щеголять врождёнными расовыми способностями и умениями без насущной необходимости. Да и демонстративное применение магических приёмов тоже не поощряется. По крайней мере, среди горожан. Ну, так и зачем мне привлекать к себе внимание… в смысле ещё большее, чем достаётся этому синему телу обычно?
Портовая таверна, в которой Падди назначил встречу своему поставщику ингредиентов, встретила меня волной тёплого воздуха, пропитанного кухонными ароматами, и гомоном посетителей, которых, кажется, было лишь немногим меньше, чем обычно набивается в таверны Пампербэй по вечерам. Ничего неожиданного. Всё же и те гуляки, что шляются по портовому городку целый день, тоже должны где-то прятаться от накрывшего предместья бывшей столицы империи, ненастья. Так почему бы им не найти приют в здешних многочисленных кабаках?
Уже привычно игнорируя обращённые в мою сторону взгляды посетителей, я с интересом огляделся по сторонам, и почти разочарованно вздохнул. Это заведение практически ничем не отличалось от тех, что я уже успел посетить в Пампербэй. Такое же обширное помещение общего зала, низкий потолок которого подпирается толстенными, в мой обхват, деревянными столбами, те же узкие окошки-бойницы, сквозь мутные стёкла которых едва пробивается серый уличный свет. Массивные и длинные, грубые столы и лавки, вытертые до лакового блеска тканью матросских роб… Ну и, конечно, длиннющая стойка у дальней стены, за которой царит гордый хозяин сего заведения, зорко следящий за гостями и разбитными подавальщицами, что напропалую флиртуют с матроснёй, и того и гляди забудут о своих прямых обязанностях.
Хотя вру, до вечера ещё далеко, и настоящего веселья здесь пока не наблюдается. Матросов с заходящих в порт судов по дневному времени немного, больше местных. А те уделяют больше внимания горячей похлёбке в миске, чем приятным округлостям снующих меж столов по