«Отчёт о нападениях на одного юного беззащитного турса», – откликнулся я, привычно черкнув ответ меловой пылью по грифельной доске, стоящей на моём столике рядом с кружкой холодного освежающего кваса. Напитка, в Тувре прежде неизвестного, и, честно говоря, не пользующегося особым спросом среди посетителей «Огрова», что не мешает мне каждую неделю сменять опустевший бочонок на полный, настоявшийся в погребе. А что? Если уж я не могу есть обычный хлеб без плачевных последствий для моей «нежной» пищеварительной системы, то хотя бы так имею возможность насладиться хлебным духом.
– О, как!
Падди подманил телекинезом массивный стул, стоявший у барной стойки, и тот послушно подлетел под пятую точку мага. Усевшись, хафл водрузил локти на столешницу, сложил ладони в замок и, удобно устроив на них свой острый подбородок, с выжиданием уставился на меня. Молча.
– Ну? – не выдержал я, откладывая в сторону прочитанную стопку бумаг.
– Что? – изобразил недоумение Падди, отчего его брови устремились куда-то вверх под чёлку белобрысых волос, и даже серебристые конопушки засияли как-то подозрительно честно… Вот же актёр погорелого театра!
– Не нер-рвирруй меня, – рыкнул я на друга.
Тот хмыкнул и, затянувшись, выдул целое облако дыма, тут же окутавшее его почти непрозрачным облаком. А когда белёсое марево лениво поднялось к потолочным балкам, передо мной уже сидел не беспечный коротыш-хафлинг, мальчишка с вечной улыбкой на устах, а предельно серьёзный, сосредоточенный боевой маг, в котором уже ощущались отголоски той тяжкой силы, что постоянно сопровождает его деда, старого Уорри Берриоза.
– Ты ведь не думал, что я оставлю тебя разгребать эту кучу навоза в одиночку? – осведомился Падди, растягивая губы в улыбке. Вот только обычного задора в его оскале не было ни грана. Зато злого предвкушения хоть отбавляй!
– Почему нет? – пожал я плечами, старательно игнорируя столь резкие изменения в поведении хафла.
– Потому что я не хочу пропустить грядущее веселье? – изогнув одну бровь, ответил вопросом на вопрос молодой Берриоз и тут же, не давая себя перебить, добавил: – А кроме того, ты мой друг, синекожий! И моя семья перед тобой в долгу. Выбирай любой вариант – не ошибёшься. Итак. Когда мы идём бить морды?
Я вздохнул, потом ещё раз… Потом попытался найти спокойствие в переплетении потолочных балок. Не нашёл. Перевёл взгляд на застывшего в ожидании ответа хафлинга и, вздохнув в третий раз, махнул на всё рукой.
«Сегодня вечером, – меловая пыль скользнула по грифельной доске длинным росчерком. – Мы идём в гости сегодня вечером. После закрытия заведения».
– Вот и славно, – Падди расслабленно откинулся на спинку высокого барного стула и, радостно сверкнув глазами и конопушками, хлопнул в ладоши, после чего заорал на весь полупустой ввиду раннего времени зал «Огрова»: – Лима, беда моя рыжая! Тащи эль и перцовый гон! Я сегодня буянить буду!
– Не в мою смену! – Материализовавшаяся перед нами огненно-рыжая хеймитка вздёрнула носик и, погрозив хафлу пальчиком, приземлила на стол, заставленный закуской и выпивкой, поднос. – Будешь бузить, выгоню к драхху и больше на порог не пущу! Осознал, белобрысик?
– Проникся, – сворачивая пробку бутылки с гоном, весело ухмыльнулся Падди, вновь превращаясь в легкомысленного балбеса, и договорил, глядя преувеличенно преданным взглядом на суровую Лиму: – Здесь я буду тих и нежен, но только ради тебя, огненная моя!
– Балабол! – припечатала та и алым росчерком исчезла за барной стойкой.
Глава 5. Новости и безвести
Вечер мы встретили за тем же столом в «Огрове», трезвые как стёклышко, благодаря очищающим эликсирам из запасов Падди. Впрочем, вопреки громогласным заявлениям хафла, не так уж мы и гулеванили сегодня. Опустошили пару геллетовых бочонков флотского эля под копчёную кабанятину, опрокинули по флакону очищающего, да и разбежались по делам. Хафл умчался готовиться к вечернему рейду, а я встал за барную стойку, тем более что к обеденному времени в «Огрово» потянулись постоянные посетители из тех, кто не прочь переждать духоту летнего дня в прохладе просторного зала, с кружечкой лёгкого эля в руке. Всё же, хоть хеймиты и оказались весьма расторопными помощниками, на которых я мог спокойно оставить зал хоть на весь день, но сваливать на них всю работу, чтобы самому плевать в потолок было сподручнее, стало бы откровенным свинством с моей стороны.
Тем более что, в отличие от того же Падди, много времени на подготовку к ночному походу в гости мне было не нужно. Всего и дел – сменить одежду на более неприметную, крепкую и немаркую, нацепить подаренную Дайной кожаную сбрую с подмышечными кобурами и патронташами, да снарядить её соответствующим образом. Не то чтобы я был так уж уверен в опасности предстоящего визита, но кто его знает, как сложатся обстоятельства? Всё-таки сегодня нас с Падди ждала вовсе не лёгкая прогулка по вечернему Лаун-парку, да и интересующий меня господин своими действиями успел убедить в серьёзности его намерений. А раз так, то иметь пару внушительных аргументов в грядущем споре было бы не лишним.
Таковыми в моём случае выступили честно затрофеенные на давешнем трампе обрезы двух дробовых дросданов[44]. Не сказать, что я такой уж большой поклонник больших громыхалок, но обычные револьверы, даже те, что я отобрал у напавшего на меня тогда франта в шляпе, для моих грабок не очень-то подходят, а эти трёхствольные монстрики чрезмерного калибра, найденные мною на тамошней оружейной «выставке», удивительно хорошо ложатся в руки. Так что, если подумать, то у меня и выбора-то особого нет. Либо вооружаться этими шедеврами чьего-то сумрачного гения, превратившего ружья для охоты на особо крупную дичь в натуральные «траншейные мётлы»[45], либо идти в гости безоружным. И скажу сразу, второй вариант меня не устраивает.
Да, арифметика получается не в пользу обреза, если сравнивать его три выстрела с шестью револьверными, но, как показала практика, попадание револьверной пули я вполне переживу, а вот переживёт ли мой противник заряд свинцовой зерновой[46] картечи – это большой вопрос.
В общем, к походу в гости я был готов настолько, насколько это было вообще возможно в моей ситуации. Оставалось только дождаться Падди, накинуть поверх вооружения штормовку из тюленьей кожи и…
– Можем отправляться! – громко провозгласил ворвавшийся в зал хафл, отбросив на барную стойку даже на вид тяжёлый кожаный плащ.
Окинув взглядом так и сияющего оптимизмом младшего Берриоза, я не сдержал вздоха. М-да, и стоило так переживать о сокрытии оружия от чужих взглядов, когда рядом со мной будет такое вот…
Мелкий белобрысый был наряжен в лучших традициях здешних авантюристов. Надраенные до блеска чёрные сапоги с высоким голенищем и прочным «ухом» для защиты колена, в которые заправлены тёмно-серые бесформенные штаны. На широком «боевом» поясе из толстой буйволиной кожи, удерживающем несколько подсумков, тускло сияли перламутровыми «щёчками» револьверы в открытых кобурах, пристёгнутых к бёдрам тонкими ремешками. Торс, помимо рубахи в цвет штанам, укрывал прочный чёрный жилет с высоким, защищающим горло воротником и пара бандольер на плечах, набитых какими-то склянками. Не хватало только набора метательных ножей, закреплённых на предплечьях, да защитных налокотников. Венчала же всё это великолепие победившего милитаризма прикрывавшая белобрысые лохмы хафла кожаная широкополая шляпа с лихо «по-волонтёрски» загнутыми и пристёгнутыми к тулье полями. М-да, ему бы вместо шляпы бескозырку да станковый пулемёт в качестве прицепа, и можно отправлять героя на штурм дворца… Зимнего.
Под моим взглядом задорная улыбка, озарявшая лицо Падди, несколько померкла, а когда я принялся наворачивать вокруг него круги, и вовсе исчезла, зато появился подозрительный прищур. Несколько секунд мелкий сверлил меня взглядом, но всё же не выдержал.
– Что?!
– Кха… Не вижу метательных ножей и гр-ркхаанат, – отозвался я. Падди высокомерно хмыкнул и, схватив отброшенный им на барную стойку плащ, продемонстрировал рукава со слишком широкими обшлагами. Миг, и в ладони хафлинга сверкает серебристая рыбка небольшого ножа. Ещё миг, и она исчезла за обшлагом. Понятно. – Повтор-рюсь… А гр-р-ркаханаты?
– А это что, по-твоему? – Падди хлопнул себя ладонью по перекрещенным на груди бандольерам, и, усмехнувшись, с апломбом договорил: – Боевая алхимия, мой большой синий друг, будет посильнее обычных солдатских «толкушек». Уж поверь мастеру!
– Вер-рю, – прохрипел я. – Вот себе не векхр-рррю, а тебе вер-рю.
– Ну, подмастерью, – изобразил смущение белобрысый. – Чего ты к словам цепляешься?
«Снимай», – подхватив со стола грифельную доску, написал я.
– Че-его? – возмутился Падди. – С какой стати?!
«А как ты намерен идти по городу в таком виде? – в свою очередь рассердился я, отчего написанные мелом строчки вышли кривыми и косыми почти до нечитаемости. – Или хочешь собрать за нами хвост из всех добберов Тувра?»
– Ну, сюда же я дошёл, – пожал плечами мелкий.
«Граунд-хейл – не показатель, – отмёл я рассуждения хафлинга. – Здесь добберы и днём-то не бывают, а уж ночью! Тем более что до твоего дома от “Огрова” рукой подать. Так что не спорь и снимай свою амуницию».
В ответ Падди тяжко вздохнул, смерил меня долгим сожалеющим взглядом и вдруг приобрёл свой обычный, совершенно повседневный вид. Тёмно-синий костюм-тройка в почти незаметную тонкую полоску, начищенные до блеска остроносые щёгольские туфли и шляпа-котелок в тон костюму. Вот только лицо… Сейчас на меня смотрел не Падди, а какой-то совершенно незнакомый черноволосый и кареглазый хафл с острым носом-клювом и без единого намёка на серебристые веснушки на смуглой физиономии. Я мотнул головой, пригляделся и… Хафлинг передо мною как-то странно раздвоился. Словно кто-то наложил пару полупрозрачных изображений друг на друга, и теперь я видел одновременно и «боевой» и «цивильный» наряды белобрысого, просвечивающие один через другой и дрожащие лёгким маревом, от вида которого у меня уже через несколько секунд заломило в висках.