Два года спустя у входа в лавку «Сыновья Эвора, часовщики» в городе Кортолии появился маленький кортеж. Щегольски одетый молодой человек спросил, может ли он видеть Джориана. Силлиус, глава фирмы, ответил:
— Мой брат сейчас занят. Могу ли я узнать ваше имя и профессию?
— Я — Коринеус, сын Холдара, и я привез послание от Временного правительства Ксилара.
Брови Силлиуса полезли вверх.
— Подождите, мой добрый сэр, — ответил он и исчез. Вскоре он вернулся, сказав: — Я вас провожу.
Коринеус оказался в большой комнате, приспособленной под мастерскую. Столы были завалены инструментами и листами бумаги с чертежами и эскизами. В одном конце комнаты сидела статная, красивая женщина, нянчившая годовалого ребенка. В другом — Джориан, одетый в рабочий кожаный передник, возился с устройством из шестерен и рычагов.
Коринеусу понадобилась секунда-другая, чтобы узнать Джориана. Когда они встречались в Ксиларе, Джориан был гладко выбритым, смуглым и в тюрбане. Теперь же он был бородатым, светлокожий и простоволосый. Коринеус заметил, что он располнел, а его черные волосы слегка поредели.
— Ваше Величество! — наконец, воскликнул Коринеус.
Джориан поднял глаза.
— Клянусь железной палкой Имбала! — закричал он. — Что привело тебя сюда, Коринеус? Если ты собираешься увезти меня в Ксилар, чтобы отрубить голову, забудь об этом. Я принял соответствующие меры.
— Нет, ничего подобного, — сказал Коринеус. — У нас произошла революция, и мы отменили Регентский Совет, равно как и обычай убивать королей. Мы приняли новую конституцию, ограничивающую власть короля выборным парламентом. И мы хотим, чтобы ты стал нашим королем!
— Чтоб я утонул в помоях! — После паузы Джориан улыбнулся. — Передай, что я благодарю, но отказываюсь. У меня есть все, чего я мог пожелать. — Он взглянул на Маргалит, и та улыбнулась в ответ. — Скажи им, пусть найдут себе другого хлыща, достаточно разумного, чтобы отправлять публичные ритуалы, но не настолько умного, чтобы попытаться заполучить абсолютную власть.
— Король Джориан! Мой сеньор! — настаивал Коринеус, опустившись на одно колено. — Ты знаменит! Ты стал нашим народным героем! Рассказы о твоих приключениях — единоборство с драконом, разрушение Башни гоблинов, снятие осады с Ираза — достойны поэмы Файсо!
— Я вижу, что мифы о моих приключениях обрастают подробностями. Найди какого-нибудь поэта, чтобы записать их, и пришли мне один экземпляр. Это пойдет на пользу бизнесу.
— Бизнесу! — воскликнул Коринеус с отвращением. — Неужели после всех блестящих приключений жизнь ремесленника не кажется тебе скучной?
Джориан засмеялся.
— Вовсе нет, мой дорогой друг. Как ты когда-то заметил, я ремесленник в душе. Мы процветаем. Меня уважают коллеги-мастера, любят родные, я ем и пью вдоволь и даже отложил кое-что на черный день. Моя жена, ведя бухгалтерию, держит наши счета в порядке. Более того, сейчас я занят гораздо более захватывающей задачей, чем попытка выяснить, сколько нужно пробежать, чтобы лишить сил преследующего тебя дракона.
— Какой именно?
— Как сделать точные часы, приводимые в движение весом гирь, а не падающей водой. Я видел подобный механизм в Иразе. Мой младший брат Керин отправился на Дальний Восток, чтобы узнать секрет их неподражаемого изобретения.
Коринеус покачал головой.
— Не могу себе представить, чтобы человек, прошедший через такие рыцарские приключения, мог остепениться и вести скучную жизнь.
Джориан ответил:
— Поскольку я своей кожей почувствовал всю прелесть этих смертельно опасных приключений, то теперь мне есть о чем поговорить у камина. Но я их вовсе не искал; их послала мне богиня Элидора. Попадая в очередную переделку, я всей душой желал оказаться где-нибудь подальше. Сдается мне, когда человек за первую половину жизни столько раз был на волосок от смерти, он будет только рад, если вторая половина окажется спокойной, мирной и размеренной. По крайней мере, я так думаю.
— Неужели теперь, когда ты не рискуешь головой, тебя не привлекает честь и слава короны?
Джориан покачал головой.
— Может быть, привлекала бы, если бы я никогда не сидел на троне. Но мне с головой хватило пяти лет хождения в причудливых нарядах, просиживания на утомительных церемониях, выслушивания лживых доводов просителей и попыток собрать налоги в размере, достаточном для содержания королевства, но не чрезмерном, чтобы не вызвать бунта. Так что передай своему народу, что я польщен, но тверд в своем отказе.
— Но подумай о тех добрых делах, которые ты мог бы совершить!
Джориан улыбнулся.
— Этот довод приводит любой тиран, захвативший полную власть. Но судя по тому, что я повидал в мире, из планов улучшить участь людей редко получается то, на что надеялись их творцы, даже если их вдохновляли самые лучшие намерения.
— Значит, тебя ничто не убедит?
— Нет, ничто. Вашему парламенту придется обходиться без моей мудрости.
Коринеус опустил взгляд в пол.
— Я... я должен поблагодарить тебя... я выставил себя таким ослом при нашей первой встрече. Ты... ты мог бы по всей справедливости убить меня...
Джориан улыбнулся.
— Забудь об этом эпизоде. Когда я был на десять лет младше, я тоже совершал всяческие глупости. Но позволь задать вопрос: как ты, поклонник старых феодальных времен, оказался вовлеченным в народное революционное движение?
Коринеус смутился.
— По правде говоря, меня убедила Эстрильдис. Она сказала, что нет другого способа легализовать наш брак в Ксиларе. Она умеет убеждать.
— Знаю, — кивнул Джориан. — Как она поживает?
— Отлично, и мальчик — тоже. Она только... э-э, слегка располнела.
— Передай ей мои братские приветы.
— А где старый мальванец?
— Карадур — профессор в Оттомани, он занял место своего уволенного предшественника Абакаруса. Я имею... — Джориан хотел сказать «имею к этому некоторое отношение», но передумал. — Он зовет меня в Академию, читать курс инженерного дела. А что случилось с тем чиновником, Теватасом?
— Его повесили.
— Неужели? Признаться, меня это не слишком печалит. Как это случилось?
— Регентство предложило щедрую награду за возврат короны, но он потребовал для себя места в Совете. Веришь или нет, он жаждал стать главнокомандующим. Потеряв терпение, они сделали вид, что согласны, а затем, как только корона оказалась у них в руках, отправили его на эшафот, почти не утруждая себя юридическими процедурами.
— Таков конец всех обманщиков! — сказал Джориан. — А теперь выпей со мной бокал вина и отправляйся в Ксилар передать мои слова. Если человека, побывавшего в стольких местах, сменившего столько профессий и перенесшего столько превратностей судьбы, жизнь и научила чему-нибудь, так это тому, что уходить со сцены нужно вовремя!
Веер императора
На пятнадцатом году своего правления Цотуга Четвертый, император Куромона, сидел в Тайном чертоге своего Запретного дворца в прекрасном городе Чингуне. Он играл в сахи со своим закадычным другом Рейро-нищим.
Одни фигуры были вырезаны из цельных изумрудов, другие из цельных рубинов, а квадраты доски сделаны из оникса и золота. На многочисленных полках и столиках в комнате стояли маленькие статуэтки и прочие безделушки. Здесь были также самые разные шарики для игры: из золота и серебра, из слоновой кости и черного дерева, фарфоровые и оловянные, яшмовые и нефритовые, из хризопраза и халцедона.
В шелковом халате, расшитом серебряными лилиями и золотыми лотосами, Цотуга восседал на кресле красного дерева, подлокотники которого были вырезаны в форме драконов, глаза чудовищ сияли подлинными бриллиантами. Час назад император принял ванну, был умащен благовониями, но, несмотря на это и явно удачную игру, все же не выглядел довольным.
— Твоя беда в том, дружище, — заметил Рейро-нищий, — что в отсутствие реальных опасностей, которые могли бы вызывать беспокойство, ты придумываешь воображаемые.
Император не опровергал его. Тайный чертог для того и существовал, чтобы могущественный властитель мог общаться со своим приятелем, а тот — с ним, как простые смертные, без удушающего дворцового подобострастия.
Не случайно приятель императора Рейро был нищим. Ведь у нищего нет резона интриговать против императора или пытаться убить его, чтобы завладеть троном.
Цотуга был опытным правителем, но милостивым его не решился бы назвать никто. При этом он не отличался большим умом, и именно потому временами на него находили приступы ярости. В таких случаях он подвергал страшным карам своих приближенных. Затем, придя в себя, Цотуга раскаивался и иногда даже назначал содержание семьям неправедно загубленных. Он искренне пытался быть справедливым, но для этого ему не хватало самоконтроля и объективности.
Рейро давно приятельствовал с императором. Хотя нищий был совершенно равнодушен к искусству, если не считать случаев когда представлялась возможность стянуть и продать какую-нибудь изящную вещицу, он с удовольствием выслушивал бесконечные рассказы императора о своей коллекции, наслаждаясь роскошной дворцовой едой. За время дружбы с императором Рейро уже заработал двадцать фунтов.
— Да неужели! — воскликнул император. — Тебе хорошо говорить. Ведь не тебя по ночам навещает призрак собственного отца, угрожая страшными карами.
Рейро пожал плечами.
— Ты знал, на что идешь, когда решился отравить старика. Это входит в правила игры, дружище. За то, что ты приобрел, я бы охотно перенес сколько хочешь ночных кошмаров. А как выглядит старый Хэрио в твоих видениях?
— Все тем же гнусным тираном. Я просто вынужден был умертвить его — ты знаешь, — потому что иначе бы он развалил империю. Но не вздумай распускать язык.
— Все, что я слышу от тебя, не выходит за пределы этих стен. Но если ты думаешь, что о судьбе Хэрио никто не знает, то обманываешь себя.
— Я полагаю, об этом догадываются. Хотя в случае смерти правителя всегда подозревают, что дело нечисто. Как говорил Дохай, для робкой птички любая ветка змея. — Но, — продолжал император, — это не решило моих проблем. Я ношу под одеждой кольчугу. Я сплю на мат