«Вот как просто!» — порадовался я.
Но сразу Крестьянникову не позвонил, решил немного подождать: вдруг случится заминка, а я раньше времени обнадежу человека. Ведь был только устный разговор с заведующим сельхозотделом, а над ним еще был секретарь обкома по сельским делам В.Н. Романов.
Как в воду смотрел: когда я позвонил Крестьянникову, он сообщил мне, что по решению обкома партии его переводят на другую работу. С повышением: начальником сельхозуправления в соседний район. Прекрасного хозяина — в чиновники. Видимо, другого способа снять головную боль в тот момент не нашли.
Не скрою, плохо я подумал и о Журухине, и о Гусаке и решил на этом поставить точку: Крестьянникова-то уже не вернешь. Но тут случай подвернулся. Позвонил мне главный редактор журнала «Урал» Валентин Петрович Лукьянин и сказал, что они вместе с сотрудником отдела прозы Анатолием Гущиным собираются пойти, по предварительной договоренности, на прием к секретарю обкома партии В.Н. Романову, и если я пожелаю…
Я пожелал, и мы пришли к секретарю обкома втроем. Разговор вышел беспрецедентно долгий — что-то около четырех часов. Говорили — вернее, пикировались — в основном я и секретарь обкома. Около четырех часов! Но если бы этот наш разговор был записан на диктофон и профессионально отредактирован, все его содержание уместилось бы не более чем на одной страничке машинописного текста.
Здесь для полноты картины необходимо сделать небольшое отступление.
Весной 1986 года к председателю Свердловского облагропрома Э.Т. Ясиновскому пришел безработный научный сотрудник Павел Васильевич Сафронов и попросил о содействии. Есть, мол, идея: внедрить в каком-нибудь одном из отстающих хозяйств такую форму организации труда, при которой производство мяса и молока быстро пойдет в гору и при том значительно удешевится.
Эдуард Тимофеевич за идею не ухватился, а мне позднее сказал:
— Идея хорошая, но ничего у Сафронова не получится!
— Но почему? Если идея хороша, то, может, стоит попробовать?
— Вы видели его трудовую книжку?
Трудовой книжки Сафронова я не видел, но про свою трудовую одиссею он мне рассказывал.
До того, как приобщиться к научной работе, он действительно сменил около десятка мест работы: был и главным агрономом, и семеноводом, но, по его словам, ни в одном хозяйстве не мог найти с начальством общего языка.
Впоследствии мы много общались, и я понял, что ничего иного не могло быть при том бескомпромиссном и сверх меры целеустремленном характере, которым был наделен этот человек, совершенно не желавший понимать, в какое время он живет.
Однако в Уральском зональном отделе ВНИИ экономики, труда и управления в сельском хозяйстве, куда он поступил в 1974 году старшим агрономом, Сафронов проработал более десяти лет. И был на хорошем счету.
Из служебной характеристики (1982 г.):
«Сафронов Павел Васильевич показал себя трудолюбивым, исполнительным работником, способным мыслить нешаблонно. За последнее время тов. Сафронов «заболел проблемой стимулирования труда работников растениеводства через достигнутые результаты в животноводстве».
В то время как грибы возникали подрядные звенья, отдельно в полеводстве и отдельно — в животноводстве. И как-то Сафронов поинтересовался выходом животноводческой продукции в том совхозном отделении, где, судя по показателям, успешно работал полеводческий подрядный коллектив. И поразился: высокие сборы кормовых культур почти не отражались на продуктивности животных. Та же картина открылась ему и в другом совхозе, и в третьем.
Тогда он исследовал производимые звеньями корма на предмет их сбалансированности по белку и переваримому протеину. И все стало ясно.
Изучив химический состав различных кормов, Сафронов пришел к выводу, что наиболее питательным, идеально сбалансированным по белку и сахарам кормом является правильно приготовленный сенаж из травяных смесей, который к тому же дешев в производстве. Но вот парадокс: при существовавшей тогда системе оплаты труда полеводческим звеньям как раз дешевые-то виды кормов, пускай и сверхпитательные, производить было просто-напросто невыгодно: на заготовке сенажа столько не заработать, как на зерне и кукурузе.
Сафронов предложил объединить кормозаготовителей и животноводов в комплексные подрядные коллективы. С оплатой труда по нормативу от суммы реализации.
«Предложенный автором метод окажет неоценимую помощь хозяйствам, руководителям подрядных коллективов в подборе наиболее выгодной структуры посевов кормовых культур», — это из отзыва заведующего отделением кормопроизводства УралНИИСХоза Г.И. Илларионова.
Пока Павел Васильевич разрабатывал свою методику, анализировал и размышлял, ему не мешали.
Осложнения начались после того, как Сафронов во весь голос, со свойственной ему категоричностью объявил о полной бесперспективности в условиях Среднего Урала разрозненного внутрихозяйственного подряда — детища института, в котором он, Сафронов, работал.
И вот в 1984 году явилась на свет новая характеристика, в которой было сказано, что решение вопроса организации комплексного подряда не выходит у Сафронова из стадии общих рассуждений, что ему (только что кончившему аспирантуру) недостает знаний, что он «не желает считаться с накопленным практическим опытом и игнорирует мнения и советы сотрудников института».
Вокруг Сафронова образовался вакуум, каждый его шаг теперь фиксировался. Другим сотрудникам УЗО разрешалось в рабочее время ходить в библиотеку, надо было только отметиться в книге ухода. Но стоило теперь Сафронову два раза сходить в Белинку, как его тут же уволили по 47-й статье. Появилась еще одна запись в трудовой книжке. А на его место приняли бывшую машинистку, только что кончившую сельхозинститут.
Весной 1985 года облсельхозуправление все же «разрешило» ему внедрять комплексный (сквозной) подряд в ряде совхозов, но никаких документов на этот счет не было оформлено, так что он являлся в эти совхозы как бы с улицы. Ну, и ничего, как следовало ожидать, не получилось. Категоричный, прямолинейный в суждениях экспериментатор сразу предлагал директорам сокращать посевы зерновых в пользу травяных смесей и изменить формы оплаты труда. А попутно убеждал их в том, что сложившаяся практика ведения хозяйства никуда не годится. Ну, где ж тут!..
Вот с Сафронова и начался мой нелицеприятный разговор с Валерием Николаевичем Романовым. Листая свежий номер журнала, в котором был напечатан очерк «Один в поле» («Урал, 1987 г., № 7), секретарь обкома сухо подытожил:
— Вот ваш герой противопоставляет сенаж из сеяных трав кукурузному силосу. А ЦК партии рекомендует нам больше сеять именно кукурузы. Вы же определенно держите сторону своего героя. Что ж, выходит, вы против линии ЦК?
— Но мой герой всего лишь пытался провести эксперимент, — возразил я, — в одном маленьком отделении самого отстающего в районе совхоза!
Секретарь обкома, судя по его внимательному, в упор направленному на меня взгляду, вроде бы меня слушал, но явно не слышал, если судить по его ответу:
— Нет, вы прямо скажите: вы что, против линии ЦК?
Короче говоря, на все свои вопросы я получил исчерпывающие ответы: сокращать посевы зерновых никто в угоду Сафронову не позволит, и вообще не следует увлекаться сеяными травами, не то кормозаготовители будут лениться выкашивать неудобицы, ведь с сеяными травами куда меньше возни, чем с естественными угодьями. Словом, есть «линия», и не о чем спорить. Что же касается личности Сафронова, то Валерий Николаевич из всех сил пытался убедить меня в том, что «не за того человека» я хлопочу.
И тогда я заговорил о Крестьянникове. Я задал секретарю обкома тот же вопрос, что раньше задавал секретарю райкома:
— Неужели даже такому заслуженному человеку, десять лет проработавшему председателем колхоза, орденоносцу, члену бюро райкома партии нельзя хотя бы немножко развязать руки? Хотя бы в порядке поощрения за хорошую работу?
У Валерия Николаевича уже был готов ответ:
— Вы говорите — развязать руки. Но как прикажете поступить с тем председателем колхоза, кто, работая вопреки установкам ЦК партии, провалит государственный план?
— То есть посеять дополнительно двести гектаров клевера означает, по-вашему, работать вопреки установкам ЦК? Каких-то двести гектаров, чтобы надаивать больше молока!
— Но ведь наша уральская погода, сами знаете, в любой год может подвести…
В эти минуты я видел перед собой не Романова. Передо моими глазами стояла русская красавица Надежда Клепикова. В резиновых сапожках, по щиколотку в дорожной грязи. Управляющая большим, с добрый колхоз, отделением. «На чем по полям-то ездите?» — «Больше на них…» — «Машины, что ли, нет? Ну, хотя бы грузовой?» — «Не-ет!..» Двести пятьдесят га на комбайн… «Сил не хватает все площади засевать и убирать…»
Что-то я такое сказал Романову, отчего лицо его побагровело и глаза гневно сузились. Но он взял себя в руки, и разговор продолжился:
— При развязанных руках у хороших хозяев наверняка больше шансов перехитрить погоду…— сказал я.
— Нет, я вас спрашиваю: как прикажете поступить с теми, кто завалит планы? Ведь если они возьмут на себя полную ответственность за результаты, то и спрос с них будет другой. — И в который уже раз: — Так что прикажете с ними делать?
— Обязательно, что ли?
— А как же! Если они провалят планы…
Представляю, как он (и такие, как он) разговаривал с руководителями хозяйств и даже с первыми секретарями райкомов партии, с тем же Рудаковым… Я, разумеется, не присутствовал при подобных разговорах, но из собственных уст профессора В.Ф. Трушина знаю, как он разговаривал однажды с этим выдающимся ученым, заведовавшим в то время кафедрой земледелия в Свердловском сельскохозяйственном институте. Между прочим, в свои студенческие годы Романов был учеником профессора Трушина и, по словам последнего, подавал большие надежды, пока не ушел из науки на партийную работу.
Так вот, году в 1970-м профессор узнал, что его ученик стал заведующим сельскохо