валы, сносить ненужное и строить нужное. Надо будет ещё поговорить с Падди. Ушлый хафл наверняка знает, где можно нанять толковых сантехников для возведения нормальных ванных комнат…
Приготовленный в четыре руки ужин был съеден, но в моей высокой трёхпинтовой кружке ещё плескался вкуснейший чёрный эль, а в бокале Дайны, удобно устроившейся на брошенном у каминного зева пледе, мягко покачивался ароматный горячий глинт, которым она запивала острый и пряный сыр, кусочки которого тягала из отобранной у меня тарелки. Ну и ладно, мне под эль и сушёная кабанятина пойдёт. Хо-ро-шо…
– Грым, – лениво протянула орчанка, чуть ли не прижимаясь спиной к чугунной дверце пышущей жаром печки. – А ты в самом деле решил открыть винную лавку?
– Кгхрм… – Не найдя в кармане штанов ставшего привычным блокнота, я лениво огляделся по сторонам и, плюнув на всё, легонько топнул ногой по полу. На доске, не прикрытой пледом, появилась проявленная мною, словно выдавленная в дереве надпись. Аккурат рядом с Дайной. «Ага. На развес торговать буду».
– Вином? На развес? – прочитав моё послание, удивилась орчанка.
«И закуской. Холодной. Вроде того же пряного сыра и копчёностей». – Одна надпись сменила другую.
– Таверну, что ли, откроешь?! – изумилась Дайна.
«Питейное заведение, – уточнил я. – Эль, ром и закуски».
– А горячее? – непонимающе воззрилась на меня орчанка, и я вновь топнул ногой, проявляя на дереве свой ответ.
«Если только говядину… жареную… с кровью. Но её ещё доводить до кондиции придётся». – Сглотнув слюну, я обновил надпись на полу перед орчанкой.
– Говядину. До кондиции… Что там делать-то? Отрезал шматок, бросил на сковороду, пожарил и съел, – недоумённо протянула Дайна.
«Если бы всё было так просто и быстро…» Я вздохнул. «Не умеют здесь правильно мясо доводить. Всё норовят свежатину парную на огонь брякнуть. Неучи…»
– Покажешь-научишь? – с явным интересом в голосе спросила орчанка. Ну да, ничего неожиданного. За прошедшие три недели совместного ведения хозяйства я понял, что она большая любительница хорошо поесть. Как и я.
«И samogon гнать тоже научу. Обязательно», – заверил я подругу и, неожиданно для себя самого, широко зевнул. Спать пора… завтра будет долгий день.
Глава 4. Рассуждения и размышления
– Он странный, – проговорила Дайна.
Фари перевела взгляд с орчанки на суетящуюся внизу голубую махину, с лёгкостью тягающую тяжеленные дубовые столы по залу своего готовящегося к открытию заведения, и лениво кивнула.
– Зато добрый, – отозвалась она.
– Это да, – поудобнее устраиваясь в лёгком плетёном кресле, кивнула орчанка и, чуть помолчав, вздохнула. – Но его странности это не отменяет. Знаешь, он ведь меня даже ни о чём не расспрашивал. Ворвался, разломал клетку, сорвал ошейник… Без вопросов, без выяснений! Завалил золотом «в качестве компенсации», прикрыл своей спиной от пуль и магии. Спас. Приютил. И опять никаких расспросов. А подданство империи?! А дом этот?! И снова всё вроде как само собой разумеющееся!
– Разве это плохо? – индифферентно пожала плечами хафла, продолжая с интересом наблюдать с балкона за вознёй турса.
– Нет, но… странно же, – после небольшой паузы вновь повторилась орчанка. – Ты много знаешь разумных, что сделали бы столько для абсолютно незнакомого иноплеменника, при этом ничего не требуя взамен?
– Для иноплеменницы, – поправила приятельницу Фари.
– Какая разница! – отмахнулась та.
– Красивой иноплеменницы, – отвлёкшись от наблюдения за голубым гигантом, хафла перевела насмешливый взгляд на орчанку.
– Ты… да я… да как? – потемнев лицом от смущения, взвилась та. Фари же в ответ только шаловливо улыбнулась. Но в следующих её словах и интонациях не было даже намёка на веселье.
– Впрочем, что такого он сделал-то? – развела она руками. – Спас тебя от рабства? Так незадолго до этого он сам испытал на себе действие такого же ошейника. Ничего удивительного, что, увидев бедолагу, попавшую в такую же беду, он пришёл на помощь… Завалил золотом? Если ты про артефакты, так они не его вовсе были. «Компенсация» же, так? Про спасение и вовсе молчу. Какой смысл снимать с тебя ошейник, чтобы потом оставить на судне бывших хозяев? Так что и спасение с тонущего корыта было вполне логичным, согласись?
– Ну-у… – от ровного тона приятельницы Дайна успокоилась так же быстро, как и вспыхнула.
– Вот-вот, – с умилительной серьёзностью покивав, кроха-хафла ткнула в её сторону пальцем. – Или, может быть, он должен был тебя оставить одну на пустынном морском берегу? Зимой? Ночью? Продрогшую, истощённую, голодную и уставшую? Потому и приютил, да. И накормил, и спать уложил. Потому что, как говорит сам Грым, «мы в ответе за тех, кого приручили». Вот он и принял ответственность. Ну а то, что ты у него загостилась…
– А я о чём! – отозвалась её собеседница. – Именно загостилась. И он ведь не то что не выгнал, даже не намекнул ни разу, что я у него в гостях задержалась. Про подданство и покупку домов я и вовсе молчу. По-моему, это уже за пределами всякой доброты…
– Ну, положим, насчёт подданства это я вам подсказала, – протянула хафла и, на миг замолчав, со вздохом проговорила: – А с домом… не ты одна мечтала о собственном жилье. Месте, где всё своё и все свои… Я не знаю, что случилось с твоим прошлым домом, но Грым… Представь на минуточку, что ты очнулась в совершенно незнакомом месте, и ничего, вот совсем ничегошеньки, не помнишь и не понимаешь. Вообще. Вокруг совершенно непонятные и незнакомые разумные бормочут что-то на абсолютно неясном языке, а ты не то что понять их не можешь, собственного имени не помнишь, и даже отражение в зеркале вызывает только испуг и ни единого проблеска узнавания. И никто ничего не может тебе объяснить. Кто ты, откуда? Где твой дом и родичи… и есть ли они у тебя вообще. Представила?
– С трудом, – переводя взгляд с приятельницы на громыхающего внизу мебелью Грыма, протянула Дайна. – Хочешь сказать…
Хафла кивнула.
– Меньше года прошло, как Грым очнулся в госпитале Святого Лукка после удара по голове, полученного им во время беспорядков в доках, – проговорила Фари. – И как он сам шутит, память его до сих пор представляет собой головоломку, собрать которую не проще, чем слово «Вечность» из букв «ж», «о», «п» и «а». А ещё, до наших приключений с Пиккардийцем, любой осколок воспоминаний, всплывавший в его голове, вызывал у Грыма просто чудовищный приступ боли. В общем, ничего удивительного, что он пытается построить новую жизнь и найти хоть какие-то привязанности. Фактически синенькому пришлось начать всё с чистого листа…
– Он не рассказывал, – задумчиво проговорила Дайна.
– Мужчины, – с непередаваемыми интонациями отозвалась Фари. И в исполнении малявки-хафлы это прозвучало настолько забавно, что орчанка не удержалась от лёгкой улыбки, не оставшейся незамеченной её собеседницей, отчего та прищурилась и фыркнула. – Ну и того факта, что выпускать из виду такую красотку, как ты, наш Грым точно не хочет, мой рассказ не отменяет, да.
– Язва, – буркнула орчанка, вновь основательно потемнев щёчками.
– Нет, ну сама подумай! Где он ещё подходящую кандидатуру найдёт? – в деланом недоумении развела руками Фари. – Турсы в старой метрополии точно не водятся, клановых орчанок ваши мужики прячут, как сокровище какое… Альвийки разве что? Так синенький почему-то терпеть не может их породу. Фашистами остроухих зовёт. Что это такое, я не знаю, но явно не комплимент. А остальные тесного отношения с нашим горушкой могут и не выдержать. Физически… Разве что кто из больших звероподобных рас, но они тоже на острова носу не кажут. Тесно им у нас, видите ли. Да и барышни там… прямо скажем, на любителя.
– А ты откуда знаешь? – удивилась Дайна, забыв о собственном смущении.
– Зарисовки в альбомах деда видела, – со вздохом призналась хафла. – Походные. А рисует он хорошо, знаешь ли. Точно. В общем, поверь, подруга. Для Грыма ты – самый возможный из вариантов.
– Он мог бы съездить на родину, – буркнула та.
– Ты тоже можешь вернуться во Франконию, но почему-то предпочла получить подданство империи, – заметила Фари.
– Меня там никто не ждёт, – мотнула головой орчанка и, вздохнув, договорила: – Я бы вообще предпочла не вспоминать о тех местах.
– Вот и Грым… опасается, – кивнула хафла. – Кто знает, какие воспоминания ждут его драхх знает где? И будут ли они стоить того, чтобы добираться до родных мест через полмира?
– Боится, значит, – лишь из чувства противоречия протянула Дайна.
– И это тоже, – невозмутимо согласилась Фари. – Но заметь, других турсов в метрополии нет, а их юный соплеменник каким-то образом всё же оказался в Тувре, за тысячи миль от родных мест. Один. Велика ли вероятность, что его просто отпустили мир посмотреть? Или тому была какая-то другая причина? Изгнание, например. Или… смерть родичей?
– Ну, выкидывают же они своих детей в горы… – пожала плечами орчанка.
– В закрытые горные долины, фактически своеобразный сад для детишек, где для них, ввиду врождённых способностей и мощных животных инстинктов, нет никакой серьёзной опасности, – опровергла довод приятельницы Фари. – Да и вообще, Грым только-только начал осваиваться в своей новой жизни. Принял окружающий мир, победил сомнения и, по-твоему, он должен бросить всё и мчаться на край света ради новых впечатлений?
– Мне их и здесь хватает, – прохрипел неожиданно оказавшийся рядом с беседующими дамами Грым. И как только подкрался-то?!
– О, синенький! – с преувеличенным энтузиазмом в голосе встрепенулась хафла и хлопнула ресницами. – А мы тут… беседуем… о всяком…
– Слышал, – оскалившись в устрашающей, но определённо насмешливой улыбке, кивнул тот.
– Много? – улыбка Фари была бы куда приятнее… если бы не была такой натянутой.
– Всё фактически, – проперхал Грым и ткнул пальцем в сторону зала. – Акустика здесь пр-росто замечательная.
– А-а… э-э…
Пока хафла пыталась подыскать нужные слова, Дайна умудрилась бесшумно выбраться из кресла и уже было отступила во тьму коридора, когда синий хозяин будущего питейного заведения остановил на ней взгляд и укоризненно покачал головой. Миг, и в ладонь орчанки приземлился листок бумаги с выжженным на нём текстом, прочитав который, девушка облегчённо вздохнула. Корить их за перемывание косточек Грым явно не собирался.