– Как бы ты поступила на моем месте? – Нотки мольбы в моем голосе заставляют меня содрогнуться. Я хочу услышать мнение Холли.
– Я не могу ответить на этот вопрос.
– Но ты всегда знаешь ответ. – Потрясенная, я поворачиваюсь к ней.
– Нет, не всегда. – Она хмурится.
– Серьезно? Ты можешь быть весьма убедительной, – взвизгиваю я. – Вспомни, во что только ты меня ни втягивала за годы нашей дружбы.
– Ева!
– Ты будешь это отрицать? – парирую я.
Она выглядит немного обиженной и смущенной. – Я никогда не заставляла тебя делать то, чего ты не хочешь, Ева… Разве не так?
– Так. Пожалуй. – Я не хочу ее обидеть, и я хочу легко подтолкнуть ее плечом, чтобы убедиться, что она не сердится. – Но у тебя всегда есть свое мнение.
– Тут совсем другое дело. Ты сама должна принять решение. – Она по-прежнему хмурится. – Это твой выбор. Твое тело. Я… не могу себе представить, как все это может выглядеть.
– Что – наука или половой акт? – Я краснею. Не потому, что меня смущает выбор, который предстоит сделать, но потому, что я обсуждаю Возрождение с моей Холли.
И опять у меня перед глазами его лицо и мускулистое тело, блестящее от пота. Я не думаю, что решение оказалось бы для меня таким сложным, если бы речь шла о нем. Хотя, возможно, сам факт моего разочарования тем, что не он предложен в партнеры, должен помочь мне вынести вердикт. Я знаю, что у меня есть долг перед миром, но никто не заставит меня испытывать чувства к кому-либо. Если я встречу претендента номер три и в душе ничего не колыхнется, это меня расстроит. Если же он вызовет у меня отвращение, я просто сойду с ума.
В воцарившейся тишине Холли тянется рукой за спину. И достает кубик Рубика – такой же, как тот, что я оставила в комнате.
– Откуда это у тебя? – спрашиваю я, оглядываясь назад и раздумывая, скоро ли явится Вивиан, чтобы устроить мне разнос и утащить обратно. А, может, они предпочтут попросту отключить Брэма.
– Все в порядке. С этим можно. Он мой.
– О! – Я понимаю: она бы не смогла держать мой кубик. Ее кубик такой же, как она. Вроде бы здесь, но на самом деле его нет.
Холли смеется – так же громко и свободно, как еще недавно в моей комнате.
Мне нравится этот смех.
– Я подумала, что он поможет очистить разум. Это место в облаках, твой глупый маленький гаджет… то, что надо.
Я чувствую, как мои губы невольно дергаются, складываясь в улыбку, и хмурое лицо разглаживается.
– Но тебе нельзя до него дотрагиваться, – предупреждает она строгим голосом, хотя в глазах мерцают искорки. Она довольна своей находчивостью.
– Ой, а как же быть? – У меня перехватывает дыхание.
– Просто будешь говорить мне, что делать, – объясняет она, облизывая губы и напряженно вглядываясь в кубик, предельно сосредоточиваясь на задаче. – Ты же знаешь, я в этом деле профан.
– Теперь у тебя есть шанс, – поддразниваю я.
– Я делала это раньше, помнишь? – Ее голос взлетает на октаву в знак протеста.
– Только потому, что предусмотрительно сняла все наклейки и смухлевала. – Я смеюсь, чувствуя, что наклоняюсь к ней всем телом.
– Но я ведь получила то, что хотела, не так ли? Иногда небольшой обман полезен.
– Тебе стало хорошо от этого? – Меня удивляет его ответ.
– Было хорошо, пока ты не догадалась и не заставила меня признаться. Даже нажаловалась на меня Матерям, – добавляет она, притворяясь обиженной.
– Ты потрепала края наклеек. Я видела, что ты сделала, и, конечно же, все знала. – Я помню тот взгляд на ее невинном лице, когда однажды я уличила ее в обмане, а потом смотрела, как мать Табия строго выговаривает ей за это. – Представь, какое блаженство ты испытаешь, если выиграешь по-честному.
– Ты не забыла, что это всего лишь игрушка? – Она вскидывает брови.
– Ты будешь гордиться своим успехом.
– Ладно, давай проверим твою теорию, – соглашается она, поднимая в воздух разноцветный кубик.
– Отлично. – Я улыбаюсь, впитывая глазами палитру цветов, пока мой мозг соображает, с чего лучше начать. – Положи правую руку на верхнюю грань и поверни ее влево один раз…
Бестолковая Холли прокручивает сразу две верхние секции кубика вместо одной.
– Нет! – кричу я, сдерживая смех. Смеюсь я над собой, потому что у меня внутри все подпрыгивает от волнения из-за ее ошибки. Возможно, она права, и мне нужно помнить, что это всего лишь игрушка. – Возвращайся туда, откуда начали.
Она послушно выполняет мою команду.
– Вот так. – Я продеваю руку под ее локоть, и моя правая ладонь зависает над ее ладонью. Я сгибаю пальцы, как будто держу кубик, и повторяю инструкцию, показывая, что надо делать. – Теперь поверни кубик кругом, чтобы желтый цвет этой грани оказался внизу и… – Я демонстрирую.
Она понимает и крутит кубик. – Три желтые полосы в ряд! – раздается ее восторженный возглас.
– Ты действительно обманщица, если считаешь это достижением, – хихикаю я, смахивая с лица упавшую прядь волос и откидывая ее назад, в сторону от Холли.
Она скользит мимолетным взглядом по моей обнаженной шее, и я замечаю неуловимое обиженное движение ее губ, прежде чем она снова сосредоточивается на кубике.
Тело покалывает от ощущения этого нового уровня близости и жаждет большего.
Я снова осторожно продеваю руку сквозь ее локоть, чтобы мы могли продолжить игру, но на этот раз не говорю ни слова. Просто показываю движения пальцами.
Она мастерски копирует их, подмечая все нюансы манипуляций, и ловко собирает кубик.
Пусть между нами стоит молчание, но мы общаемся на каком-то совершенном ином языке.
Я чувствую ее.
Знаю, это звучит нелепо, но я действительно чувствую. Сейчас, когда наши руки переплетены, а тела ближе друг к другу, чем обычно, мы обмениваемся новой энергией.
Я ощущаю каждый ее вздох, каждую мышцу, имитирующую мои движения, и знаю, что она так же, как и я, улавливает перемену. Это не мои фантазии. Это реальность. Я знаю, что она тоже это чувствует. Это возбуждает, дразнит и пробуждает во мне необъяснимый голод.
Я хочу ее.
Мне не нужны слова, чтобы описать наши общие мысли или трепет у меня в животе от близости ее тела.
– У нас получилось, – тихо говорит она, глядя на собранную головоломку. Никто из нас больше не думает об игре.
Мы молчим.
Мои мысли сосредоточены на волне тепла, разливающейся по правой половине тела. Тепло настоящее. Долго дремавшие чувства пробуждаются, они здесь, и никто не разубедит меня в этом.
Проходит время. Секунды или часы – понятия не имею.
– Мне пора. – Она постукивает пальцами по верхушке кубика и вскакивает на ноги. Она хочет сказать что-то еще, но в последний момент останавливается. Постукивая по полу танкетками сандалий, она шагает к выходу.
– Я приняла решение, – кричу я, глядя на облака у меня под ногами. – Я выбираю науку.
Мне не нужно оборачиваться, чтобы убедиться в том, что ее уже нет.
20Ева
Какое-то время я еще сижу на Капле, пытаясь успокоиться и убедиться, что на щеках не осталось румянца после нашей встречи.
Встреча…
Во мне поднимается необычное пьянящее чувство, теплое и пушистое. Мне нужно время, чтобы переварить его, насладиться им, но и подавить, пока не появится возможность поразмышлять над неизбежностью печального исхода. С чем я буду тянуть до последнего. Я должна выбрать науку, потому что не выдержу близости с претендентом номер три, не испытывая такого чувства. Как его ни назови.
А пока я сосредоточиваюсь на божественных видах, открывающихся передо мной. Это зрелище я стараюсь никогда не принимать как должное. Жизнь под облаками, откуда я вижу землю во всей ее красе, вдохновляет и подстегивает меня. Зелень полей, иногда мелькающая вдалеке, синева неба – все это так манит. Наполняет меня любовью к матери-природе, несмотря на то, что она уже показала свой характер – а, возможно, демонстрирует силу и то, что она могла бы с нами сделать… Она тут хозяйка, с этим не поспоришь. Как бы мы ни пыжились, нам не удастся пойти против ее законов. Если только она сама этого не захочет. Разве плохо, что я начинаю находить в этом утешение?
Удар колокола напоминает мне о том, что пора приступать к дневным занятиям. Сегодня это садоводство. Холли не посещает этот класс: иногда реальность и иллюзия просто несовместимы. Действительно, странно было бы видеть ее на уроках, где воспитывают уважение к земле, прививают заботу о живом мире, где своими руками можно вырастить новую жизнь. Я не возражаю против ее отсутствия, потому что, копаясь в саду, все равно забываю обо всем на свете. Для меня любой физический труд – лучшее лекарство. И сейчас он нужен мне, как никогда. А уж меньше всего мне хочется, чтобы рядом болтались другие Холли.
Мать Кимберли уже ждет меня, когда я появляюсь на своем участке за пределами Купола. В других садах Матери выращивают фрукты и овощи, которые нам подают за столом, но этот клочок земли принадлежит только мне. Он утопает в цветах: розы, нарциссы, лаванда, клематисы, дельфиниумы, маки – чего здесь только нет. Я берусь за секатор и обрезаю отцветшие бутоны и пожелтевшие листья.
– Ты хорошо себя чувствуешь? – спрашивает мать Кимберли. Уютная в своей полноте, она вытаскивает из-под навеса два коричневых складных стула и присаживается на один из них. Она, как всегда, в темно-синих рабочих брюках, кремовой хлопковой блузке и кроссовках. Короткие рыжие волосы вьются вокруг ушей, а усталость скрывается во влажных голубых глазах, обычно сверкающих радостью. Губы, на которых я привыкла видеть улыбку, плотно сжаты. Она выглядит разбитой. Должно быть, недавние события здорово подкосили и Матерей. Пройдет много времени, прежде чем утихнет боль потери и жизнь вернется в прежнюю колею. Если такое вообще возможно.
Я тяжело вздыхаю.
Она кивает в ответ. Сочувствие разливается на ее розовощеком лице, и губы снова складываются в прямую линию. – Я слышала.
– Я не хочу даже смотреть на этого претендента, не говоря уже о том, чтобы позволить ему прикоснуться ко мне. – Я убираю сморщенные, так и не распустившиеся бутоны роз, тем самым направляя жизненные силы куста на те, что выглядят здоровыми. Я учусь выращивать жизнь.