ебу и очередной малек сплевывает в ответ чем-нибудь гремучим, и тогда палуба под ногами подбрасывает наши задницы, а с соседнего дома с грязным облупившимся фасадом дождем сыплются стекла.
Отделение пехотинцев сопровождает пеструю группу. В центре ее возвышается улыбчивая штабная крыса-полуполковник из отдела по связям с общественностью. Холеная морда его цветет в обаятельной дежурной улыбке, идеально подстриженная ниточка усов, короткий образцовый ежик на голове, он как заправский экскурсовод показывает руками туда-сюда, и сопровождающие его пестро одетые гражданские послушно крутят головами. Журналисты. Кому-то еще интересно смотреть батальные репортажи с переднего края, сидя в безопасном уюте домашнего кресла, и взахлеб тыкать пальцем в голокуб: — «Смотри, смотри — этого убили. И еще одного! Смотри, как ракета пошла! Налей-ка еще пива!»
Стрелки из отделения охраны окружили группу со всех сторон. По двое впереди и сзади, по трое с флангов. Настороженно оглядывают окна через прицелы. Внимательно смотрят на нас — сброд без брони и оружия, в бронежилетах, испрещенных пятнами заплат.
— Взвод, смирно! — подает команду взводный, когда подполковник проходит мимо. Увлеченный, он не удостаивает нас внимания.
— Дамы и господа, — он сверяется со своим электронным планшетом, — вот в этом здании еще два дня назад находился штаб партизанского отряда «Красные муравьи». Вот тут и тут находились пулеметные точки. «Котята» — такие маленькие самоходные мины, пробрались прямо на их совещание и уничтожили всех, кто там находился. А через полчаса морская пехота — Третий батальон Второго полка — внезапной атакой с двух направлений окружил и уничтожил потерявших управление партизан. Как видите, здание почти не пострадало. Имперская армия не производит разрушений больше, чем это необходимо.
Он говорит, и сам себе верит. Рассказал бы я тебе, крыса, сколько разрушений производит Имперская армия, да ты все равно не поверишь, говнюк. Этих данных нет в твоих коммюнике.
— Подполковник, а сколько партизан было уничтожено в результате атаки? — спрашивает упитанный мужчина с круглым загорелым лицом.
Секундная заминка — гид сверяется с базой данных, недолго соображает, как дипломатичнее ответить: сказать, что уничтожено много и поголовно — нельзя, сказать, что отряд был небольшой и почти без боеприпасов — еще хуже, получается, морская пехота убивает безоружных. Это не согласовывается со стратегией завоевания симпатий. Свист с небес заканчивается грохотом взрыва. Снова дрожит палуба, и сыплются сверху стеклянные дождинки. На мгновенье улыбка подполковника становится резиновой, он быстрым взглядом оценивает расстояние до зоны огня. Тревожно охают дамы. Подполковник вновь берет себя в руки.
— Все в порядке, дамы и господа — наша авиация производит точечные удары. Ситуация под контролем. Отвечаю на ваш вопрос, сэр, — до двух взводов живой силы было уничтожено. Число сложивших оружие и взятых в плен сейчас уточняется, — улыбаясь, говорит он.
Группа деловито семенит дальше. Чуть позади ее топают нагруженные аппаратурой операторы, осветители, прочая техническая братия.
— А кто эти солдаты, подполковник? Почему они без оружия? — показывает на нас пальчиком особо въедливая особа, которая не без оснований полагает, что их водят за нос и, как всегда, вешают на уши лапшу.
И тут же все взгляды устремляются вслед за наманикюренным пальчиком.
— Это? — Крыса морщит лоб в раздумье. Кричит: — Бойцы, из какого вы подразделения?
— Третий взвод роты «Альфа». Третий дисциплинарный батальон, сэр! — вытянувшись, кричит взводный.
— А, штрафники. Преступники, — машет рукой полуполковник. — Прошу вас, пойдемте дальше, господа, у нас мало времени.
— Нет, подождите, подполковник! — не сдается дамочка. — Вы должны нам рассказать про дисциплинарные батальоны. Неужели в армии столько преступников? За какие преступления сюда отправляют?
Из группы технарей уже тянут шеи, внимательно вслушиваясь в происходящее. Берут ретивую журналистку на карандаш. Больше ты по передовой шляться не будешь, милочка. Писать тебе сплетни о сексуальных похождениях колониальных управляющих. СБ чутко держит руку на пульсе. Подполковник нервно смотрит назад, на соглядатаев. Пытается выкрутиться.
— Мисс Горн, это не уголовные преступления. Дисциплинарный батальон призван исправлять нарушения воинской дисциплины. Это не преступники в привычном понимании этого слова. К сожалению, задачи, выполняемые этим подразделением, специфичны и не подлежат оглашению. Все вы предупреждены о границах доступной информации. Прошу вас, впереди нас ждет осмотр позиций морской пехоты.
И «операторы» напирают сзади, ненавязчиво подталкивая вперед своих подопечных. Женские лица, как видения из потусторонней жизни. Отголоски волшебных запахов наполняют рты слюной. Неужто это все по-настоящему?
— Господин подполковник. Я бы хотела взять интервью у этого солдата, — раздается рядом со мной.
Высокая брюнетка в брючном костюме останавливается возле меня.
— Мне очень жаль, мисс… эээ… Каховски, но у нас мало времени.
— Ничего, я вполне могу пропустить часть программы, — отвечает брюнетка спокойно. — Карл, готовь аппаратуру.
— Мисс, самостоятельные передвижения по зоне боевых действий запрещены. К тому же я не смогу гарантировать вашу безопасность, — мямлит сопровождающий.
— Ничего, я подожду вас тут, — не сдается журналистка. — Вон тот часовой вполне справится с нашей защитой. К тому же, разве не вы уверяли нас, что здесь абсолютно безопасно?
— Подполковник, нам обещали показать передовую, — требовательно произносит кто — то из толпы.
— Действительно, офицер. Мы не можем вечно выдумывать подробности. Покажите нам войну! — поднимаются новые голоса.
— Мисс Каховски, мы вернемся через двадцать минут. Ожидайте нас тут.
Крыса отряжает одного из пехотинцев для охраны строптивой. Солдат отделяется от своих и занимает позицию у стены. Оглядывает улицу в обе стороны.
— Итак, дамы и господа, впереди вы видите воронки. Это следы от разрывов мин. Теперь вы видите, что нам противостоит прекрасно вооруженный и жестокий противник, а вовсе не те беззащитные дети, что часто изображаются на вражеских карикатурах… — Голос гида постепенно удаляется.
Из группы технарей на нас внимательно пялятся неприметные личности. Наконец, исчезают и они.
Бриджит Каховски спокойно разглядывает меня. Оператор за ее спиной устанавливает треногу с аппаратурой. Подбрасывает в воздух передвижные голокамеры. Крохотные жучки повисают, мягко жужжа.
— Вряд ли я смогу рассказать вам что-то интересное, мисс Каховски. А если и смогу, вы все равно не сможете это использовать, — говорю я, чувствуя себя чудом природы — на нас, не скрываясь, таращится весь взвод, не исключая конвоира.
— Будьте добры, — обращается Бриджит к конвоиру, — господин подполковник из штаба группировки разрешил взять интервью у этого солдата. Не могли бы вы отвести остальных солдат немного дальше? Нам нужно пообщаться наедине.
Конвойный кивает, даже не ухватив сути вопроса. Оглядываясь, бойцы плетутся к соседнему дому.
— Карл, ты тоже постой в сторонке.
— Ясно, Бри.
Запах ее духов будит внутри забытые ощущения.
— Знаете, Бриджит, вы по-прежнему здорово пахнете, — говорю зачем — то.
— Вижу, вы меня узнали. Как вас зовут?
— Ивен Трюдо, мисс Каховски. Третий взвод роты «Альфа» третьего…
— Это лишнее, — останавливает она. — Достаточно имени.
— Глупо звучит, но я рад, что вы сумели выбраться из лагеря, Бриджит.
— Это было что-то ужасное, — признается она. — Нас лапали все, кому не лень. Кормили раз в день какой-то баландой. По малейшему поводу били прикладами и ногами. Мы спали на голой земле. Я пробыла там целую неделю. Потом едва уговорила дознавателя связаться с пресс-центром группировки, только тогда нас вытащили. Мне кажется, что я пробыла там целый год.
— Война — жестокая штука, мисс. Вовсе не то увлекательное приключение, как вы пишете.
— Как странно. Мне даже не хочется вас убить, Ивен, — говорит женщина отстраненно.
— Так бывает, Бриджит, — заверяю я. — К тому же смерть тут — не наказание.
— Представляю себе, — говорит она.
— Не мелите ерунды, Бриджит. — Она удивленно смотрит на меня. — Вы не можете этого представлять.
— Вы так думаете?
— Уверен. Зачем вы решили поболтать со мной? Эти типы из Безопасности вам теперь из пресс-центра высунуться не дадут.
— Плевать. Все равно нам тут лапшу на уши вешают. Настоящая война где-то там, далеко от нас. Какая разница, откуда врать?
— Вам так хочется написать правду, Бриджит?
— Иногда, — тихо говорит она.
— Думаете, кому-то интересна эта кровавая грязь?
Она пожимает плечами.
— Надеюсь.
— И вы полагаете, что ваш материал пропустят? Не смешите меня, мисс. Зачем вы тут? Хотите отомстить?
— Откуда мне знать, — досадливо отвечает она. — Все так перепуталось. За что вас сюда?
— Убийство офицера, — говорю. И после паузы: — По неосторожности.
— Надеюсь, вы убили того, о ком я думаю, — тихо говорит она.
— Именно так, мисс.
— Есть в мире справедливость…
— Да бросьте вы. Нет ее, и не было никогда. А та, что есть, всегда за чей-то счет.
— Все равно я рада.
— А я рад, что вы остались живы, Бриджит, — говорю совершенно искренне.
Она смотрит на меня, задумчиво прикусив нижнюю губу. Изменилась. Сменила прическу. Кажется, чуть похудела. Похорошела. А может, просто для меня любая женщина теперь — богиня. Штрафники-женщины содержатся отдельно от нас. Я придумываю детали, которые толком не успел рассмотреть тогда, в темноте. Говорю почти неосознанно.
— Вы очень красивы, Бриджит. Нет-нет, это не домогательство. Часовой пристрелит меня, если я к вам просто прикоснусь. Просто там вы были похожи на сексапильную сучку. Сейчас — нет. Завидую вашему мужу.
— У меня нет мужа, Ивен.
— Хотите, я вам действительно расскажу чего-нибудь? Просто для интереса?