Лакей, стоящий на входе, взглянул на приглашения, которые показал ему мистер Левингстон и пригласил их пройти в зал.
Мистер Левингстон был владельцем одного из самых крупных издательств Нью-Йорка, а посему известной личностью в городе. Как только он вместе со своими дамами вступил в зал, его тут же окружили вниманием.
– Мистер Левингстон, добрый вечер! – первым обратился к нему лысоватый пожилой мужчина, который прохаживался около фонтана под руку с молоденькой девушкой, лет восемнадцати.
– Позвольте представить Вам и Вашим дамам свою дочь Нели. – Сказал он, сияя гордой отцовской улыбкой.
А девушка и впрямь была хороша. Ее вьющиеся светло-русые волосы очень выгодно кантрастировали с крупными карими глазами и темными, широкими бровями. Осанка Нели была безукоризненной, а ее тонкая шея изящно держала на себе миниатюрную головку с пышным пучком волос, закрепленном на затылке.
– Очень приятно, мистер Лангстер. – Ответил мистер Левингстон и улыбнулся очаровательной дочке незнакомца. Нели, в свою очередь, тоже улыбнулась и поклонилась дамам.
– Позвольте и мне представить Вам своих дам. – Сказал дедушка Джулии.
Это моя супруга, миссис Тресси Левингстон и внучка Джулия, а это миссис Скарлетт Ретт Батлер – наша гостья, южанка из Атланты. А это, мои прелестнейшие дамы – мистер Джон Лангстер, мой коллега, а если точнее, один из лучших оформителей нью-йоркских новостей.
Они прошлись возле фонтана, немного побеседовав с мистером Лангстером и его прелестной дочкой и тут же к ним подошли еще несколько мужчин, окруженных своими нарядными спутницами. Представления следовали одно за другим, и нетерпеливой Джулии вскоре это надоело.
– Дедушка, ты что, решил нас со всеми Нью – Йорцами перезнакомить? – Спросила она,
наклонившись к самому уху мистера Левингстона, чтобы никто из окружающих не смог ее услышать.
– Я думаю, что тебе, Джулия, это не помешает, ведь если мы начинаем выводить тебя в свет, лишние несколько знакомств окажутся всегда кстати.
– Но я все равно не запомню всех с первого раза.
– Главное, чтобы они тебя запомнили. – Многозначительно сказала миссис Левингстон.
Вскоре в Гильмор-Гарден стали появляться не только представители печати, но и сами устроители банкета, знаменитые французские артисты, режиссеры, постановщики и другая театральная публика.
– Посмотрите – воскликнула Джулия, – многие уже усаживаются в кресла и того гляди в амфитеатре не останется ни одного хорошего места. Пошли скорее туда, уже без пяти минут пять, и я думаю, что скоро на эстраде появится маэстро.
Джулия, не раздумывая, стремительно направилась к амфитеатру, увлекая за собой спутников.
Однако надежды молодой девушки не оправдались. Хоть через десять минут на эстраду стали выходить музыканты, занимая свои места, Оффенбаха среди них так и не появилось. Вместо него дирижировал оркестром чех Маречек, и надо сказать, дирижировал отменно. С эстрады звучала музыка Оффенбаха, перемежаемая короткими приветственными речами французского режиссера Марка Фурье, которому было поручено вести этот вечер, и в течение часа люди почти не вставали со своих мест и не подходили к столикам.
И вот, наконец, когда публика была уже порядком разогрета музыкой и приветственными речами, на эстраде появился Оффенбах. На маэстро был старомодный фрак с ленточкой почетного легиона и черные лаковые туфли на высоком каблуке. Взойдя на эстраду, он поприветствовал шумно встречающих его людей, слегка поклонившись, и тут же, небрежно опершись на пюпитр, повернулся спиной к публике, взмахнув своей дирижерской палочкой.
У Оффенбаха была внешность, которая оставляет неизгладимый след в памяти всякого зрителя. Он был небольшого роста, с крючковатым носом, изобличающим его еврейское происхождение, с живыми остроумными глазами неопределенного цвета, впалыми щеками и седеющими волосами. Ему было уже около шестидесяти лет, и он, страдая подагрой, ходил опираясь на палку и немного ссутулившись.
Маэстро порадовал публику несколько минут и снова удалился, уступив свое место Маречку. А потом в течение всего вечера вновь ненадолго появлялся на эстраде и дирижировал исполнением какой-нибудь «оффенбахиады» – попурри из своих веселых мелодий.
Вскоре засидевшаяся публика начала вставать со своих мест и подходить к столикам с угощениями. И, мало, помалу, среди гостей стали образовываться небольшие группы знакомых друг с другом людей, которые, оккупировав столики, пили и ели, перемежая это занятие веселыми разговорами. Одним словом, прием был в самом разгаре и Джулии уже не терпелось улизнуть куда-нибудь подальше от своих стариков, которые без особого восторга воспринимали все происходящее, лениво пожевывая сэндвичи и запивая их великолепным французским шампанским. Но вот, на какой-то момент музыка в зале стихла и на эстраду снова вышел Марк Фурье, обратив на себя внимание развеселившейся публики.
– Уважаемые леди и джентльмены! – громко произнес он с французским акцентом. – Позвольте предложить Вашему вниманию несколько веселых сочинений, написанных нашим театральным поэтом Энтони Буэно, а поможет ему в этом несравненная Глен Дилон. – И он галантно подал руку восходящей на эстраду миловидной блондинке в блестящем голубом платье, следом за которой шагал худощавый поэт Энтони Буэно с пышной шевелюрой кудрявых рыжих волос.
Артисты поклонились публике, и Марк Фурье объявил название их первого поэтического повествования.
– Итак, леди и джентльмены, Вашему вниманию предлагается «Парижский вор».
Приняв артистические позы, стоящая на эстраде пара вдохновенно, по ролям, начала читать историю, происшедшую с вором и его любовницей, которая считала его богатым византийским купцом. Потом они прочитали еще несколько комических произведений Буэно, заставляя хохотать до упаду всех собравшихся в зале.
После выступления артистов, снова заиграла музыка, и люди, собравшиеся возле эстрады, поспешили вернуться к своим столикам. И в этот самый момент Скарлетт заметила маэстро Оффенбаха, который в окружении нескольких солидных джентльменов направлялся к свободному столику с угощением.
– Джу, посмотри – шепнула она на ухо девушке, обожающей своего кумира.
– О! Невольно воскликнула та, увидев, как маэстро вместе со своими четырьмя спутниками усаживается за свободный столик.
– Миссис Скарлетт! Давайте подойдем вон к тому столику, видите, там как раз сидит мистер Лангстер со своей Нели.
– Зачем?
– Оттуда мы сможем послушать, о чем будет разговаривать маэстро со своими друзьями.
– Джу, ну для чего тебе все это нужно?!
– Но, миссис Скарлетт, пожалуйста! Ведь интересно же! Да в Филадельфии все умрут от зависти, когда я расскажу о том, что мне удалось побывать не только на выступлении Оффенбаха, но и подслушать, о чем он ведет беседы в кругу своих друзей!
Скарлетт покачала головой, подумав о том, какой Джулия, в сущности, ребенок.
– Дедушка, мы с миссис Скарлетт подойдем пообщаться с мистером Лангстером и Нели. – Сказала она мистеру Левингстону, и не успев услышать разрешения, тут же повернулась, обхватив Скарлетт за талию и повела ее в противоположную сторону.
– Мистер Лангстер! – Любезно воскликнула Джулия и очаровательно улыбнулась.
– Позвольте присоединиться к Вам на несколько минут.
– Пожалуйста, мисс Левингстон, Вы с миссис Батлер как раз кстати, да и Нели уже начала скучать в моем обществе.
Джулия уселась рядом с Нели, откуда она лучше всего смогла бы подслушивать разговоры с соседнего столика, а Скарлетт пришлось занять место рядом с мистером Лангстером. Немного побеседовав друг с другом и обсудив веселое чтение только что выступавших артистов, они выпили по бокалу шампанского за приятный вечер, а потом как-то само собой, их совместная беседа прекратилась. Джулия, наблюдая за Нели, вскоре поняла, что и та частенько посматривает в сторону соседнего столика, за которым сидел маэстро, и молодые леди, достаточно быстро обнаружив друг перед другом обоюдное желание пошпионить за мировой знаменитостью, стали вдвоем наблюдать за Оффенбахом, а мистер Лангстер завел беседу со Скарлетт.
– Похоже наших юных мисс кроме маэстро Оффенбаха ничего не интересует. – Сказал он, весело поглядывая на свою соседку.
– Похоже, что так. – Согласилась Скарлетт.
– А вон и еще парочка желающих поглазеть на маэстро, словно на диковинного зверя.
Взгляните-ка, миссис Батлер. – Мистер Лангстер движением глаз показал Скарлетт, куда следует взглянуть.
В это время, недалеко от столика, за которым сидел маэстро, остановилась пара молодых людей, и делая вид, что они рассматривают репродукцию, висящую на стене, искоса поглядывали в сторону композитора.
Да, нелегко быть знаменитым – сказала Скарлетт. – Посмотрите, как откровенно они его рассматривают, а ведь им кажется, будто они делают это совсем незаметно. Надо быть великим слепцом, чтобы не заметить такого пристального внимания к себе. И я думаю, что маэстро давно уже их заприметил.
– Конечно, миссис Батлер, я нисколько в этом не сомневаюсь. Но маэстро, увенчанный славой, давно привык к такому вниманию, а потому, никак на это не реагирует. Я не первый раз нахожусь вместе с ним на подобных мероприятиях и он, всякий раз ведет себя так, словно совсем не замечает восторженных взглядов, летящих к нему со всех сторон. И окружи его сейчас толпа поклонников плотным кольцом, и начни показывать на него пальцем, он по-прежнему будет продолжать прикладываться к бокалу с шампанским и премило вести беседы, невзирая на этот факт. Известность, миссис, мировая известность, чего только она не способна сделать с людьми! А Вы знаете, сколько денег он запросил с устроителей за этот банкет, благодаря своей известности?
– Понятия не имею! – Пожала плечами Скарлетт.
– Только не упадите в обморок! – Тысячу долларов за один вечер!
– О! Не может быть!
– Очень даже может!
В этот момент оркестр закончил играть свою очередную композицию и в образовавшейся тишине, нарушаемой приглушенными разговорами людей, до Скарлетт долетели слова маэстро Оффенбаха. Он поругивал американцев со свойственной ему злой иронией, которая довольно характерно проявлялась и в некоторых его музыкальных произведениях.