Я снова перевожу взгляд на зависший в воздухе ботинок. Может, удастся достать? Я залезаю на перила ограждения, но нога в носке скользит по отполированному металлу, и я падаю. Хотя мне известно про эффект иллюзии, мое тело все равно реагирует так, будто я лечу в смертельную пропасть. От ужаса у меня вырывается слабый крик.
Я больно падаю на экраны, и под моей тяжестью они начинают мерцать. Я поднимаю взгляд. Никто ничего не замечает. Команда лаборантов, одержимо полирующих экраны, слишком поглощена своей задачей. Я поднимаюсь и делаю шаг. Потом еще один. Я иду по фальшивому небу, и каждое движение кажется неестественным, разрушающим иллюзию, которую они строят для Евы. Я протягиваю руку и подхватываю потерянный ботинок.
– Брэм! – зовет отдаленный голос. Я оглядываюсь по сторонам и никого не вижу.
– Брэм! – снова зовут меня, пока я обуваюсь. Голос кажется знакомым.
– Брэм! – кричит Вивиан. Или мой отец? Возможно, оба. Я поднимаю взгляд. Они видят меня. Игра окончена. И теперь меня ждут неприятности.
– БРЭМ!
Я подскакиваю на постели. В голове сумбур.
– Брэм! – Вивиан Сильва стоит в изножье кровати. – Дурной сон? – спрашивает она, пока я пытаюсь выровнять дыхание.
– Да, из тех, что как будто наяву. Так бывает, когда не помнишь, как заснул, – объясняю я.
– Это мои любимые, – отвечает она, пробегаясь пальцами по металлической спинке кровати. – Порой такие сны – единственное спасение от реальности. – Она выглядит обеспокоенной. Я никогда не видел ее такой взъерошенной, ей это не свойственно.
– Твой отец – сложный человек. – Она резко меняет тему разговора, избегая смотреть мне в глаза.
Я знаю мисс Сильву очень давно, с тех пор как она наняла моего отца на работу и мы переехали в Башню, но в последнее время мы почти не видимся. Конечно, она очень занята. Ответственность за предотвращение вымирания человечества сделала ее самой влиятельной фигурой на планете. Ей подчиняются правительства, кланяются королевские особы, ее побаиваются религиозные деятели. Добиться встречи с ней практически невозможно, так что вряд ли общение со мной важно для нее. Сейчас мы не так близки, как раньше, но я все еще могу почувствовать, когда что-то не ладится.
– Я знаю, иногда он ведет себя…
– Как психопат, – перебиваю я, чего раньше никогда не делал. Не думаю, что многие позволяют себе такую дерзость.
– … неподобающим образом, – спокойно продолжает она. – Иногда его поступки неуместны, гнев неуправляем, и то, как он обращается с тобой, неприемлемо. Но он просто пытается справиться с тем напряжением, которое мы все испытываем. К сожалению, тебе как его сыну достаются физические последствия этих сумасшедших нагрузок.
– Да, и доказательство тому – мои многочисленные шрамы. – Я трогаю повязку на лбу.
Вивиан отводит взгляд, как будто ей совестно видеть меня таким.
– Ты знаешь своего отца лучше, чем кто-либо, Брэм. Он привык все контролировать, его жизнь должна быть спланированной и предсказуемой. Когда случаются сбои или непредвиденные события, ему трудно смириться. Особенно когда это касается тебя, Брэм. – Она взмахивает рукой, и включается аудиозапись. Звучит голос Холли. Мой голос, каким его слышит Ева.
– Мой отец… все контролирует. У нас сложные отношения.
Вивиан снова проводит рукой, останавливая запись.
Я уныло опускаю голову, мне стыдно. Мало того, что я нарушил протокол, так еще открыто критиковал отца, зная, что за нами наблюдают.
– Полагаю, нелегко слышать такие слова от собственного сына. – Вивиан пытается оправдать отца. – К тому же они потенциально опасны для Евы.
– Я знаю. Простите, – искренне говорю я. – Такого больше не повторится.
– Надеюсь. Потому что это недопустимо, – командным тоном произносит Вивиан. Теперь она больше похожа на женщину, которую я знаю. – Это предупреждение, Брэм. Не от твоего отца, а от меня. Я не буду играть с тобой в игры. Я не буду тебя бить. Но, если ты еще раз нарушишь протокол, последствия будут серьезными и для тебя, и для Хартмана. Это понятно?
– Да, мисс Сильва, – покорно соглашаюсь я. Веду себя, как набедокуривший школьник перед директрисой.
– Как только ты восстановишься, тебя отведут обратно в общежитие, и сегодняшний инцидент не станет предметом обсуждения. – Вивиан подходит к двери, и та автоматически открывается.
– Отдыхай, мой мальчик, – говорит она, исчезая в Куполе за матовой стеклянной дверью. Никогда еще Вивиан так со мной не разговаривала. За годы управления этой махиной она стала холодной, но даже в самом толстом льду бывают трещины.
17Ева
Мой шаг легче, но решительнее, когда после ужина я поднимаюсь по лестнице к себе. Все эти дни надо мной висела тяжесть, но теперь, когда я проводила мать Нину и сумела поблагодарить ее, чувство вины и печаль отступили. Во мне возрождается надежда.
Вопросы, которые накапливались в последнее время, вдохновляют меня двигаться вперед. Так же, как и моя Холли. Я все отчетливее осознаю, насколько ценю эту дружбу, и какое это удовольствие быть рядом с ней. Мысли о Брэме меня не покидают, и для начала я хочу выяснить, что происходит в этом здании.
Именно с таким настроем я подхожу к своей кровати и лезу под подушку.
Я достаю мамину тетрадку, кончиками пальцев поглаживая кожаную обложку. Открывая ее, перечитываю первое письмо и перехожу к следующему.
Я бывала здесь раньше. Но не с девочкой, а с мальчиком. На самом деле мальчиков было семь. Мне грустно говорить об этом, но каждый из твоих братиков умер в утробе. Я родила их всех и оплакивала, пока держала на руках хрупкие тельца, прежде чем их забирали у меня. Мое сердце разрывалось от боли. Горе переполняло меня. Я не состоялась как мать, хотя мне и не дали возможности побыть матерью. Я не имела счастья менять подгузники, беспокоиться о прикорме, слышать, как мои дети говорят, что любят меня. Я не знала ничего, кроме удручающего чувства потери.
Наша мечта о детях стала казаться несбыточной, хотя никто не мог сказать твоему отцу и мне, что происходит и почему мы вынуждены так рано прощаться с этими крошечными душами. Мы потеряли всякую надежду. Мы больше не могли рисковать, ожидая, что опять случится то же самое. Мое тело сочли негодным и бесполезным, поэтому в госпитале меня списали, отправили в утиль, как старую машину с неисправным двигателем. Мы сказали, что больше не будем и пробовать, пусть все остается как есть. Я бы не выдержала еще одной смерти. Еще одного «такого» взгляда акушерки во время очередного сканирования. Еще одних бесплодных родов. Я чувствовала себя слабой, несчастной и пустой. Я знала, что должна отпустить эту мечту.
Это было нелегко, но как только мы приняли решение, я почувствовала облегчение от того, что меня больше не гложет тоска. Мы с твоим отцом еще больше полюбили друг друга, что раньше казалось невозможным. Он любил меня, несмотря на мои несовершенства и неудачи. Он любил МЕНЯ. Мы были счастливы. Очень, очень счастливы.
Месяц назад я пошла к врачу. Меня мучили раздутый живот, жжение в грудях, перепады настроения, легкая тошнота. Многие из моих подруг проходили через эту «перемену», так что я приготовилась списать свои недуги на возрастные проблемы, но меня тревожила мысль, не больна ли я, и хотелось знать наверняка.
Я так смеялась, когда доктор вручила мне тест на беременность – твой отец говорил, что слышал мой смех из приемной. Я послушно помочилась на полоску и вернулась к врачу, не дожидаясь результата. Я даже передала ей тест с таким видом – мол, «это же нелепо». Я не ожидала, что она скажет: «Да, так я и думала» и отправит меня на ультразвук, но именно это и произошло.
В тот момент я почувствовала страх и тревогу, и мы вместе с твоим отцом отправились на диагностику. Снова беременна. Я плакала. Как и твой отец. Для нас обоих это стало потрясением. А потом мы оба долго смеялись, обнявшись, не в силах поверить, что это произошло нежданно-негаданно. Мы восприняли это как подарок свыше.
Я затаила дыхание, пока врач ультразвуковой диагностики водила зондом, поглядывая на экран. Я готовилась к худшему, потому что уже проходила через это, знала, как разом исчезают надежда и радость, когда звучит неизбежное: «Мне очень жаль».
Но палочка все скользила внутри меня, пока врач набивала на клавиатуре цифры и проводила измерения.
У нее вырвался почти комический вздох изумления. – Я скоро вернусь, – вдруг разволновалась она. Зонд выпал у нее из рук и приземлился на пол. Мы с твоим отцом в замешательстве смотрели друг на друга. Не похоже было, чтобы она собиралась сказать мне, что плод умер. Все казалось каким-то особенным. Так оно и было. Пять минут спустя еще четыре врача вошли в кабинет и наблюдали за повторным сканированием.
– Видите? – спросила она, глядя на них.
Все повернулись ко мне и твоему отцу. Выражения их лиц не описать словами. Честно говоря, я никогда не забуду их отвисшие челюсти.
Наконец Вивиан вышла вперед и представилась, а потом сказала что-то вроде: «Удивительно, миссис Уоррен, но вы ожидаете девочку!».
Твой отец чуть не упал в обморок, а я просто плакала. Наверное, виноваты гормоны. Нас не отправили домой, а попросили остаться на несколько дней, чтобы провести дополнительное обследование. Учитывая мою историю и факт гериатрической (черт, не выговоришь) беременности, я согласилась без малейших колебаний. Все это случилось месяц назад, и с тех пор я не выходила отсюда. Меня не принуждали остаться. На самом деле я сама сказала, что не возражаю против регулярных тестов и надлежащего ухода. К тому же в городе творилось что-то невероятное. Однажды твой отец хотел пойти домой, чтобы забрать какие-то вещи, но на улице его встретили толпы людей, желающих поговорить с ним, и все расспрашивали обо мне и тебе. Мир сошел с ума. Думаю, мы счастливы здесь. Это безопасное место, и Вивиан оказывает неоценимую помощь, следит, чтобы мы ни в чем не нуждались.