е быстрее. Команда Кетча наверняка уже пробирается к тому месту, куда выходит желоб. У меня будет совсем мало времени.
Я поднимаю голову и вглядываюсь в километры трубы, оставшиеся позади. Никогда не думал, что воспользуюсь этой штуковиной. Хотя желоб, конечно, лучше, чем Перчатка.
Что-то врезается в меня. Ударная волна холода обрушивается на макушку, простреливая шею и спину. Я хочу кричать от боли, но у меня перехватывает дыхание, когда ледяная мгла поглощает мое тело.
Следующая панель аварийного освещения мигает желтым, и я вижу, что желоб наполовину полон воды. Это ненормально.
И не предвещает ничего хорошего.
Мое тело горит, когда я погружаюсь в жидкую среду, и спуск резко замедляется. Пути назад нет: желоб гарантирует путешествие в один конец с единственным выходом. Как и Перчатки, не все желоба на Башне находятся в рабочем состоянии, как выяснилось после сегодняшних учений. Некоторые из них объявлены небезопасными и подлежат ремонту. Теперь я знаю, почему.
Вода поднимается до уровня груди, пока я продолжаю скользить вниз. Вот уже и уши под водой, и я чувствую, что двигаюсь еще медленнее. Сердце бешено колотится. Далеко ли выход? Как долго я смогу задерживать дыхание? Хватит ли ширины трубы, чтобы пробираться вплавь? Все это мне предстоит проверить на собственной шкуре.
Дальше все происходит очень быстро. Желоб снова уходит вниз, обматываясь вокруг Башни, и я полностью погружаюсь под воду. Все так же, вверх тормашками. В воде скорость движения падает.
Я вытягиваю руки вверх и пытаюсь плыть, но локти упираются в стенки трубы. Я могу лишь работать ногами, чтобы хоть как-то продвигаться вперед. Этого должно быть достаточно. Да и ничего другого мне не остается.
Я открываю глаза, и боль становится невыносимой. Сокрушительной. Такое ощущение, будто жидкость в глазных яблоках тоже вот-вот схватится льдом.
Я брыкаюсь. Да, так тело быстрее расходует запасы кислорода, но я не сдамся без боя.
Я хватаюсь пальцами за стенки, помогая стесненным в движениях ногам тащить меня вдоль трубы, пробивая ледяную корку.
Я слышу, как бьется сердце. Его стук эхом отдается в голове, как будто в черепе живет барабанщик. Ритм становится все быстрее. Быстрее. Грохот разносится по трубе.
Я должен погрузиться еще глубже. Это против всех инстинктов: находясь в воде, всегда хочется всплыть, но, если я это сделаю, мне уже никогда не выйти отсюда. Они оставят меня гнить здесь. Я должен двигаться дальше. У меня только два варианта: либо выбраться, либо умереть лишь в попытке сделать это.
И вдруг я вижу это.
Спуск становится ровнее, и, делая крутой изгиб, желоб переходит из вертикального положения в горизонтальное. Впереди появляется еще одна панель желтых огней, на этот раз в кольце зеленых.
Зеленый – это хорошо.
Зеленый – это выход.
Сердце рвется из груди, адреналин бушует в венах. Я случайно выпускаю немного воздуха. Пузырьки уплывают прочь, похожие на крошечные спасательные плоты.
У меня получится. Я должен это сделать. Я изо всех сил работаю ногами в ботинках, полных воды, каждым ударом сокрушая стенки желоба. Грохот уносится вперед, подобно сонару указывая мне путь к спасению.
Я хватаюсь за стенки и пытаюсь двигаться быстрее, но пальцы скользят по ледяным наростам. Я чувствую биение пульса в шее, мое тело изнывает от жажды кислорода.
Зеленые огни маячат впереди, освещая мутную ледяную воду, но в глазах начинает темнеть, и картинка становится размытой. Я цепляюсь за стены, впиваясь ногтями в обледенелую обшивку трубы. Внезапно все вокруг блестит и искрится, как будто в толще воды рассыпаны бриллианты, или глубоководные микроскопические живые организмы испускают свет.
Как это прекрасно – терять сознание. Какое умиротворение.
Крупная ледышка врезается мне в голову. Удар болезненный, но на мгновение он возвращает мне сознание. Я могу разглядеть очертания выходного люка, до которого рукой подать, но ноги уже не слушаются. Мое тело отключается, пытаясь защитить себя от холода. Пальцы тоже бесполезны.
Я дрейфую, как мертвый спутник, затерянный в космосе.
Зеленые огни манят. Люк совсем близко. Я моргаю и чувствую, как кристаллы льда трескаются и уплывают из моих глаз. В центре круглой дверцы прямо передо мной горят красные лампочки, освещая металлический рычаг. Я пытаюсь вытянуть руки. Они подчиняются, но неохотно, и еле шевелятся. Огни растворяются, цвет блекнет. Теперь это просто белый свет на серой двери.
Мои пальцы царапают металл. Покалывание пробирается вверх по руке. Я перебираю пальцами, но никак не могу ухватиться за рычаг – не хватает каких-то нескольких миллиметров. Оставшийся в легких воздух обжигает гортань, умоляя выпустить его наружу и заменить глотком чистого свежего воздуха.
Это конец. Мои последние мгновения. В голове свободно и неспешно кружат мысли, в остатках подсознания всплывают какие-то образы.
Отец.
Мама.
Хартман.
Ева.
Купол.
Кубик Рубика.
Ева.
Я на краю Капли, свесив ноги.
Ева.
Ева.
Ева…
Тело отдает мышцам последние крохи энергии. Тепло разливается внутри. В глазах чернеет, но вдруг вспышкой мелькает ее лицо, и я в последний раз вытягиваю руку. Пальцы цепляются за рукоятку, и, когда воздух вырывается изо рта облаком пузырьков, я что есть силы дергаю рычаг на себя и проваливаюсь в небытие.
36Брэм
В легких пожар. Я никогда не чувствовал их раньше, и жалею, что чувствую теперь. Я плыву по маленькому дворику в потоке ледяной воды, которая вырвалась вместе со мной из плена желоба. У меня нет сил бороться с течением.
Вокруг темно, даже черно, а, может, просто зрение ко мне не вернулось. Я почти уверен, что отключился. Последнее, что я помню, это как под водой тянулся к рукоятке люка.
Я болтаюсь на поверхности воды лицом вверх, подо мной глубина с полметра. Каждый глоток свежего воздуха приносит с собой облегчение и агонию, смешанные в равных долях. Зрение все еще размыто и бесцветно, но я различаю исполинскую Башню ЭПО, нависающую надо мной. В последний раз я видел ее под таким углом еще мальчишкой. Попадая в Башню, оттуда уже не выйти, если в этом нет необходимости. И если только тебя не выкинут силой.
Я моргаю и делаю несколько глубоких, обжигающих вдохов, забывая о боли и наслаждаясь притоком кислорода. Вместе с цветовым зрением постепенно возвращается слух. Тишина сменяется назойливым звоном. От него болят уши, но, прежде чем мне удается его прогнать, ему на смену приходят другие звуки – глубокие, ритмичные, повторяющиеся.
Голоса. Скандирующие голоса.
Я собираю остатки сил. На полное восстановление нет времени. Я, как могу, выравниваю дыхание, но надо еще изловчиться и встать на ноги. Я должен выяснить, куда меня занесло, и убраться как можно дальше от Башни. Кетч наверняка уже идет по следу, и я не сомневаюсь, что беспилотники вот-вот прорвутся сквозь гущу облаков и обнаружат меня.
Я переворачиваюсь и заставляю себя встать на колени, когда что-то цепляет меня под мышками и поднимает в воздух, как тряпичную куклу.
– Это один из них! – гремит зычный голос. Когда чья-то лапища тычет в мою насквозь промокшую униформу, я вижу очертания вздымающейся толпы. Я поднимаю несфокусированный взгляд на тех, к кому он обращается, кому принадлежат скандирующие голоса.
Фриверы.
Яростная толпа протестующих как будто разрастается, меня поднимают над головами, с ликующими криками передают друг другу, словно выставляя напоказ. Я замахиваюсь для удара, но кулак прорезает воздух. Я повторяю попытку и получаю в ответ смешки. Между тем чужие кулаки молотят меня по ребрам снизу – один удар приходится в живот, выбивая из меня дух.
– Прихвостень ЭПО!
– Преступник!
– Свободу Еве! Свободу Еве!
– Убейте его!
– Свободу Еве!
Мужские голоса скандируют вокруг. Я полностью во власти фриверов. В какой-то момент руки, удерживающие меня над толпой, начинают рвать на мне одежду, тянут во все стороны. Руки повсюду – они царапают кожу, выкручивают конечности. Меня как будто скармливают львам. Нет, я сам угодил им в пасти.
Какой-то грязный оборванец, пытаясь стянуть с меня мокрый ботинок, спотыкается и падает на землю. На вид ему лет пятьдесят пять, судя по морщинам на лице.
Морщины? Ко мне вернулось зрение!
Я замахиваюсь свободной ногой и металлическим носком ботинка бью прямо в челюсть мускулистому фриверу, вцепившемуся в другую мою ногу. Зубы разлетаются во все стороны, и во внезапном переполохе, вызванном моей атакой, у меня появляется удобный момент. Это мой единственный шанс. Я должен бороться.
Мои ноги свободны, и я, не колеблясь, пускаю их в ход, первым делом беру в захват голову молодого фривера – он с виду мой ровесник, но вдвое крупнее. Когда толпа пытается оттащить меня, я использую движущую силу этой массы, чтобы столкнуть парня в воду, лицом вниз. Чем туловище больше, тем сильнее падение.
Толпа теряет равновесие, и все заваливаются следом за ним, ослабляя хватку на мне. Я тоже лечу в воду, но уже в следующее мгновение я снова на ногах, и мои кулаки готовы к бою.
Мужчины медленно поднимаются, и я впервые так близко вижу их лица. Это совсем не то, что разглядывать крупные планы на экранах реалити-мониторов в общаге, когда они протестуют у стен Башни. Здесь все настоящее. Я чувствую запах спутанных бород, пропитанных потом одежд. Я вижу страсть в налитых кровью глазах, ненависть ко мне и всему, что я представляю. Нет, ко всему, что я когда-то представлял.
Стоя перед десятком мужчин, за которыми сотни других, я вижу за их спинами Башню. Ее гладкий металлический каркас, неприступные бетонные стены. Она уродлива – что внутри, что снаружи. Впечатляющая, но уродливая. Здесь, прямо перед собой, я впервые вижу что-то настоящее. Людей, которые борются за то, во что верят, за то, что я пока еще только начинаю понимать. За правду.
– Постойте, – обращаюсь я к ним, поднимая руки. – Я не тот, за кого вы меня принимаете. Я не один из них.